– Что они сказали тебе? – невзначай задался вопросом Вех уже перед сном, когда родители Рокси давным-давно ушли, стол с едой был убран и в квартире был наведён порядок.
– Когда именно? – недопоняла Рокси.
– Перед уходом.
– Совершенно ничего особенного. Говоря проще, пересказали мне все твои слова. Заявили, что наш семейный конфликт прекращён и мы снова живём в мире. Ещё добавили, что если у меня или у тебя возникнет желание встретиться, то они всегда готовы организовать вечер и в целом ждут нас обоих в гости двадцать четыре часа в сутки.
– Это хорошо. Устала?
– От чего?
– От всего. От суматохи. Сумасшедший дом.
– Нет, не устала. Я не работаю и не ношусь по всему городу, как ты. Мне, наоборот, скучно. С бы удовольствием вышла на какую-нибудь работу, лишь бы дома дни не просиживать. Я с Центра Социальной Адаптации так никуда и не устраивалась, на попечении родителей жила.
– Успеешь наработаться, Ро. Теперь тебе нескоро выпадет возможность поработать, и это я не только про твою беременность говорю. В городе продолжается нестабильность и по-прежнему бушуют беспорядки.
– Вот бы побыстрее это всё прекратилось… Не хочу, чтобы он провёл первые месяцы жизни в хаосе. – Она указала на свой живот, который успел стать чуть более бугристым.
– Не успеет, – судорожно усмехнулся Вех. – К тому времени всё поправится.
III.
Ничего не поправлялось. Вернёмся из прошлого в настоящее. Прошла ровно неделя с момента кинопремьеры. Суббота. Субботняя Уборка была восстановлена, что в умах жителей посеяло картину окончательного наведения порядка. За две недели грязи собралось очень много, и роботам приходилось отдуваться вдвойне, дабы вернуть город к прежнему чистому облику.
Но не тут-то было. Сразу после Субботней Уборки, перед полуднем, произошло то, что по своей мощи и вседозволенности переплюнуло любые беспорядки и митинги вместе взятые. В общем, все информационные ресурсы Сети оказались полностью взломаны, равно как и все средства массовой информации. По радио верещал, с интервалом в две минуты, заранее записанный и искажённый до неузнаваемости голос, агитируя следующее: «Семь суток мы, простые граждане, пострадавшие от неслыханного происшествия в день объявленной кинопремьеры, пытаемся выяснить правду и достучаться до высших эшелонов власти, до Правительства и Министерств. Семь суток мы, безоружные, но волевые люди, выходим на улицы и площади, требуя отыскать виновников и применить в отношении них заслуженное наказание. И уже семь суток на нас никто, кроме Надзора и иных вооружённых сил, не обращает никакого внимания и не оставляет нам никакого выбора. Также имели место быть неоднократные случаи самого настоящего обстрела мирных протестующих. Исходя из этого мы можем сделать вывод, что органы государственной власти либо пытаются замять это дело, а потому игнорируют и подавляют любое сопротивление, либо вовсе являются инициаторами страшного фильма и имеют на народ свои собственные корыстные планы. Несмотря на истинность того или иного варианта, терпение граждан давным-давно лопнуло, а доверие к Правительству – утеряно, вследствие чего мы объявляем полномасштабный штурм здания Министерства Культуры сегодня в семь вечера и приглашаем всех людей, глубоко оскорблённых властью, к нему присоединиться. Кажись, Правительство позабыло, на ком и на чьей поддержке оно зиждется, и поэтому пора нам ему напомнить, как следует напомнить. У Правительства было семь суток. Теперь у него – семь часов».
По телевизору показали примерно то же самое, только немного подсократив убедительную речь. В Сети при заходе на любой сайт соединение висло и обрывалось, и на весь экран всплывало окошко с призывом штурмовать Министерство Культуры. Устранить взлом смогли лишь через полтора часа.
Вех, когда на собственной шкуре познакомился со всеми «прелестями» тотального взлома, не имея возможности банально воспользоваться Сетью, вскочил с кресла и отправился на кухню, весь взъерошенный. Там он с Рокси (она давно проснулась) обменялся скорыми поцелуями и сел завтракать маленьким подстывшим омлетом.
– М-да, уживаться вдвоём на одном еженедельном пайке – сложновато, – пожаловалась Рокси, не придав, впрочем, своим словам никакого интонационного окраса. – Эти яйца – практически единственное, что у нас осталось до понедельника.
Парень связал жалобу девушки с её недоеданием и желанием получить полноценную норму еды. Он немедленно отстранился от своей тарелки и поставил её на другую половину стола, предложив Рокси наесться, так как при беременности необходимо достаточно питаться.
– Я уже поела. – Тарелка вновь оказалась перед носом Веха.
– Ты точно не хочешь? – продолжал волноваться Вех. – Ах, прости, что я втянул тебя в такую жизнь. Хренов Донован…
Вилкой он отрезал себе очередной маленький кусочек омлета и бросил в рот. Прожевав, он кое-что вспомнил и принялся рассказывать:
– Да, кстати, хотел сказать тебе, Ро. С понедельника я перехожу на восьмичасовой режим работы, вернее, весь Центр Послесмертия переходит. Я вчера прочитал официальное письмо от них. Там написано, что в этой связи сотрудники смогут получить некоторые бонусы, и одним из них как раз выступает увеличенный паёк. Если всё удастся, то нам не придётся голодать и как-то себя ограничивать. Ты рада?
– Я очень рада, Вех, но мы и без того не голодаем. Ты преувеличиваешь. Просто так получилось именно на этой неделе, потому что к нам приезжали мои родители, и мы на ужин угробили еды гораздо больше необходимого. Всё хорошо.
– Всё хорошо… – непроизвольно промычал Вех, и оставшийся омлет он доедал уже молча, вспоминая ещё один момент, терзавший его голову с момента прочтения агитационного материала. Это было каким-то образом связано с мамой и со зданием Министерства Культуры. Сопоставив эти два на первый взгляд несопоставимых понятия и придя к нужным мыслям, он, как Архимед нашего времени, воскликнул про себя: «Эврика!» и озвучил их Рокси: – Вот что! Вспомнил! Мне срочно нужно к маме. Я сейчас же пойду одеваться.
– Куда? – спросила Рокси с изумлением. – Зачем?
– Короче, её квартира находится в непосредственной близости к Министерству Культуры, буквально через две улицы от здания. Слышала, видела новости? На штурм Министерства Культуры собрались. Очень умело склоняют на свою сторону людей. Взломали сеть, радио и телевидение. Я уверен, что сегодня в семь вечера там начнётся кромешный ад. Не хочу, чтобы моя мама оказалась в эпицентре, не хочу, чтобы к ней в квартиру ворвались хулиганы, которые под шумок решат заняться грабежом, ничего из этого не хочу! Поэтому надо на время забрать её к себе, тут ей безопаснее будет.
– Это правильное решение, безусловно правильное. Я ценю, что ты заботишься о ней. Как раз успеем познакомиться. Мы же незнакомы? Она вообще знает обо мне?
– Нет, не знает, и о ситуации с Донованом не знает. Я писал ей письмо, но тебя в нём не упоминал, иначе она начала бы мучиться от волнения. Ничего, я предупрежу её, чтобы ваша встреча не была столь неожиданной.
– Хорошо… Вех, кстати, я хотела съездить в библиотеку, а уже там – в фильмотеку. Ты не будешь против? За эту длинную неделю я пересмотрела и перечитала всё, что только можно было.
– Поезжай, но будь предельно аккуратна. Тебе дать мою флешку? Она у меня пустая. И ещё: работает ли библиотека в наши тяжёлые дни?
– Да, будь добр поделиться своей флешкой. Библиотека закрывалась, но заработала ещё в середине недели: я заходила на её сайт в Сети и прочитала об этом.
В итоге и Вех, и Рокси стали собираться. Они вышли вместе, дошли до остановки рельсобуса, но сели на разные маршруты: Вех поехал через Центральный Городской Парк, а Рокси – в центр, по прямой. На «Победной» станции флайтера Веха, как и всех остальных пассажиров, тщательно осмотрели надзорщики, поинтересовались после осмотра, куда он направляется, и, услышав в ответ: «Северная-7», насторожились. Позвали кое-кого. Подошёл какой-то важный дядя с фуражкой на голове, отвёл Веха в сторону и начал допрашивать, не отрывая глаз:
– Кто такой? Зачем едешь на «Северную-7»?
– Вех Молди, сотрудник младшего учёного состава Центра Изучения Послесмертия. Еду к своей матери, хочу забрать её к себе домой, так как боюсь, что она может пострадать в результате… Вы слышали про сегодняшний штурм Министерства Культуры?
– Слышал, – безразлично ответил дядя и вытащил планшет. – Мать как зовут?
– Элла. Элла Молди. Художница, работает в Городском Центре Документации, – непонятно с какой целью принялся добавлять Вех. Он немного нервничал.
– Да, действительно проживает возле Министерства Культуры. – Дядя снял фуражку с головы, наклонился к левому уху Веха и принялся громко шептать: – По сути я не имею права пропускать тебя: нам запретили позволять людям проезд на «Северную-7» и ещё на несколько близких к ней станций. Но из-за того, что ты не соврал и что твоя мать действительно может оказаться в опасности, я предоставлю тебе возможность поехать. Подожди секундочку, отправляю записку ответственному за ту станцию. – Для Веха эта секундочка словно протянулась на целый час. – Угу, готово, теперь все уведомлены, проходи. И помни: не дай бог ты обманул меня.
Заняв место в прибывшем флайтере, Вех отправился в путь. За всю непродолжительную пятиминутную поездку флайтер принудительно останавливали на двух станциях, пассажиров выгоняли из кабины, ощупывали, проверяли и только после этих процедур позволяли вернуться обратно на свои места. Чувствовалось, что государство сначала собрало все силы воедино, а затем распределило их по городу, чтобы не допустить серьёзных неприятностей, коими мог обернуться назначенный на сегодняшний вечер штурм Министерства Культуры.
«Северная-7» пустовала, и даже основной свет на ней был отключён: горели единичные круглые лампы, окутывая станцию в мистическую атмосферу. Эскалатор тоже не работал, Вех был вынужден самостоятельно подниматься наверх по бесконечным высоким ступеням. Очутившись, наконец, на улице, он с удачей для себя поймал рельсобус, шедший прямиком до маминого дома, прыгнул в него и благодаря ему намного быстрее оказался в квартире.
Они обнялись отнюдь не тепло, а трагически, как бы боясь потерять друг друга и больше никогда не обняться. Мама трогала через одежду его спину, касалась лопаток и медленно проводила по ним тёплой ладонью. На её лице горела вторая, совсем свежая морщина, и теперь не одна, а две неприятные змеи ползали по её лбу. Парень заметил это изменение, но проигнорировал его.
– Я так боялась потерять тебя… – призналась она в объятиях. – Ты приехал просто погостить?
– Нет, не просто погостить, мамочка. – Вех даже раздеваться не стал, рассчитывая на то, что они вдвоём сейчас же уедут. – Да и не погостить вовсе. Я приехал…
– О Ролгад, наш любимый Ролгад! – неожиданно взмолилась мама, чем перебила сына. – Где же он в реальности? Куда запропастился? Что с ним сделали?
– Перестань, мам.
– Хочешь кое-что увидеть? То, что с недавних пор и навсегда является смыслом моей жизни?
– Опять куча картин в твоей спальне?
– Да, Вешик, пойдём сюда.
В спальне, как и в предыдущий раз, были развешаны, бережно оставлены в углу или сброшены в одну кучу десятки картин, помещённые в рамки. Но если тогда на них было изображено что-то страшное и непонятное, то сейчас на каждой без исключения картине виднелось родное лицо Ролгада. Он то улыбался, изображённый сидящим в глубоком кресле, то стоял, оперевшись на древнюю крючкообразную трость, с каменным неэмоциональным лицом, то лежал на травянистом лугу и созерцал беспроглядную небесную синь. Но одно объединяло эти разносортные портреты – взгляд, мужественный, прищуренный и словно недоверчивый, но в то же время фантастический и до глубины души пронзительный.
У Веха онемела челюсть. Он многое хотел сказать, но не мог. Инициативу перехватила мама:
– Теперь никакого страха в моих картинах нет, а есть искренняя страдальческая любовь. Я назвала эту серию работ «Эпопеей Ролгада». Помнишь, я писала тебе в письме? Я сдержала своё обещание, вернее не обещание, а внутренний порыв, зов собственного сердца. «Эпопея Ролгада» – это многолетняя история человека, с которым я была неразлучно связана, но который разлучился, как древний миф, и мне только и остаётся, что сохранить всё с ним связанное и так же, как и он, раствориться в вечности.