Стажировка

– Ну всё, собирайся.

«Ну, теперь-то точно на губу?» – уже с облегчением понадеялся я, но опять не угадал. Я, Лика и папа сели в красную семейную «шестерку» и отправились в аэропорт Симферополя. Это были два часа ада! Похмелье моё никуда не делось, но в машине к нему добавилась ещё одна беда – меня начало укачивать. А офицер и не думал прекращать свою словесную пытку. Лика, привычная к таким речам с детства, мирно посапывала на заднем сидении, досматривая последний сон, а я погибал! Самыми страшными клятвами я обещал себе никогда в жизни больше не напиваться до состояния Жени Лукашина. Припарковавшись возле здания аэропорта, садист закончил свою лекцию словами:

– И запомни! Устав внутренней службы писан кровью наших дедов и отцов!

Мило улыбнулся на прощанье и был таков. А я, сдерживая рвотные позывы, поплелся за Ликой в сторону стоянки самолетов…

…На вечернюю поверку я в тот день успел, и никто так и не заметил моего отсутствия. Но вернуться в Ленинград у меня все-таки не получилось. Пока я «наслаждался» красотами Крыма, город переименовали в Санкт-Петербург. О чем, скорее всего, пытался мне намекнуть Шевчук на дискотеке, но я намеки понимаю плохо…

…Но, вернёмся в поезд «Саратов – Санкт-Петербург». Три года мне удавалось исполнять данную самому себе клятву, но вот опять! Ведь только что: «А давайте выпьем за то, чтобы количество взлетов всегда равнялось количеству посадок» – и вдруг я уже в поезде и куда-то подевалась суббота!

Прервал мои раздумья грубый мужской голос:

– Аллё! Братан! Ты живой вообще?

Я открыл глаза. Надо мной нависал довольно крупный старший лейтенант каких-то инженерных войск.

– Уже вечер! А ты даже не шевелишься.

– Все нормально – жить буду. Хотя сушняк дикий. Есть чем поправить здоровье?

– Обижаешь! – улыбнулся старлей и ушел. Через минуту солдат принес стакан водки. Я залпом выпил. Практически сразу перестало мутить, стучать по затылку кувалдой и снова потянуло в сон. Я ткнулся лицом в подушку, но долго понежится мне не дали.

– Молодой человек…

Противный писклявый женский голос зазвучал в правом ухе. Я перевернулся на спину. Рядом с моей полкой стояла несильно симпатичная, но гораздо более привлекательная, чем старший лейтенант, девица.

– Молодой человек, а не хотите с нами поиграть в карты? ПОЖАЛУЙСТА!

Ого, как сильно ей хочется в карты поиграть! Ну пойдем. Мы прошли в соседнее купе, где сидела ещё одна «картежница» с выпученными от ужаса глазами. Вокруг купе, как акулы вокруг добычи, кружили около десятка солдат.

Фирменное проклятье от РЖД звучит так: «Чтобы ты ехал от Москвы до Владивостока, на боковой полке, возле туалета, в вагоне с дембелями!» Бойцы из нашего вагона дембелями не были, но повадками сильно не отличались. Они ехали из Саратова в Карелию на какие-то учения связистов, в большинстве своем были старослужащими, сильно истосковавшимися по женской любви и ласке. Старшим отряда был майор. Именно он до последнего момента сдерживал все похотливые порывы бойцов. Но ничто человеческое и ему не чуждо. Поэтому, забрав с собой старлея и остатки спиртного, он закрылся в купе с проводницами, потеряв к невинным шалостям своих подчиненных всяческий интерес. И только моё скромное присутствие уберегло двух моих новых подруг от группового изнасилования. Огромное количество лычек, как у капитана дальнего плавания, под моим шевроном и змеи на петлицах удерживали солдат на почтенном расстоянии.

И тут до меня дошло: «Да ведь меня только что „сняли“! Грязно и примитивно!» Стало обидно – хотелось романтики.

Я сидел за столом, силясь вспомнить, что означают все эти крестики, сердечки, циферки и буквы на картинках в моих руках и обдумывал текущее положение дел. Так, что мы имеем: вернуться назад в Петровск вряд ли получится – денег нет. Жаль! Столько всего недосказанного осталось. С другой стороны, если господа офицеры пошли на такой низкий шаг, пусть им теперь неудовлетворенные жены пару недель мозг выносят! А что делать мне? Идти прямиком в alma mater не самая хорошая идея. У начальника курса всяко возникнет вопрос: «А кто это такой недостажированный к нам пожаловал?» Машка, у которой я в тот момент квартировался, должна быть с родителями на даче. А вот где эта дача я не имел ни малейшего понятия. Носиться по бескрайней Ленинградской области в поисках одной единственной конкретной дачи с Машкой внутри – не самая хорошая идея. Это что же получается, очень даже вовремя меня «сняли»? Будет где и с кем провести следующую неделю. И я по-новому посмотрел на своих будущих сожительниц. Или водка всосалась, или в новом свете они мне показались очень даже ничего! Симпатичные!

За остаток пути мы основательно сдружились и даже сблизились, на зависть остальным пассажирам нашего вагона. Девочки оказались студентками Института Технологии и Дизайна и возвращались на учебу из отпуска. С «тряпочкой» (а именно так на питерском сленге назывался институт) курсантов-медиков связывали давние, тесные и теплые отношения. Мне даже не пришлось напрашиваться в гости, всё как-то само-собой получилось. И когда мы вышли из поезда на платформу, меня донимал лишь один вопрос: «В какую общагу „тряпочки“ мы сейчас поедем?» Лишь бы не на Луначарского! Там меня слишком хорошо знали и могли наболтать лишнего. Но мы вышли из метро на Сенной площади. Здесь находилась самая древняя, но самая элитная общага. Котировалась она потому, что была в двух шагах от самого института. Получить место в этой общаге было нелегко, и обитали в ней в основном одни «зубрилки». Именно поэтому я в ней ни разу не был. Меня судьба сводила с любительницами мало учиться, но хорошо отдыхать.

Мы поднялись по огромной круговой лестнице дореволюционного дома и постучали в гигантскую дверь на втором этаже. Дверь открыли две стройные, абсолютно голые ножки. Впрочем, и на остальном теле, кроме символических трусиков, одежды не было. «Ой!» – без тени смущения сказали «ножки» и развернули организм в наиболее привлекательную предпродажную позицию. «Шикарная грудь – конечно, буду!» – мысленно согласился я и принялся знакомится. Ножки принадлежали Марианне, лучшей подруге моей будущей единственной и неповторимой, но пока совсем не известной мне жены…

Глава 2. Прелюдия

Есть в Красной Армии старая добрая традиция отправлять личинки офицеров в действующие войска на смотрины. Чтобы потом, после получения офицерских звезд и прибытия на службу, не было культурного шока: «А в телевизоре все по-другому было! Офицеры добрые и учтивые, а генерал – Василий Лановой, а не вот эта жуткая образина! Верните меня обратно!!!» Курсанты-медики не являются исключением. В нас хоть и плещется голубая кровь, и отношение к врачам в войсках особенное трепетное, всё равно случались казусы. Поэтому лучше обвыкнуться заранее. Называется этот ритуал «стажировка». Проводится он обычно летом, перед последним выпускным курсом. Чтобы было время все ещё раз как следует обдумать и, в случае чего, экстренно жениться на некрасивой дочери начальника кафедры и стать «незаменимым» сотрудником, которого в войска не посылают. Можно просто заиметь «полезную» инвалидность или найти среди родственников сильно больную бабушку.

Так как наш факультет весь из себя авиационно-космический, то и стажироваться нам полагалось в летных частях. Выбирались для этого самые показательные гарнизоны. Парочка отличников, конечно, поехала в Кубинку, чтобы сразу привыкнуть к «Русским Витязям». Нашлись у нас на курсе три VIP-слушателя! Вовкодав, Крыжановский и Бондарчук поехали к шефу на дачу, строить баню и собирать урожай. Всех троих Родина посчитала уже достаточно готовыми к тяготам службы и решила не тратить их драгоценное время на пустяки. Нам с Федей Калининым (он же «Федор», он же «Боб») досталась деревня Гадюкино. Точнее, город Петровск Саратовской губернии. До сих пор мне непонятно, за какие такие заслуги эту жемчужину поволжских болот обозвали городом, но факт остаётся фактом. В Петровске находился учебный полк Балашовского училища военно-транспортной авиации. Больше там ничего не находилось. В сам Балашов отправили Именовского с Филатовым.

Перед отправкой в войска нас основательно проинструктировали, выдали учебные планы. Также по большому секрету намекнули, что всем нам уже присвоено первое офицерское звание – младший лейтенант. Но официальный приказ ещё не пришел, поэтому на стажировку мы отправляемся в курсантской форме. Хотя вести себя должны соответственно гордому званию офицера. Я все инструктажи благополучно пропустил мимо ушей, меня волновал только один вопрос: «Сколько выдадут „командировочных“?» Выдали! И много. Мы с Федей поступили очень предусмотрительно – закупили на все деньги коньяк. Добрую часть выпили сразу, отмечая виртуальные лейтенантские звезды, остальное перемотали портянками и распихали по сумкам. В путь!

На дворе август 1994 года. В Чечне началась вторая военная компания, в Питере, Игры доброй воли, а Петровск пребывает в счастливом неведении. Наши герои тем временем открыли вторую бутылку не сильно вкусного, но очень крепкого коньяка «Арагви». По дикой случайности им достались две нижние полки в плацкартном вагоне поезда «Санкт-Петербург – Саратов». Соседи по купе загнаны на свои верхние места, и оттуда слышаться отчетливые звуки сглатываемой слюны. Боб ехидно улыбнулся глядя вверх, махнул рукой с огрызком огурца и рявкнул: «Наливай!» Я усердно начал целиться горлышком бутылки в створ стакана. В проходе одна над другой, как на светофоре, появилось три улыбающихся физиономии.

– Распитие спиртных напитков в общественном месте, – сказала нижняя голова. Верхняя укоризненно покачалась и добавила: «Ай-ай-ай!».

– Будем составлять протокол, – с напускной грустью подытожила средняя.

– А может, лучше вы к нам присоединитесь? – робко поинтересовался я. Все три лица загадочно улыбнулись, и сразу стало понятно – они уже «присоединялись». Федя протер глаза, навел фокус на красные околыши на фуражках и без тени смущения спросил:

– Менты, чё ли? – Лица стали заметно суровее. Нижнее наконец-то выдвинуло из-за перегородки остальные части тела, подсело к нашему столику и, доставая бланк протокола приказало:

– Остатки спиртного УНИЧТОЖИТЬ! – С верхней полки раздалось ехидное хихиканье, Боб потерял сознание…

…Траурная процессия медленно и торжественно направлялась к месту казни – в тамбур. Я, с остекленевшим от ужаса лицом, на вытянутых руках, нес «приговоренную». Федя, уронив голову мне на плечо, слизывал со щеки скупую мужскую слезу. Сопровождающий нас сержант до победного держал себя в руках, но в конце концов не выдержал: «Да что же я зверь какой что ли?». Схватил с головы фуражку, намереваясь залихватски шмякнуть ею об пол, но не стал – побрезговал. Плотно закрыл дверь тамбура и прошептал: «Допивайте…» Долго нас уговаривать не пришлось! Радостно забулькало, пустая бутылка разбилась о придорожный гравий…

…Спустя неделю. Управление авиационно-космического факультета. Кабинет заместителя начальника факультета по воспитательной работе. Полковник судорожно перебирает документы на столе. Что за черт – все нужные. И газеты, как назло, зачем-то утром по курсам раздал! В дверь постучались:

– Разрешите, тащ полковник? – Вошел дежурный по факультету, – Тут малява из ментовки… эээ… виноват! Пришел рапорт из милиции. Калинин и Сычев в очередной раз отличились: «Распитие спиртных напитков в общественном месте!» – и протянул рапорт заместителю.

– Вот негодяи! – с напускным возмущением произнес тот, и, увлекая дежурного за собой вышел из кабинета. Закрыл дверь, и, разминая на ходу «важный документ» для придания дополнительной нежности быстрым шагом устремился в конец коридора, к помещению с гордым военно-морским названием «гальюн»!..

…Вернёмся в прошлое. Злобные нарушители общественного порядка, тем временем, даже не догадывались, какую добрую службу им сослужила просроченная ряженка. Выйдя из поезда в Саратове, они решили прям так сразу не шокировать жителей Петровска своим появлением, а немного развлечься в столице области. Обзорную экскурсию по городу любезно согласился провести мой бывший одноклассник Олег Плетнев, с друзьями. Как там было у классика: «В деревню, к тётке, в глушь, В САРАТОВ!»?

За триста лет ничего не поменялось. Совсем ни Диснейленд. Памятников понатыкали и сплошное зодчество. А с учетом того, что было пасмурно, и накрапывал легкий дождик, у нас возникло ощущение deja vu. Как будто из Питера и не уезжали. И мне, и Феде экскурсия уже порядком поднадоела. Меня манила фигура курсовой отличницы, которая упоенно рассказывала о нелегкой судьбе архитектора очередного сарая, Боб каждый раз недвусмысленно облизывался, когда в сумке сквозь портянки позвякивал «Арагви». Наконец-то культурная часть экскурсии подошла к концу, и перед тем, как перейти к ещё более увлекательной прогулке по мосту через Волгу, мы напоследок остановились возле старинного здания с высокими готическими шпилями. «Саратовская музыкальная консерватория» – гласила надпись над входом. «Была построена в…» – начала бубнить зубрилка, а моё внимание привлекла латунная табличка рядом с дверями: «В этом здании училась и творила (недолго, пока не выгнали) великая русская певица Алена Апина» – и портрет, чтобы не у кого не оставалось сомнений. Эвон оно как – «Великая певица!» Знавал я питерских «консерваторок», там был совсем другой коленкор…

Глава 3. Богема

…Патруль. Ненавижу это слово. Точнее, не само слово, а что за ним стоит. Сначала ты от него прячешься, потом ты в него заступаешь и теряешь день жизни. Военный патруль – это такое дисциплинарное формирование, призванное блюсти пристойное поведение военнослужащих при попадании в дикую среду гражданских лиц. Ходят по городу три бравых молодца в военной форме с красными повязками и пристально следят, чтобы остальные люди в военной форме были предельно галантны с окружающими: не ели на ходу, а если несли в руках полиэтиленовый пакет, то непременно черный! Это в теории.

На практике (в крайнем случае в Питере) у каждого патруля был негласный план – за день поймать как минимум троих «нарушителей». А нарушать почему-то никто не торопится! Поэтому хватали всех подряд, а нарушения придумывали уже по ходу разговора. Хорошо курсантам, которые живут и учатся за забором училища. У них там своя атмосфера. А наша академия разбросана по всему Ленинграду. И по дороге между кафедрами тебя могут подстерегать «хищники». Когда идешь в строю, патруля можешь не опасаться. Но стоит отбиться от стада – сразу будь начеку.

За первые годы обучения все мы выработали привычку мастерски уворачиваться от патрулей. Если подойти ночью к спящему бывалому питерскому курсанту и шепнуть на ухо: «Патруль!» – он моментально, не просыпаясь, спрячется под матрацем. Всё! Живи и радуйся! И тут, как гром среди ясного неба сваливается новая информация. Оказывается патрульные – это не специально выведенные в лаборатории злые военные, которых с детства били и невкусно кормили. А такие же курсанты, как мы! И завтра наш курс заступает в патруль. По уставу каждый патруль должен состоять из одного офицера и двух солдат. Но в Ленинграде так много военных училищ, что функцию солдат в патрулях заменили курсантами, а их решили не отвлекать от важных дел. Боевых офицеров из действующих частей тоже решили не дергать. Начальниками патруля ставили слушателей бесчисленных военных академий.

Перед заступлением начальник курса провел подробный инструктаж. Оказалось, что завтра утром, мы всей веселой толпой, поедем в комендатуру на Садовую. Там нас поделят на пары, выдадут офицера и маршрут. И до 24.00 мы должны бродить по этому маршруту туда-сюда и пресекать! На обед – два часа. Больше всего мне понравилась фраза: «в случае грубого нарушения – догнать нарушителя и обезвредить!» У тех, кто в детстве смотрел слишком много фильмов про шпионов, в глазах появлялся азартный охотничий огонек. Для убедительности и серьёзности намерений офицеру полагался пистолет, а нам штык-ножи. И не зря! Штык-нож однажды очень пригодился – колбасу порезать. Любая служба может протекать по-разному. Так и в патруле – смотря как повезёт. Повезти или не повезти могло по двум критериям:

Первое – маршрут. Чем ближе к Садовой – тем хуже. Потому что патрули тоже проверяют. А если представители комендатуры, за пару проверок, не обнаруживали патруль на маршруте, начальника патруля оставляли там же на Садовой погостить. Но уже на «губе». Идеальный маршрут с этой точки зрения станция метро «Девяткино» (в конце прошлого века она располагалась в поле, за городом)

Второе – собственно, сам начальник. Именно он принимает решение: куда ходить, как долго ходить, как быстро ходить и ходить ли вообще. Самые страшные начальники патруля получались из «пиджаков» – гражданских специалистов, призванных в Армию сразу офицерами. У них в анамнезе отсутствует такой важный элемент военного воспитания как «курсантские погоны». Говоря более понятным языком: они пороха не нюхали, службу понимают неправильно, всего боятся и действуют строго по инструкции. Однажды мы с Рощупкиным целый день бродили за майором – «пиджаком» по пляжу возле Петропавловской крепости. На улице жара! Нас ещё не переодели в летнюю форму. В «ПэШа», где «Ша» это «шерсть», люто жарко. Люди загорают. Туристы смеются. А мы, как пришельцы, бродим по песку. Никакие доводы майор не воспринимает и в целом чувствует себя великолепно, в отличие от нас: «Товарищ курсант, у Вас опять верхняя пуговица расстегнулась. Оправьтесь, пожалуйста!» И казалось, этот адский день не закончится никогда, если бы Серёга не побелел лицом, упал на песок и больше не встал. Только после этого майор решил, что на сегодня наша миссия, пожалуй, исполнена.

Лучшим начальником патруля традиционно считался морской или летный офицер, закончивший какое-нибудь Ленинградское училище. Они на службу в целом смотрят философски, и пешие экскурсии по городу их совсем не прельщают. Как-то раз нам с Макарычем достался ещё совсем синий после вчерашнего капитан второго ранга. Ему было сложно ровно стоять. Он так и сказал нам тихо на разводе: «Подоприте меня!» После того как мы вышли на улицу, он отдал нам бланки замечаний, удостоверение начальника патруля, неопределенно махнул рукой куда-то вдаль и сказал: «Поймайте там кого-нибудь» – и пошел. Мы испугались, что и сдавать наряд дежурному по комендатуре он уже снисходительно доверил нам, а делать это должен только офицер. Но капитана посетила таже самая мысль, он остановился, обернулся и добавил: «в 23.00… на этом месте… кто-то один» – и показал на пальцах, как выглядит «один». После чего хитрым противолодочным зигзагом продолжил свое движение к заветной цели. В конце его маршрута явственно проступала вывеска «Рюмочная». Мы быстренько, в течение десяти минут отловили на платформе Балтийского вокзала трех солдат-срочников. Ещё троих придумали сами и кинули на пальцах, кто вечером поедет «сдаваться». Выпало мне, а счастливый Макарыч в тот день был уже совершенно свободен. С учетом времени развода весь патруль занял у нас ровно один час.

И вот 4 курс. Суббота. Мы заступаем в патруль. В напарники мне достался Игорь Именовский. Маршрут нам выпал средней паршивости – Литейный. В центре, но зато рядом с родной академией. А вот начальник патруля… Нет! Ну почему опять это счастье мне? Общевойсковой капитан. Если для отважных летчиков и моряков все эти наряды и патрули являются досадным отвлечением от основной работы, то для общевойсковиков ЭТО, собственно, и есть их работа! И они её работают! Прям причмокивают от удовольствия. Тут убеждать и молить бесполезно – будем бродить «от звонка до звонка», ещё и в комендатуру вечером обязательно с собой потащит, сдавать наряд. Каково же было наше удивление, когда на обед нас отпустили на два часа раньше, а вернуться приказали на два часа позже. Мы, конечно, подумали, что в капитане гуманизм взыграл, но он просто берег наши силы. Если бы я только догадывался, что он нам приготовил, отравился бы винегретом на обеде в железнодорожной столовой.

Ровно в 21.00 мы остановились возле здания по адресу Литейный, 20. «А теперь дискотека!» – пошутил капитан. Обычно этой фразой курсантов «приглашают» в наряд по столовой. Кто-то очень остроумный уловил сходство между крутящейся грампластинкой и моющейся тарелкой и процесс назвали «Крутятся диски!». Но мы-то уже «взрослые»! Четвертый курс в этом развлечении давно не участвует! Я закрутил головой по сторонам и тут увидел табличку на ближайшем здании. О, боже! Не может быть! «Дом офицеров». Легендарная «Яма». Место, где уставшие в боевом походе офицеры-балтийцы могут на абсолютно законных основаниях выпить коньячку и потанцевать. И ничего им за это не будет. Для этого мудрое командование предоставило в распоряжение отдыхающих три ресторанных зала и два танцевальных. А вот спальных мест не предоставило. И когда они не сильно трезвые (точнее сильно нетрезвые) выходят на улицу, то моментально превращаются в нарушителей общественного порядка и попадают в лапы бесстрашного патруля.

И, как-то так получилось, что сегодня мы и есть этот самый бесстрашный патруль. Вы когда-нибудь пробовали спеленать нетрезвого подводника? Я нет. И даже пробовать не хотелось. Потому что исход очевиден – нас побьют! Даже со штык-ножом. Но капитану и этого показалось мало: «Проходим, не стесняемся» – и он недвусмысленно указал на дверь Дома Офицеров. Он что, бессмертный что ли?

– Товарищ капитан, а ваша фамилия не Маклауд часом? Если нет, то внутрь лучше не заходить! Нас порвут на полотенца ещё в гардеробе! Наши повязки патрульных действуют на пьяных офицеров как красная тряпка на быка! – Капитан задумался, и в итоге победил инстинкт самосохранения:

– Повязки можете снять, – сказал он, и мы зашли в здание.