Шпага и меч

– Разрешите остаться возле вас, – немедленно выпалил маркиз.

– О как.

– Мне тут интересно, Ваше Величество, – Волк сделал умильные глазки.

Император снова отвернулся. Но голос его был тверд:

– Позову, когда понадобишься. Все. Аудиенция закончена.

Волк кивнул и выкатился из кабинета.

В большом зале, примыкающем к апартаментам властителя, как это всегда бывает при дворе монарших особ, толпились придворные. Аристократия. Цвет дворянства.

Взгляды, которыми они встретили появившегося маркиза, было мало приязни. Выскочка, пробившийся в фавориты, простолюдин, обласканный вниманием и наградами лично из монарших рук… Он вызывал зависть и антипатию.

Волку, впрочем, это было глубоко безразлично. Не укорачивая шага, он пошел на толпу, которая поспешно расступалась. Все помнили судьбу злосчастного барона де Рюи и не хотели ее повторить.

В дальнем конце, почти на выходе из зала, ожидали граф Грейлис с невестой. Граф уже побывал на аудиенции, где подтвердил вассальский договор и верность престолу. За что получил ласковые слова и существенные привилегии для графства. У него был повод чувствовать себя довольным.

– Как? – спросил он, когда маркиз подошел.

– Выгнал, – легко ответил Волк.

Граф посмотрел пристально. Изгнанные обычно не ведут себя так беззаботно. Хотя…

– Если что, мы с Хельмой всегда рады тебя видеть. Будет трудно – обращайся.

– Спасибо.

Мужчины пожали друг другу руки.

Глава 17. Как бороться со слухами

Дворцовый переворот, в результате которого власть переходит от одного аристократа к другому – дело техники. А вот последующее удержание власти – уже искусство. Регнор этим искусством владел.

Он не был новичком и знал, как задействовать рычаги управления. Но ведь покойный герцог правил не в одиночку. Масса его сторонников, оттесненная от престола и обильных подачек, испытывала недовольство. И это были не простолюдины, способные только на глухое недовольство. Нет, тут были задействованы знатные рода, которые имели значительные финансовые возможности и, к тому же, в правление герцога заняли целый ряд ключевых постов.

С ними нужно было бороться. Но как?

Формально герцога никто не обвинял в измене и попытке захватить трон. Просто он внезапно умер, а своевременно вернувшийся с богомолья император подхватил выпавшие бразды правления.

Но если нет заговора, то нет и заговорщиков. Сторонников герцога невозможно было обвинить. Их требовалось постепенно и в чем-то даже ласково смещать с постов, освобождая места для преданных друзей императора.

Смещать по одному, аккуратно, чтобы не объединились, чтобы оставалась иллюзия, что прочим, еще сохранявшим должности, удастся удержаться на плаву…

В общем, велась тонкая дипломатическая игра. Император и сторонники герцога улыбались друг другу на приемах, заверяли в преданности и вечной дружбе, но каждый строил свою интригу. Волк, со своим стремлением бить прямым в челюсть на каждое кислое слово, был в такой игре неуместен. Поэтому Регнор старался держать его на расстоянии. Чтобы скандал, если таковой случится (а он случится, Волк по-другому не умеет) никто не связал бы с личностью государя.

А Волк скуча-а-ал…

Разумеется, какое-то занятие у него было. Он ведь до сих пор числился в составе дворцовой гвардии. Более того, с получением титула, его автоматически повысили в звании. И если прежде приходилось часами тупо стоять на месте, охраняя вход в какую-нибудь залу или галерею, то теперь от него требовалось лишь регулярно совершать обход, проверяя посты. Не обременительно.

Поэтому, как и большинство офицеров, основное время Волк проводил в спортивном зале, где фехтовал учебной шпагой. Без фанатизма. Чисто, чтобы размяться.

Зигфрид, как преданный оруженосец, тенью следовал за ним. И надо признать, среди гвардейцев он пользовался гораздо большей популярностью, ибо охотно шутил, рассказывал байки и жуткие истории о своем путешествии в деревню оборотней.

Так проходил день.

Вечерами, когда поток посетителей во дворце иссякал, офицеры ужинали и садились играть в карты. Волк рвения к игре не проявлял, зевал и смотрел сонно, оживляясь только после предложения поехать к бабам. Вот тут два раза предлагать не приходилось.

Но положа руку на сердце, столичная жизнь – такая скука…

* * *

А вот князю Леккуру скучать не приходилось. Более того, он был в бешенстве.

Если бы грязные слухи оказались направлены на него лично, он бы стерпел. Но дочь!

И в какой момент!

За неделю до свадьбы (а князь готовился праздновать пышно, ибо для дочери денег не жалел), когда жених и невеста по обычаю должны наносить визиты родным и близким, кто-то пустил слух, что барон де Рюи буквально три дня назад обесчестил невесту.

Сам барон все категорически отрицал. Князь тоже знал, что слух о бесчестьи – подлая ложь, но шептаться не переставали.

Особенно скверным было то, что источник клеветы оставался необнаруженным. Придворные если и не болтали, то переглядывались с гаденькими улыбочками. Но откуда шла эта зараза, выяснить не удавалось. Не арестовывать же всех!

Император был в курсе проблемы (как, собственно, и все), но помочь не мог. Тайная канцелярия доносила, что источником слухов был род Готгель, подмявший под себя судебное ведомство. Но где доказательства? Никто лично не слышал, чтобы глава клана или кто-то из его ближайшего окружения говорили о дочери Леккура что-то нелестное. А если и слышал, то молчал. Безнадега!

Оставалось скрипеть зубами и терпеть.

Положение безвыходное: отмена традиционных визитов выглядела бы косвенным подтверждением слухов. Дескать, стало стыдно, и виновники заперлись в своем поместье.

А продолжение поездок создавало реальную опасность, что жених вспылит, вызовет обидчиков на дуэль, и его банально убьют.

Плюс ко всему, князь Леккур был ближайшим советником императора, и его позор тенью ложился и на властителя.

Что делать в такой ситуации?

Скандал, который как раз в это время разразился в среде офицеров гвардии, стал для Леккура подлинным спасением. По крайней мере, теперь он мог рвать и метать, и никто уже не связывал его гнев с семейными неурядицами.

А случилось вот что.

Во время традиционного обхода постов в 10 часов утра, когда в залах и галереях дворца собирается наибольшее количество придворных, дежурный офицер явился одетым не по форме.

То есть, сапоги, перевязь со шпагой, шляпа и все прочее, положенное по уставу, на нем присутствовали. Не хватало только камзола и штанов.

Стандартная, казалось бы, процедура проверки караулов вызвала ажиотаж. Дамы, даже те, что скрывали близорукость, повыхватывали лорнеты. Мужчины, сохраняя достоинство, и не прерывая светских бесед, плавно перемещались по залам так, чтобы не терять отважного офицера из виду.

А смелость гвардейцу потребовалась, ибо обязанности никто не отменял и их предстояло выполнить до конца. И он выполнил! Хотя к концу процедуры был красен, как рак и, судя по выражению лица, готов провалиться под землю.