Сквозь мутное время. Русский взгляд на необходимость сопротивления духу века сего (сборник)

Все бодрее работают механизмы социальной психологии – если у группы граждан возникло ощущение, что что-то должно вот-вот случиться, а оно все не случается, то надо бы самим взять да и «случить» нечто такое, чего душа просит, да язык назвать не поворачивается.

Иными словами, ружье, которое в первом акте упорно вешали на стену, начинает мозолить глаза, и чем больше драматург и режиссер уверяют труппу, что по ходу драмы убийства не предусмотрены, тем больше у актеров искушение сорвать ружье со стены и начать расстреливать зал. А режиссера и драматурга повесить. Потому что все равно уже все кувырком.

Возможно и обратное – полнейшая социальная апатия, отторжение от всего, что выходит за рамки личной жизни. Нечто подобное мы переживали в «путинское десятилетие», когда всем обрыдли выборы, импичменты, олигархи и президенты. Тогда «простая как мычание» безальтернативная и аполитичная с лозунгом «мы за власть» «Единая Россия», давившая своей бюрократической массой всякий росток живой политики, казалась чуть ли не наилучшим выбором большинства.

Так или иначе – кризисный момент налицо. Из таких моментов складывается история, более того, вне таких моментов – она не история, а просто жизнь. Частная или массовая.

В этом парадоксе заключен секрет современной политики, адресованной массам.

Элитами она делает совсем не тех, кто способен рискнуть жизнью ради идеалов или хотя бы ради упоения властью, ее ледяным одиночеством. Не для гениев или злодеев современная политика.

Элиты современного «общества спектакля» – это исхитряющиеся придумывать сюжеты и находить под них бюджеты. Те, кто с помощью информационных технологий может развлечь современного скучающего городского человека, вывести его за рамки «частного» и при этом наполнить его застрахованную жизнь новыми сюжетами, хоть и пугающими, но в целом интригующими, затягивающими и безопасными.

Пушкин писал об обществе в женском лице, полагая его «чернью»:

Легко пустой надежде предана,
Мгновенному внушению послушна,
Для истины глуха и равнодушна
И баснями питается она…

Наивно в эпоху демократий и прельстительности общественного спектакля цитировать высокомерное брюзжание аристократа.

Но под мельтешение болотной оппозиции, ее карнавальные ленточки, шарики, «садовые мирные автомобильные» демонстрации и упорное биение себя в грудь с криком: «Мы общество! Посмотрите на нас, услышьте нас! Мы имеем право!» – пушкинские строки сами приходят на ум.

Путин утрамбовывает информационный ландшафт выборной зимы масштабными статьями о всех аспектах внутренней и внешней перспективы России. Вместе эти тексты формируют политическую антологию – отталкиваясь от прошлого и вынося ему приговор, Путин втягивает мыслящий слой в дискуссии о будущем. В текстах премьера Путина не было обещаний – там сомнения, размышления, почти вопрошания.

Ловкий прием, знакомый опытным лекторам – заставить нерадивых и расслабленных студентов поверить в неуверенность, как бы не до конца компетентность преподавателя и вынудить их давать ему советы. Дать им ощутить свою значимость.

Он уже выиграл именно этим предложением «его поправить». Он, в отличие от оппонентов, провел классическую консервативную кампанию – с митингом сторонников, с текстами о России и т. п. По сравнению с его серьезностью уличная оппозиция начала в какой-то момент выглядеть просто лоботрясами, прогуливающими важное совещание.

Их тексты, которые можно прочитать на «Эхе» или еще «где-то там в Сети», даже самые резкие и антиправительственные из них, напоминают все больше просто шелест листьев летним вечером – вроде шумит в темноте, а кто, что – так и не проясняется никак.

5 марта они готовят бузу. При мысли об этом скулы сводит от зевоты. Как будто политтехнологи девяностых, не набравшие бумажек для отчетности перед заказчиком, срочно организуют «крутой перформанс», под который можно «кучу бабла списать».

С такой оппозицией об «оранжевой угрозе», пожалуй, даже вспоминать неудобно.

Но дело ведь не в них, не в актерах провинциального шапито, – дело в нас. Сумеем ли мы преодолеть скуку политического небытия и начнем ли всерьез относиться к нашим жизням в их политическом воплощении?

Россия истосковалась по реальной, весомой политической мысли. Горизонты земного, идеалы «хотим как в цивилизованном мире» тошнотворно скучны для большей части страны, прошедшей резню девяностых и сон двухтысячных.

Закончу еще одной мыслью Пушкина: «Россия по своему положению, географическому, политическому etc., есть судилище, приказ Европы».

Не значит ли это, что наше историческое бытие в очередной раз только начинается?

Ну почему они такие?

Министерство культуры приняло решение о временной передаче иконы Торопецкой Божьей Матери из Русского музея в храм Александра Невского, расположенный в элитном поселке.

Ну что же, если эта церковь открыта для всех, а не только для жителей этого поселка, тогда в этом нет ничего страшного.

А если она находится за охраняемой территорией, за шлагбаумами и охранниками с автоматами? Есть такие поселки по Рублевке, например Горки-8.

Там тоже есть церковь, посреди поселка стоит, вокруг автоматчики, и туда люди не могут пройти просто так, чтобы к иконе приложиться.

Это, конечно, безобразие и ни в какие ворота не лезет. Может, там живет какой-то важный начальник, в этом поселке, который является таким набожным. Или его жена является такой набожной…

Тогда ему можно предложить пойти путем, которым всегда шли православные люди, когда чудотворная икона одна, а желающих ее видеть в своем храме много.

Надо заказать в хорошей иконописной мастерской список с этой иконы, который, между прочим, тоже может стать чудотворным.

Поставить этот список в свой храм, радоваться и молиться. И благодарить Бога за то, что подлинник иконы Торопецкой Божьей Матери находится или в старинном русском городе Торопце, где ему положено находиться, где Божья Матерь, судя по названию, была явлена людям, либо на каком-то охраняемом пространстве – в Русском музее или в каком-нибудь храме при Русском музее.

Эта коллизия, скажем так, показывает лицо нашей современной буржуазии. В эфире программы «Судите сами» один кинорежиссер, когда мы обсуждали башню Охта-центра, сказал: богатые люди, которые купили землю, имеют право строить на ней все, что хотят.

Пришлось процитировать ему в ответ из «Казанского университета» Евгения Евтушенко:

Первогильдейно крякая,
набрюшной цепью брякая,
купчина раскорякою
едва подполз к стене.
Орет от пьянства лютого,
от живота раздутого:
«Желаю выйти тутова!
Рубите дверь по мне».

Наша буржуазия полагает, что, купив что-то, она купила и все остальное и какие-то большие права по отношению к другим людям.

Считаю, что это не так. Считаю, что, так же как можно поправлять зарвавшуюся милицию, так же надо поправлять и зарвавшихся буржуа, которые полагают, что древние иконы существуют для их коттеджных поселков и для их элитных домов.

В чем смысл быть «дюже знаменитым!»?

Вся эта история с «Правым делом» заставила меня увидеть лицо, внутренние позывы и психологический облик нашей либеральной интеллигенции.

Либеральная интеллигенция критикует власть за что – за авторитаризм. Власть авторитарна, душит. И власть на самом деле, мы знаем, авторитарна, душит и все такое.

Но при этом она душит и авторитарна с точки зрения некой социальной системы, которую ты можешь описать.

Либеральная интеллигенция любит Прохорова. Прохоров перед ними такая «нечечка», такой политический пророк, и спаситель, и надежда либерализма.

Человек, который сказал всей либеральной общественности: «Вот мои бабки, вот вы. Танцуйте канкан». И они все протанцевали канкан.

И готовы были еще протанцевать. И плевать им было, что устав партии был беспрецедентный, что сделали они его под Прохорова, чтобы он мог самолично исключить любого человека.

Партия была превращена даже не в бизнес, не в корпорацию, а в какой-то римский легион, когда децимация является способом поддержания дисциплины.

Человек уже на начальном этапе демонстрирует авторитарный взгляд на жизнь. Человек демонстрирует, что он презирает всех, кто хочет с ним работать и получать от него деньги.

Возможно, он имеет на это право, а возможно, не имеет. Потому что в желании людей работать, в том числе в политике, нет ничего плохого, постыдного.