Во тьме

– Вот, посмотри, у них была причина так думать. Это она держала в руке.

Аннабель взяла пластиковый пакет и не смогла сдержать гримасу отвращения, увидев внутри средней длины черные волосы, на одном из концов которых висели лоскуты кожи. Кровь уже засохла, видимо, скальп сняли довольно давно, причем сделали это крайне неаккуратно.

– Боже мой!

– Как скажешь. Кроме того, на ее теле видны множественные следы ударов. Хотя тут нет увечий, которые невозможно нанести себе самому, я не думаю, что она сбежала из психиатрической лечебницы. Стенли Бриггс, нашедший ее, утверждает, что она озиралась, как под кайфом, прежде чем отключиться.

– Почему ты так уверен, что она не сумасшедшая? – спросила Аннабель, уже зная ответ.

– Посмотри на ее череп. Это сделали вчера или позавчера. Все уже засохло. В психиатрической лечебнице она не смогла бы это сделать. Я сомневаюсь, что голая женщина с такой головой могла бы незамеченной разгуливать посреди Бруклина в течение двадцати четырех часов.

Повисло долгое молчание. Детективы смотрели друг на друга. И каждый из них в душе согласился с этими выводами.

Когда дверь распахнулась, впуская двух мужчин с носилками, Аннабель протянула пакет Тэйеру обратно.

– ОК. Предупреди капитана или дежурного офицера, что мы закончили. Я поеду с этой женщиной в больницу, а ты отвезешь волосы в лабораторию.

Джек кивнул, на его лице появилась циничная улыбка. Ему нравилось, когда Аннабель брала дело в свои руки – тогда она блистала, напоминая решительную флорентийскую любовницу на пороге последнего акта драмы. «Жаль, что это всегда происходит при самых серьезных обстоятельствах», – сказал Тейер про себя.

Он уже уходил, когда Аннабель коснулась его.

– Спасибо, Джек.

Она знала, что Тейер не случайно принял этот вызов. Он был в здании участка, когда узнал о случившемся, и тогда решил действовать – ради нее.

Искренне улыбнувшись, Тейер уехал.

Джек был единственным во всем 78-м, кто стремился дать пищу навязчивой идее Аннабель. Только он один задумывался над тем, что каждое расследование похищения или исчезновения человека, над которым она работала (впрочем, они были достаточно редкими), становилось для детектива благом, а не тяжкой обязанностью; что каждое из них давало ей надежду.

Надежду, что она продержится еще год.

4

Аннабель вышла замуж в июне, а спустя восемнадцать месяцев Брэди исчез. Утром она ушла на работу, а вечером он не вернулся домой. Ни слова, ни строчки. Его просто больше там не было. Не хватало лишь его портфеля и куртки, все бумаги остались на месте. Брэди был известным репортером, работал в основном за границей, часто – на «Нэшнл Джеографик». Но тогда, 17 декабря 2000 года, до ближайшей командировки ему оставалось два месяца. Они готовились встретить Новый год вместе, подальше от гипериндустриальной Америки, остановив свой выбор на диком побережье одного из Мальдивских островов. Аннабель терпеть не могла принимать решение о поездках, пользуясь проспектами турфирм, из которых прямо в лицо путешественникам бьет неприкрытое желание содрать с них деньги. Ну, пусть… Отпуск выглядел там подобием кости, которую кидают собаке, в преданности и повиновении которой хотят быть уверены. Аннабель путешествовала и возвращалась, чтобы подолгу работать и однажды отправиться в новое путешествие. Ничто в жизни не давалось даром, считала она, рождение человека становилось лишь первым шагом, а дальше нужно было платить за все последующие шаги, чтобы как можно дальше отодвинуть окончательный расчет. Размышляя таким образом, Аннабель отказалась от мысли завести ребенка. Она любила мужа и свою работу, все прочее было не более чем литературой. С юности она помнила формулу Честертона: «Литература – роскошь, вымысел – необходимость». Она применила его к собственной жизни, разделив ее надвое: то, что относилось к роскоши, и то, что было вымыслом; последнее служило для нее источником энергии. Поэтому она и отказалась от ребенка: он был для нее роскошью; она уклонилась от ответственности шагнуть в эти дебри; взамен окружив себя размышлениями о любви и редкими минутами развлечений. Роскошь и вымысел. Остальное составляли ежедневные профессиональные заботы.

Аннабель была сплошным ходячим парадоксом. Детектив по собственному страстному желанию, ежеминутно восстающая против системы, горячо нуждающаяся в свободе. Она отдавала себе отчет, что особенно горько оплакивает чужие потери – все те страдания, вкус которых она не сможет ощутить.

Потом пришла ее очередь.

Все произошло в течение одного дня. Словно легкий поцелуй, который в течение долгих последующих недель вспоминается с тяжелым сердцем и с непрестанными сожалениями.

В тот день Брэди понадобилось выйти за фотопленками – нужно было отпечатать с негативов фотографии его последнего репортажа, посвященного архитектуре Гауди в Испании. Он предупредил Аннабель, что купит чего-нибудь к ужину – ничего рискованного. Однако вечером Аннабель открыла дверь в их квартиру, показавшуюся ей невероятно пустой: он исчез абсолютно без какого бы то ни было мотива. Ее беспокойство стало перерастать в тревогу.

Он исчез, не оставив ни одного следа.

В течение последующих недель, а затем и месяцев она мучилась всеми возможными вопросами. Не переставала убеждать себя, что Брэди похищен. Доказывая, что он не мог вот так взять и сбежать из их совместной жизни. Так поступали некоторые мужчины, являя романтичное малодушие, достойное былых времен, но здесь был явно не такой случай. Тогда она стала колебаться, какой вариант все-таки «предпочтительнее»: похищение силой или добровольное бегство с супружеского ложа, поэтому обратилась к психотерапевту; курс длился восемь месяцев. Год спустя Брэди так и не нашелся, на его персональных счетах не было замечено никакого движения денежных сумм, родители и сестра тоже не знали о нем ничего. Сомневаясь и задавая себе невероятное количество вопросов, каждый раз, когда взгляд падал на вторую подушку на кровати, Аннабель продолжала жить в одиночестве. Из одиночества родилось желание расследовать дела, связанные с похищениями или исчезновениями, случавшимися в ее округе, несмотря на то, что они были крайне редкими и обычно связанными с проблемой невнимательного присмотра за ребенком. Втайне она надеялась, листая дела, однажды наткнуться на имя мужа, по крайней мере, понять, почему он мог уйти. Узнать истину.

И больше не страдать…

* * *

Неизвестную с окровавленным черепом принял методистский госпиталь, и Аннабель устроилась в его холле возле телефона. Несмотря на поздний час, она решила обзвонить все психиатрические центры Нью-Йорка и начала с больниц Кингсборо, Вардайленда и Дартмура, пытаясь выяснить, не сбегала ли от них пациентка. Как она и ожидала, на телефонные звонки никто не ответил. К двум часам ночи одетый в зеленый халат врач подошел к ней, поправляя очки и протирая глаза, видимо, болевшие от недостатка сна.

– Вам известно, кто она? – спросил доктор скептическим тоном.

Аннабель ответила отрицательным жестом.

Доктор вздохнул и продолжил:

– Ладно. Мы только что закончили ее осматривать, она все еще в шоке и переживает гипотермию, но в целом все нормально. Сейчас она без сознания.

Несмотря ни на что, врач выглядел заботливым. Две морщинки справа и слева от носа свидетельствовали, что он пребывает в некотором затруднении.

– Она проглотила большое количество какого-то наркотика, – добавил он, – Поэтому анализ крови может быть неточным. Я предпочел бы это выяснить. Мы сможем узнать больше завтра утром.

Аннабель кивнула, засунула руки в карманы – холод и усталость начали наваливаться на нее. И проговорила:

– Я спрашиваю себя, что же с ней произошло, доктор. Когда я обнаружила эту… рану на голове, я почти надеялась, что эта женщина сбежала из психушки – это бы все объяснило.

Врач посмотрел на нее, потом перевел взгляд на свои ноги:

– Маловероятно, детектив. Не думаю, что она сама себе это сделала, в смысле, я говорю о ее… – Он показал на свой собственный череп. – В общем, о коже на голове.

Он пытался справиться с замешательством, подыскивая слова, потом продолжил:

– Ее изнасиловали. Несколько раз. Заметны повреждения, которые явно наносились подряд в течение нескольких дней. Мы нашли даже сперму.

Аннабель провела рукой по волосам. Не оставалось сомнений, что речь идет об уголовном деле.

– Мы составили предварительный отчет для вашей базы данных ДНК. На ее теле следы многочисленных ударов, оно все в ссадинах и кровоподтеках…

В задумчивости врач наморщил нос. Морщины обозначились еще более явственно.

– Что? – забеспокоилась детектив. – Что еще?

– У нее… У нее отметина на левом плече, типа татуировки.

– Хорошо, – с облегчением выдохнула Аннабель, ожидавшая явно не этой информации. – Может быть, это пригодится нам, чтобы установить ее личность. Завтра сделаем фотографию.

– Нет, это не совсем татуировка. Это знак, сделанный недавно, еще не зарубцевавшийся, он еще кровоточит. Думаю, делал непрофессионал, вероятно – китайскими чернилами и иглой, как в тюрьме.

Лицо Аннабель тут же потемнело.

– Знак?

– Его нанесли в течение нескольких последних часов, вот что я имел в виду. Это не рисунок, а цифры – очень странно, согласитесь; сейчас я вам покажу, так будет понятнее.

Он взял со стола листовку страховой компании и на ее обороте записал короткую последовательность цифр. Затем протянул бумагу Аннабель. Там значилось: