– Ага, травитесь на здоровье! Ладно мы поехали, до новых встреч!
– Всегда рады! – засмеялся в ответ круглолицый полицейский.
Солнечный свет ослепил сидевшего двое суток в темнице парня, он невольно дернул руку прикрывая глаза. До чего же приятно быть на улице в хоть и не совсем теплый, но все же летний день! Вроде бы всего два дня не видел солнца и неба худощавый наркоман, но уже успел истосковаться по такой хрупкой привелегии, как свобода.
Следователь, заблаговременно сковавший наручниками руки Шпунтика, проводил парня до передней пассажирской двери своего внедорожника, усадил его и поспешил сесть за руль. Утренние пробки уже в самом разгаре, нужно успеть проскочить самые сложные места и максимально быстро добраться до МКАДа.
Спустя двадцать минут золотистый джип выскочил с Балаклавского проспекта на Варшавское шоссе. Движение в область было достаточно свободным, чего не скажешь о направлении в центр. «Хорошо, все таки, что я еду не в комитет!», – подумал Синицын и прибавил газу, чтоб успеть на зеленый сигнал светофора.
***
– Адрес какой там у тебя? – спросил Павел, когда они уже проехали Щербинку. Все это время оба сидели молча, каждый думал о своем.
– Юных ленинцев, 80, квартира 44. – ответил Алексей, как-то автоматически. Он до сих пор не мог поверить, что все это дерьмо происходит с ним. Еще утром, получив в дежурке свой телефон вместе с остальными вещами, Шпунтик написал своему директору, что заболел и отключил телефон. Мама звонила сыну редко, и часто нарывалась на ответ: «Абонент отключен или находится вне зоны действия сети», поэтому свыклась и перестала беспокоиться в таких случаях. За мать Алексей не переживал, по крайней мере пока.
– Покажешь, где повернуть? – сухо спросил «следак».
– Ага, – ответил Леха, – только это, наручники можно будет снять, а то соседи если увидят, матери расскажут, она?..
– А не убежишь? – перебил его Синицын, – а то смотри, я стреляю метко! – на всякий случай припугнул своего пленника Павел.
– Ага, куда бежать, то? Ни паспорта ни прав, адрес мой знаете, да и отпустить обещали, если все сделаю как надо. Я правда сделаю все что нужно, клянусь!
– Это хорошо, что ты понимаешь всю серьезность твоей ситуации. И если увижу, что ты действительно стараешься, я свое слово сдержу, – пообещал в ответ сотрудник следственного комитета.
– Там, к моему дому налево не повернуть, нужно будет развернуться, на светофоре, метров через пятьсот, – внезапно сменил тему худой парнишка, -вон там, – указав в лобовое стекло грязным пальцем, продолжил Леха, – светофор со стрелкой.
Доехав до светофора, Павел развернулся, дождавшись разрешающего сигнала и поехал обратно, в сторону «центра».
– Сейчас, вот тут ага, направо, – скорректировал маршрут сиплый навигатор, – и здесь, где удобно вам, паркуйтесь.
Павел остановился возле пятиэтажного дома из красного кирпича, отстегнул наручники Алексея и они вместе пошли к задержанному домой. Дойдя до третьего подъезда, парень вытащил из кармана ключи, открыл дверь, и он вдвоем со следователем поднялись на третий этаж. Типичная «хрущевка» воняла бомжами. На каждом этаже стояли баночки для окурков, давно не крашенные стены местами обсыпались, обнажая слои предыдущих косметических ремонтов. Эхом «девяностых» на всех этажах выделялись мощные железные двери, как неприступные врата средневековых замков. Квартира у наркомана была под стать подъезду, прокуренная, с крохотной кухонькой, сразу справа от входа, на которой не то что есть, готовить то тесно! Тут же из коридора был вход в гостиную, метров этак 16 квадратных, и уже из гостиной вход в спальню с кроватью во всю комнату. В гостиной стоял старый раскладной диван, напротив него «стенка» советских времен с откидывающейся вниз большой дверцей посередине. Самой дверцы давно не было, вместо нее, в проеме, стоял плоский телевизор. Цветы на подоконниках расцвели множеством красок и добавляли немного позитива в эту унылую и, к сожалению, типичную для России картину. «Ну и стройки у нас были конечно» – подумал Синицын, – «Самая огромная страна, а клетушки, как для животных…».
– Ты давай, быстро в душ сбегай, переоденься во что-нибудь поприличнее и поешь, да поедем дальше, – предварительно осмотрев все крохотные помещения унизительно маленькой «двушки», дал команду следователь, – а я тебя здесь, на диванчике подожду.
– Телек может включить? – услужливым тоном спросил Шпунтик.
– Не надо, там нечего смотреть, – решительно отверг предложение Павел, – в тишине посижу.
Синициын совсем не беспокоился на счет того, что парень может выкинуть, какой-нибудь фортель, типа выбежать с ножом или попытаться сбежать. Молодой, но уже достаточно опытный следователь чувствовал, что этот субъект обладает достаточным сознанием, чтобы проанализировать перспективы различных способов взаимодействия с представителями внутренних органов. Павел встал с дивана, хоть и старенького, но вполне мягкого и комфортного, и подошел к «стенке». Открыв стеклянную дверь, следователь стал изучать книги, стоявшие аккуратными рядами на полках. Классика, фантастика, женские романы. Все как у всех, кто иногда любит погрузиться в мир книг. Даже «Капитал» Карла Маркса есть! Следователь достал толстую книгу, открыл ее примерно на середине, прочитал первый попавшийся абзац. Пожелтевшие страницы хорошо сохранились. Павел вернулся на диван и начал перелистывать страницы иногда останавливаясь, чтобы прочитать случайные предложения.
Алексей быстро помылся, наспех сбрил реденькую щетинку, почистил зубы и вышел из ванной, обмотанный полотенцем. Смущенно пройдя в комнату, парень открыл шкаф, достал из него одежду и поспешил вернуться в ванную. Вышел он конечно не другим человеком, но смотреть на него стало поприятней. Правда джинсы были ему великоваты в талии, поэтому он застегнул ремень потуже из-за чего верх американских рабочих брюк в некоторых местах пошел складками. Выглядело это настолько убого, что Синицын не сдержавшись сказал:
– Ты или рубашку на выпуск одень или сверху накинь что-нибудь, не позорься хоть так идти.
А, ладно! – взглянув на свой убогий вид, согласился Алексей и достал из шкафа другую рубашку, в которой он обычно «клубился». Возможно, это была единственная более менее приличная вещь в его гардеробе. Может и джинсы когда-то неплохо сидели на парне, но вследствие систематического употребления наркотических веществ, молодое тело истощилось и усохло.
Надев рубашку на выпуск, белую, в крупную синюю клетку, как тетрадка школьника, парень скрылся на кухне и загремел кастрюлями. Не обращая внимания на грохот, Синицын продолжил листать «Капитал». Насытившись, Шпунтик вернулся в гостиную, служившую одновременно и спальней молодому человеку, парень, утирая рот сказал:
– Все, я готов.
– Вот, – вставая с дивана, протянул ему толстую книгу Павел, – задание тебе, читать в свободное время.
– В камере? – спросил Леха и взял предложенную книгу.
– Дома, вместо телека, – улыбнувшись, ответил следователь.
– Будешь ответственно выполнять задания Следственного Комитета, читать будешь дома. Если плохо будешь относиться к ввереным тебе обязанностям, токгда читать будешь в камере.
– Дома, то лучше! – немного полистав, попытался положить книжку на диван доходяга.
– С собой бери, носи всегда, пока не прочтешь.
– А, ну ладно.
– Все пошли, на выход! – Командным голосом рыкнул Синицын. Он и вправду хотел, чтоб этот несчастный парнишка прочитал Маркса, ведь в этой книге, действительно много мудрого, способного дать повод к серьезным размышлениям. Да и пока у наркомана книга, руки всегда заняты и на виду.
Леха резко развернулся и вышел в коридор. Обувшись двое вышли из квартиры и отправились к машине.
– Сейчас едем на «Красную горку», погуляем, – озвучил свои планы Павел, – ты с мамкой то чего живешь? Дом свой есть, приводи девчонок когда хочешь, живи, налаживай быт. Или на мамкиных щах сытнее?
– Да не, – отмахнулся Алексей, – не вэтом дело, место там плохое.
– Это чем же оно плохое? – удивился Синицын, – тишь да гладь, мечта всех москвичей. И домик и садик, своя земля все-таки.
– Проклято место это.
– О, как! – засмеялся следователь, – и ты туда же! И что же в нем проклятого?
– Зря смеетесь, – обиделся Алексей, – точно проклятое. Мне бабка рассказывала. Хоть и не любила он меня, но иногда приходилось ей со мной возиться. Мамка тогда на двух работах пахала, чтоб институт старшему брату оплатить, он кстати тоже юрист, только в Питере живет. Вот, брат тогда уже в Санкт-Петербурге учился, а меня бабка с садика забирала и мы на автобусе ездили к ней. Иногда, когда мать поздно возвращалась, я ночевал у бабушки. В один прекрасный день забрала она меня из садика, плачет, едет. Я пытался узнать, что она плачет, а она лишь отмахивалась. Но вечером все же решила выплеснуть кому-то свое горе. Кроме меня в доме никого не было, деда схоронили еще до моего рождения. Вот тогда-то она мне и рассказала все. Соседка ее в тот день померла, дружили они очень сильно, с самого детства. Бабка-то моя всю жизнь в этом домике прожила. Даже Ленина видела, когда он тут у нас обитал. Про «Домик Ленина», что стоял чуть ниже у самой речки Пахры, Павел знал не понаслышке. Еще школьниками они ездили сюда на экскурсию. Ничего интересного, просто факт сам по себе, который отложился в памяти московского детектива.
– Ну, короче, в тот день бабушка рассказала, что раньше здесь было огромное кладбище, которое и называлось «Красная горка». Лет 300 погосту этому уже или даже больше. Там на верху, где, Колхозная улица, осталась часть того кладбища. Но это просто маленькая часть. А раньше тут все было в захоронениях. И крепостных везли сюда, и знать хоронили, на высоких местах. А как пришла советская власть, все сравняли с землей и раздали участки партийным. Никто и не спорил тогда, атеизм процветал уже, церкви сносили, да и халявная земля тогда не каждому давалась, после революции сразу все тут и подчистили. Не знаю что тут Ленин делал, но может и он к этом руку приложил. Так вот верующие, да те у кого здесь родственники похоронены были, взбунтовались тогда, встали на защиту кладбища. Грех типа, осквернять могилы предков, не дадим! А советской власти то что, с того. Тут все пришлые верховодили, почти все зеки освобожденные советским режимом, да успевшие залезть в, хоть какую-нибудь, власть. Наверху там где сейчас Дворец творчества молодежи, вырыли огромную ямину, все кресты могильные туда поскидали, какие успели. И вот в один день, местные живым щитом встали перед кладбищем, говорят их там чуть не тысяча была. Прямо с утра, пришли и перекрыли все дороги к кладбищу. Тогда типа, ну это бабка так рассказывала, но она врать не умела, вызвали кавалерию с Москвы. Те к вечеру прискакали коней триста, и начали, кого нагайками, кого шашками, кого с ружей постреляли. Короче, погнали их к той яме, всех в яму загнали, залили все то ли керосином, то ли что у них тогда было, бабка говорила керосином. И сожгли всех заживо. Сами встали вокруг ямы, кто в агонии пытался выбраться стреляли да рубили. Но в основном, все друг об друга спотыкались, да падали, поднимались да опять падали. Говорят человек, когда горит, долго не умирает и всю боль чувствует. Так вот, эта тысяча сожженных так взревела тогда от жуткой боли, что, говорят, по всему «Подолью» слышно было. А подожженные, умирая проклинали тех солдат, да власть советскую. Бабка тогда сама все видела, ей лет пять было. Ее родители из Ерино приехали за кладбище стоять, ну а поскольку дитя не на кого было оставить прихватили с собой бабушку мою. Родителей то всех в яму согнали, а детей, кого поймать успели, по детдомам раскидали потом. Бабушку мою, и подружку ее, тогда старшие ребята забрали к себе жить. Вот так она, да подружка ее, что умерла, и стояли смотрели, как их отцы, да мамы, крестьяне обычные, да еще почти тысяча людей горят заживо и проклинают всех и вся. А вскоре, яму закопали на месте этом дворец пионеров построили. Вот такой вот советский цинизм был тогда.
– А чего же бабушка твоя не уехала? Раз место проклятое?
– Это для других оно проклятое, а для нее священное. Каждый церковный праздник они ходили туда, дети сожженных. Цветы, да булочки носили, вокруг дворца прямо выкладывали и плакали толпами. Поначалу гоняли их, но потом отстали. Вскоре дети сожженных выросли, кто-то уехал, а кто-то не смог. Так и бабка моя, всю жизнь здесь и прожила.
– Да, – тяжело вздохнул Павел, – история, конечно! – впечатленный услышанным, Синицын немного помолчал, а затем добавил, – а про ведьму слышал чего?
– Ну так, немного. Но это совсем давно вроде было, тоже закопали типа ее живьем, там наверху, где Колхозная улица.
– Это не там, где стройка заброшенная?
– Уже слышали? Я не особо вникал, поговаривают, что там когда котлован рыли гроб откопали. А потом несколько таджиков окочурились, один сорвался, не пристегнут был страховкой, второй вроде резал арматуру и балон с кислородом взорвал, про других не помню. Ну наши, местные сразу и вспомнили легенду про колдунью, там какую-то, и все приплели туда же. Якобы колдунья из гроба восстала, и всех прокляла. Короче как в кино.
– А кто тебе это все рассказал?
– Да я не помню уже, соседки бабкины. Они как меня увидят, так сразу «бегут». То им воды в баню натаскать, то дров помочь наколоть, то так поболтать. Многие старушки на «Красной горке» давно в одиночестве живут, вот и приходится помогать, да всякую херню слушать.