История из жизни одного театра

Но Антон не успел договорить. Как его приятель вскочил из-за стола.

– На фиг, на фиг. – сказал тот, доедая солянку уже стоя. – Яковлевичу сегодня счет принесли за машину и у меня нет ни малейшего желания с ним встречаться.

– Это малодушие – бегать от заведующего труппой.

– Ты счета не видел. – возразил Руслан и подумав спросил. – А что столичный гость?

– Не в себе. – буркнул Антон и присел за стол дожидаться солянки.

Его товарищ же вышел из театрального буфета и направился в сторону репетиционного зала, где его ждал столичный режиссер, с приездом которого, одна часть труппы связывала надежды на успешный спектакль и возможный, в дальнейшем, переезд в Москву, другая предвидела проблемы и впустую потраченное время, а сам Руслан Алексеев не связывал ничего, поскольку голова его была занята конфликтом с заведующим труппой и зарождающимся романом с одной милой молодой особой, которая, кстати, о будущем своем счастье пока и не подозревала.

С моей стороны неправильно не рассказать о двух приятелях Антоне и Руслане, которым еще предстоит занять положенное им место на страницах моего рассказа, но я ещё успею это сделать тем более, что честнее, как мне кажется, если про них расскажут другие персонажи.

Глава четвертая.

В репетиционном зале, который покинул Антон Алексеев, происходило следующее: Режиссер Валерий Владимирович оглядел помещение и совсем было уже собрался отправиться на поиски заведующего труппой, или нужного актера, фамилию которого он записал в свой блокнот, но теперь не мог этот блокнот найти, или на поиски хоть кого-нибудь, потому что находиться в этом пустом зале не было ни смысла ни желания. Но в этот момент дверь тихонько приоткрылась и в проем просунулась чья-то голова. Просунулась лишь наполовину и с места на котором находился столичный режиссер, не было никакой возможности понять чья это голова и уж тем более определить цели и задачи вновь прибывшего.

– Да! Что надо? Я репетирую! – Воскликнул Валерий Владимирович чересчур резко. Впрочем, его поведение и невольная грубость по отношению к человеку, которого он даже и не успел рассмотреть была понятна и может даже извинительна. Не прошло и суток с момента его появления в Лужске, а молодой человек решительно потерялся. То что еще в вчера казалось понятным и осуществимым, теперь теряло всякий смысл: все кто должны были ему помогать и даже радоваться его появлению, смотрели на него, как на непрошенного гостя. И не просто непрошенного, но даже крайне нежелательного. Но самое страшное было в том, что его пьеса, так многое обещавшая до вчерашнего дня, все больше и больше его не устраивала, и все меньше обещала. Он совершенно перестал понимать, чего ради он приехал в этот город, зачем терпит унизительное к себе отношение со стороны работников и руководства театра. И самое страшное – ему нечего было предложить актерам, которые явно не горели желанием становиться податливым пластилином в его руках.

За дверью раздался стук. Некое человеческое существо, а Валерий Владимирович мог только надеяться, что за дверью и частично в репетиционном зале, находилось именно человеческое существо, просунуло половину головы внутрь, но продолжало стучаться снаружи и никак не желало войти полностью и объяснить причину своего появления.

– Войдите же наконец! – возопил молодой человек, чем окончательно напугал существо.

– Извините пожалуйста, – послышался тихий робкий голос, по-прежнему неопределяемого пола и возраста. – Я зайду попозже. – и дверь стала закрываться.

– Да Боже ж ты мой! – окончательно вышел из себя режиссер. – Вы издеваетесь?!

Он подбежал к двери и рванул ее на себя, чтобы наконец увидеть таинственного посетителя и вывести его на чистую воду.

"Это они нарочно!" – мысленно негодовал Валерий Владимирович. – "Они все против меня. Они хотят выжить меня таким образом. Выжить из театра, за то что я лучше, умнее… Зато что я хочу работать и искать новое, а они разленились, погрязли в этом своем провинциальном болоте…"

Мысли эти, и скажем честно, мысли нескромные, обидные для работников Лужского театра имени Лермонтова, молодой человек долго скрывал даже от самого себя, но видимо и чаша его терпения наконец переполнилась. Он все тянул дверь на себя и никак не мог ее открыть. Наконец, он в, совершенней ярости, ухватился за ручку, и даже уперся ногой в стену, чтобы уж наверняка, и из всех сил рванул дверь.

– Ой, мамочки!

С этим возгласом, в репетиционный зал ввалилось, вкатилось, влетело или впорхнуло некое существо неопределенного все еще возраста, но женского, вне всякого сомнения, пола.

– Извините, извините, извините!!! – затараторила внезапная гостья. – Я хотела только спросить! Только спросить! Генрих Робертович сказал, что на ваше усмотрение, а Иван Яковлевич сказал, что вы не можете сами без Генриха Робертовича, а Генрих Робертович сказал, что вы без него можете сами, а Иван Яковлевич отправил к Веронике Витальевне, а она сказала, что надо идти к Иван Яковлевичу....

Теперь, наконец, Валерий Владимирович, смог рассмотреть внезапного посетителя: на полу, поднимая рассыпанные фотографии, сидела чрезвычайно милая рыжеволосая девушка лет восемнадцати; глаза у нее были испуганно распахнуты и даже поблескивали от подступивших слез, но упрямое выражение лица, выдавало решительный и даже упрямый характер.

– Мне сказали, что вы хотите провести кастинг и я пришла, вот мои фотографии. – девушка, наконец, собрала фотографии в увесистую пачку и протянула их режиссеру. – Они студийные: со светом, с белым и черным фоном, в разных позах… – она сбилась, почувствовав, что фраза про позы прозвучала, как-то не так. – В разных образах. Образах, я хотела сказать!…

– Зачем они мне? – спросил молодой человек растерянно, машинально разглядывая снимки.

– Чтобы смотреть!

– Куда?

– На я… На мне… – гостья сбилась, пытаясь объяснить, что именно должен делать режиссер с ее фотографиями. – Портфолио же! – вспомнила она, наконец, заветное слово. – Повесьте их на стену вместе с другими и сравните. Важно же как актер выглядит на пленке, насколько он фотогеничен. Вы же собираетесь фильм снимать.

– Вы кто? Какой фильм? – перебил ее Валерий Владимирович. – он чувствовал, что теряется перед напором этой молодой особы. Тем напором и желанием участвовать в спектакле, которых он тщетно ожидал от остальных актеров.

– Мне сказали… Не важно. Я хочу участвовать в спектакле, а кого вы возьмете в кино – это не важно. Я работаю в театре. Я пришла на кастинг. Я хочу…

Возникла пауза, во время которой молодой режиссер ждал продолжения, давая возможность молодой девушке объяснить, чего именно она хочет, а сама она молчала, видимо считая, что высказалась достаточно понятно.

Невесть сколько времени тянулось бы это молчание, но в репетиционный зал заглянул сам заведующий труппой Иван Яковлевич. Ему хватило одной секунды, чтобы увидеть и оценить ситуацию. Заметил он и решительный настрой молодой особы, и фотографии в руках режиссера, и растерянный вид последнего.

– Алена Игоревна, можно вас на секунду. – и Иван Яковлевич самым настойчивым образом, стал манить молодую девушку из репетиционного зала в коридор.

Валерий Владимирович чувствовал себя несколько обескураженным и не попытался вмешаться. Он догадывался, что стоило бы высказаться, напомнить, что все решения в этом репетиционном зале принимает он и только он. Что это ему решать, кто должен тут находиться, а кому стоило бы и выйти. И виданном случае, выйти стоило бы именно Ивану Яковлевичу. Хотя бы для того, чтобы заняться своими непосредственными обязанностями. А именно, разыскать некоего актера, которому полагалось уже стоять перед пристальным и испытующим взглядом Валерия Владимировича и более того, доказывать свою профессиональную состоятельность. Но фамилию этого актера он так и не вспомнил, блокнота своего не нашел, а просить помощи не только не хотел, но и даже боялся, считая что этим уронит свой режиссерский престиж и вообще поставит себя в неловкое положение. Именно попасть в смешное, нелепое положение, более всего страшило Валерия Владимировича. Он и так ощущал, что совсем не пользуется авторитетом, а становится скорее объектом насмешек в драматическом театре имени Лермонтова, хотя надеялся, если и не произвести тут фурор, то как минимум столкнуться с повышенным интересом и может быть обожанием. И в самом деле: он выпускник столичного вуза, участник модных театральных фестивалей, автор нашумевших, среди тонких знатоков, постановок снисходит до провинциального театра и конечно оказывает этим снисхождением этому театру невероятную услугу.

Разумеется, что о подобных оценках своего приезда в Лужск, Валерий Владимирович не собирался никого посвящать и даже наоборот приготовил сдержанные похвалы для актеров местного театра, которые если и не помогли реализовать всей глубины его пьесы и режиссуры, то изо всех сил старались…

Но теперь, дело поворачивалось таким образом, что это ему давали понять, что снисходят до его попыток поставить спектакль и даже начинают терять терпение.

В то время, пока Валерий Владимирович, размышлял о том, как не совпадают порой наши ожидания и суровая действительность, за неплотно прикрытыми дверями происходил напряженный и может даже нервный диалог между заведующим труппой и молодой девушкой, статус которой был для столичного режиссера не вполне ясен.

– Я, по-моему, вполне понятно объяснил вам… – настаивал Иван Яковлевич.

– А я спросила. – возражала девушка.

– А я вам, в который раз напоминаю, что вы должны заниматься своим делом.

– Я свои дела сделала.

– А домик Кума Тыквы? – возразил заведующий труппой.

– У него нормальный домик!

– А он, тем не менее, жалуется: неудобно, темно и капает.

– Я не сантехник! – взорвалась Алена Игоревна. – Во всем театре капает. А у него скромный должен быть домик. Он кум Тыква, а не олигарх.

– Я буду жаловаться заведующему постановочной части и даже Веронике Витальевне.

– Вот пусть она куму Тыкве свою дачу отдаст.

– Алена Игоревна! – задохнулся от гнева заведующий труппой. – Мы с вами еще вернемся к этому разговору.

И в коридоре послышались раздраженные шаги Ивана Яковлевича, который видимо отправился искать управу на непокорную девушку.

А девушка, постояв некоторое время с той стороны двери вернулась в репетиционный зал. Вид у нее был смущенный.

– Вы ведь не актриса, так ведь? – спросил Валерий Владимирович.

– Нет. – ответила Алена. – Но я непременно стану.