Фермеры платили той же монетой: ни одно поместье в округе не подвергалась таким частым набегам браконьеров, как земли Бароуна. Это была настоящая война, в которой уже подстрелили нескольких фермеров и лесничих.
Я прибыл в Уэмбери, когда вражда между фермерами и капитаном Бароуном была в самом разгаре.
Сообщив во время ужина все эти полезные сведения, миссис Джонс ушла домой, а я повалился спать после тяжелой дороги.
Глава V. Джим
Я очень быстро освоился в Уэмбери. Фермеры и рыбаки болели нечасто, но при этом обеспечивали всем необходимым. Свободного времени у меня было много, и я приобрел себе маленькое суденышко под веселым названием «Радостный», с одной-единственной каютой под палубой и крохотным камбузом.
Это был настоящий одномачтовый шлюп, хоть и маленьких размеров, но зато простой в управлении даже для одного человека. На палубе судна вместо спасательной шлюпки был принайтован миниатюрный челнок, который мог бы выдержать двух-трех человек.
Этот шлюп заменял мне все развлечения, которых в нашей деревенской глуши было не много. Я частенько оправлялся на нем в прогулки по окрестным островкам и бухтам, иногда даже на несколько дней. Мне нравилось опять ощущать себя моряком.
Но «Радостный» оказался еще и отличным вложением денег: в те дни, когда я им не пользовался, он поступал в распоряжение местных рыбаков. Они платили гораздо больше, чем могут себе позволить простые рыбаки, но даже если на нем с утра до вечера и перевозили контрабанду, меня это не совершенно беспокоило: из всех изобретений человечества, пошлина – самый изуверский способ правительства отнять наши деньги.
Мне нравилась моя новая жизнь, нравилась простота нравов деревенских жителей, нравилось бесцельно бродить по живописным окрестностям. Здесь, на берегу залива Коннорс, среди скал и равнин южной Англии, мечта найти страну гуигнгнмов казалась уже бессмысленной и глупой. «Наконец, – думалось мне, – я нашел покой, которого так долго искал.
Лишь одно омрачало мое счастье: как я ни избегал встреч с мистером Бароуном, мне все же приходилось с ним видеться: он обычно презрительно меня оглядывал с ног до головы и ехал своей дорогой. Но я чувствовал – рано или поздно мы столкнемся.
В Уэмбери у меня, можно сказать, впервые в жизни появился настоящий друг – тринадцатилетний сын миссис Джонс. Мать привела ко мне мальчика из-за его болезненности. Это был щупленький мальчуган, выглядевший гораздо младше своего возраста, но с умными серьезными глазами. Тщательно осмотрев Джима Джонса я не нашел никаких болезней, если не считать вызванную недоеданием худобу.
– Что ж я могу поделать, доктор Грин, их шестеро у меня, а Джимми самый старший, – грустно сказала миссис Джонс, узнав причину болезненного вида сына.
С тех пор Джим стал моим частым гостем. Мальчик проявлял большие способности к медицине, и я на радость его родителям, взялся за его обучение.
Со временем я очень привязался к мальчугану. Джимми был не только прилежным учеником: он помогал по хозяйству, бегал по моим поручениям, а если не было никаких дел, то приставал с просьбами рассказать о странах, где я побывал во время плаваний.
У меня на целом свете не было ни одного близкого человека, а этот мальчуган чем-то напомнил мне меня самого в детстве, когда я так же был готов с утра до вечера слушать рассказы Лемюэля Гулливера.
Очень скоро Джим стал незаменимым помощником и при осмотре больных. Я даже начал платить ему из своего жалованья, что вызвало гордость у него и у его родителей.
Джим заменил мне семью, которой у меня не было. Наверное, будь у меня родной сын, я бы не смог любить его больше, чем этого, не по годам смышленого, паренька.
Глава VI. Еху
Но моему счастью не суждено было продолжаться долго.
Как-то я сидел под яблоней у себя в палисаднике, когда увидел, что прямо к моему дому направляется толпа фермеров. Я разглядел в ней мистера Джонса, который нес на руках кого-то завернутого в плащ. У меня сжалось сердце от предчувствия беды. Быстро вскочив на ноги, я побежал навстречу. Мистер Джонс нес на руках окровавленное худенькое тело, в котором я узнал Джимми.
– Что случилось с мальчиком? – выдохнул я.
– Собаки проклятого Бароуна, – охрипшим голосом ответил Джонс.
Мы занесли мальчика в комнату и положили на кушетку. Он еще дышал, но смотреть на его истерзанное тело было страшно. Руки были изодраны в клочья, лицо представляло кровавое месиво. Я не видел таких страшных ран за всю свою практику. А ведь мне доводилось врачевать раны, полученные матросами в портовых драках.
Не замечая никого и ничего, кроме мальчика, я дрожащими руками одну за одной промыл и зашил эти раны. Больше всего беспокоили кисти рук и пальцы, но к счастью сухожилия не пострадали. Хуже обстояли дела с лицом. Очевидно, собаки вцепились в него, когда он прикрывал руками горло.
До поздней ночи я занимался мальчиком, который все это время был без сознания. Хотя Джим потерял много крови, будь он покрепче, я б сказал, что беспокоиться не о чем. Но сейчас нам оставалось только молиться за него.
Я вышел на воздух из душного помещения. Мать осталась сидеть возле мальчика. Она словно окаменела.
– Спасите моего мальчика, сэр, – умоляюще произнес Джонс. – Вы всегда были добры к нему. Спасите его.
– Я все сделал, он обязательно выкарабкается, Джонс. – ответил я уверенно. Но надежды было мало, и я об этом знал.
– Они с соседскими мальчишками ходили на реку. Мой мальчик никогда не ходил по землям сэра Бароуна. Он бы сам нипочем не пошел. Видать мальчишки его уговорили. За ними погнался лесничий. Остальные убежали, а мой мальчик ведь такой слабый, – Джонс всхлипнул. – Его поймали и отвели к Бароуну. Этот зверь высек его розгами, а потом велел бежать…. А потом послал по следу собак.? Джонс зарыдал. Страшно было смотреть на этого крупного сильного мужчину в его беспомощности.
Я чувствовал, как во мне закипает кровь: перед глазами стояла картина избитого мальчика бегущего в ужасе от громадных собак-убийц. Они нагоняют его и пытаются вцепиться в горло. Джимми пытается прикрыть горло, тогда собаки рвут его руки, лицо, все тело.
– Как ему удалось спастись?
– Не знаю, фермеры подобрали его, когда он полз к деревне.
Я был уверен, что Джонс спросит с Бароуна за изувеченного сына. Я сам был готов немедленно отправиться с ним к негодяю.
– Что вы думаете делать, Джонс?
– А что я могу, сэр? Я ничего не могу.
– Любой человек что-то может. Разве дав жизнь этому мальчику, вы не обязались его защищать?
– Если бы я только знал, доктор, что такое случится, неужели вы думаете, что я бы не умер, чтобы защитить его?
– Не знаю Джонс. Судя по тому, как вы здесь сидите и причитаете, вместо того, чтобы разделаться с Бароуном, не знаю.
Не то хотел я сказать, но злость вырвала эти слова.
– На что это вы его подбиваете, мистер Грин? Если его повесят или отправят на каторгу, вы будете кормить моих детей? – миссис Джонс вышла из комнаты и стояла теперь, глядя на меня со всей враждебностью, на которую только способна женщина, чей семейный покой кто-то пытается нарушить.
– Если вам угодно можете отправляться к Бароуну. Мы маленькие люди, месть нам не пристала. Оставили бы вы нас в покое.
Я ничего не стал отвечать.
Два дня мы боролись за жизнь Джимми. Вопреки своей природной слабости, он поправлялся. Когда мальчик пришел в сознание, родители хотели было забрать его домой, но я уговорил их не спешить с этим. Миссис Джонс с утра до вечера хлопотала вокруг него и вокруг меня, не зная, чем услужить. Она уже стыдилась своей вспышки и теперь, как могла, пыталась загладить свою вину.
Прошла еще неделя, прежде чем мальчик поднялся с постели и вышел на крыльцо. И только через две недели я начал снимать повязки. Джимми не остался инвалидом, и это было большой радостью для всех нас. Но лицо мальчика было безвозвратно изуродовано собачьими клыками, шрамы шли от подбородка до затылка. От левого уха осталась только половина. Каждый раз, глядя на это лицо я чувствовал, что во мне поднимается такая ненависть, какой я никогда прежде не испытывал. Я жаждал мести.
Но фермеры были скорее напуганы этим происшествием, чем возмущены. Больше всех была напугана миссис Джонс.
– Доктор, все говорят, что вы поклялись убить мистера Бароуна, я умоляю вас не делать этого. Мальчик, слава Богу, жив. Совсем не годится нам, бедным маленьким людям тягаться со знатными господами, – сказала она мне, наблюдая как Джимми, сидя на лужайке перед моим домом, пытается поймать кузнечика.
Я молчал. Миссис Джонс тяжело вздохнув пошла к сыну.
– Миссис Джонс, пока одни будут считать себя маленькими людьми, всегда найдутся те, кто посчитает себя большими, – окликнул я ее вслед.
– Не впутывайтесь в это и не впутывайте моего мужа, ему и так достается от жизни. У вас господ своя жизнь, у нас своя, – с твердостью ответила женщина. – Мальчик жив, благодарение Господу. Чего еще можно желать?
Впрочем, ее слова уже не имели никакого значения. Я всегда знал, что столкнусь с Бароуном. С первой встречи с ним на лесной тропинке. Мне сообщали, что он наводил обо мне справки и то, что он узнал, обозлило его еще больше. Как младший сын в семье, я не мог претендовать на положение в обществе, согласно моему происхождению, и должен был завоевывать его службой в военном флоте или колониальных войсках. Но джентльмен удовольствовался скромной врачебной деятельностью. Одного этого было бы достаточно чтобы вызвать презрение такого человека, как Бароун. В его глазах я был ничтожеством, жалкой букашкой. И эта букашка осмелилась бросить ему вызов.