9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

– Что?

– Мне надо отдать тебе динозавра, – пластиковая фигурка стояла на столе прямо перед моими глазами.

– Что? Динозавра?

– Ну да, такой игрушечный маленький. Он был на твоем рабочем месте в офисе. Я подумал, что ты про него забыла.

– Нет, я помню его.

– Так что могу передать.

– На хрен тебе это?

– Не знаю, но я считаю, что это не очень вежливо по отношению к нему.

Л. замешкалась. Пару секунд она колебалась. Но в конце все-таки сдалась.

– Ладно, черт с тобой, хочешь мне его передать – приходи. Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь. Завтра, к одиннадцати вечера.

Она продиктовала адрес и повесила трубку. Я ни черта не понимал, что и зачем я делаю.

На следующий вечер с динозавриком в кармане я подошел к условленному времени и месту. В отличие от предыдущих встреч, добираться куда-то на окраину не пришлось. Это был ничем не примечательный тихий уютный старенький дворик, окруженный невысокими домиками. Располагался практически в самом центре города. Было уже довольно поздно, на улице было темно. Было практически пустынно за исключением одиноких прохожих, спешащих с работы домой. В указаниях, что дала Л., был только номер дома. Но сам дом оказался многоквартирным. Я посмотрел на окна в надежде увидеть какой-нибудь знак. Но ничего сколько бы то ни было отличительного не заметил. Самые обычные шторы и горшки на подоконниках. Потом обошел дом вокруг, вернулся во двор и сел на лавочку ждать неизвестно чего.

Спустя минут двадцать, когда я уже всерьез подумывал плюнуть на все и просто оставить динозаврика на этой лавочке, на телефон пришло сообщение с еще одним адресом. Он был довольно близко, в минутах десяти пешком. Я отправился дальше.

Второе место было куда менее уютным, нежели первое. Дома были выше, мусора во дворе больше. Я снова осмотрел окна и обошел дом. Сел на следующую лавочку с мыслями, что дальше участвовать в этом квесте у меня желания все меньше и меньше.

Сзади тихо ко мне подошли два парня спортивного телосложения. Я напрягся, поскольку выглядели они довольно угрожающе. Один из них назвал мое имя и сказал идти за ними. Они встали по бокам от меня, каждый выше меня как минимум на полголовы. Пока мы шли, они не произнесли ни слова. Мы прошли за дом, который был в адресе, к небольшому двухэтажному строению. Оно было в аварийном состоянии, половина штукатурки со стен обвалилась и на ее месте вылезали старые кирпичи с не внушающими доверия трещинами. Однако, свет в некоторых окнах горел. В доме даже в таком состоянии кто-то жил. Один из моих сопровождающих открыл скрипучую дверь, и мы прошли внутрь.

Обшарпанный коридор выглядел так, словно уже полвека не слышал даже слово «ремонт». Света внутри не было. Воняло затхлостью, несмотря на незакрывающиеся окна. Мы поднялись на второй этаж и зашли в квартиру. Хотя квартирой это назвать было сложно, скорее подходит слово «убежище». Внутри было много комнат вдоль узкого коридора, практически все закрытые. Облупившееся стены, висящие лампочки, несколько спальных мест, пара ноутбуков, какие-то коробки и стойкий запах химикатов, которому удалось полностью затмить собой вековую затхлость.

Меня провели в дальнюю комнату и с силой усадили на стул. За столом напротив сидела Л. и что-то писала в ноутбук.

– Твои предыдущие друзья мне нравились куда больше, – сказал я.

– Да, мне тоже, – ответила Л. и захлопнула крышку ноутбука.

Двое парней оставались в комнате, но Л. жестом показала им выйти. Я полез в карман, достал динозаврика и поставил на столик. Она взяла его, на ее лице проступила улыбка.

– Так забавно. Его мне подарил Красный, когда я написала свою первую статейку. Я уже не помню, о чем там именно было, какой-то развлекательный бред. Денег тогда у нас не было, сидели на одной лапше. Но он обставил все как романтический ужин со свечами, и потом подарил мне этого динозаврика в честь моих успехов в журналистике, его, правда, давали как подарок к конфетам. Было очень мило.

Л. стояла, облокотившись на стол, и рассматривала игрушечную фигурку. Я не видел ее с того самого вечера. Она сильна похудела. Те же черные джинсы, что раньше плотно облегали ее бедра, теперь уже сидели свободно. Через темно-серую майку выступали острые ключицы. Ее светлые волосы были убраны в хвост, были заметны отросшие темные корни. На ее усталом лице не было макияжа. Она поставила динозаврика на стол возле своего ноутбука.

– Так и, серьезно, зачем ты пришел? – обратилась она ко мне уже безо всякой улыбки.

– Я хотел тебя увидеть.

– Увидел. И дальше что?

– Где ты пропадала все это время?

– Скажем так, занималась важными делами.

– Не сомневаюсь. А это эти костоломы?

– А эти… Это мои новые друзья. Не обижайся на них, они очень старательные, хотя и туповаты.

– Где ты нашла таких?

– Я давно в этом бизнесе и знаю, кто за что выступает. Раньше я принадлежала к другому течению недовольных. Но всегда было знакома со всем сообществом. Эти были давно, обычные безмозглые футбольные фанаты, им близка радикальность. Им нравятся решительные меры, отъявленные расисты, к сожалению, они умеют крушить, а я им показала, как можно крушить гораздо эффективнее. Удивительные люди, совсем не заботятся о себе, бывает очень полезно.

– У вас теперь общие цели?

– Можно сказать и так, – Л. пожала хрупкими плечами.

– Ты слышала, что случилось с ребятами после твоего выступления?

– Да, слышала.

– И?

– Что «И»? Если ты о том, что из задержали, то все те, кого я позвала, не первый раз слышали полицейские сирены. Все из этой тусовки в той или иной степени сталкивались с законом. Я сама столько раз убегала по всяким пустырям, что не сосчитать. Так что то, что они попались, может говорить только об их собственной глупости.

– Я не об этом. Ты же знаешь, что произошло у суда? Зачем? Они бы не выдали тебя, они молчали все время расследования. И дальше бы продолжали молчать.

– Дело не в страхе за свою шкуру, мне, по большому счету, наплевать. Ты просто представь, что с ними было дальше? Тюрьма где-нибудь далеко, вне поля зрения цивилизации, где их жизнь превратилась бы в сущий ад. Даже если бы они сказали, что есть у них какая-то знакомая, которая может быть причастна ко всему этому. Ничего бы не изменилось, раз они уже попали в паутину. Приговор должен быть приведен в исполнение. Пытки, побои, издевательства. Снова и снова. Выход у них был бы один. Они уже все равно были мертвецами, поэтому не стоило затягивать. Так что, можешь считать это актом милосердия.

– Я был там в то утро.

– Я видела, очень трогательная фотография была в новостях. Газетчики не успели сделать из тебя героя? Они любят жалостливые истории.

– Все эти взрывы, это… это ты? – спросил я, хотя и так прекрасно знал ответ. Л. посмотрела прямо мне в глаза и произнесла короткое «Да». Произнесла спокойно, без колебаний, но и без вызова, никакого бахвальства или показухи. Короткое, сухое, прямое «Да».

– Но, но зачем? Что ты можешь этим добиться?

– Ты же был тем вечером, я видела тебя в толпе, ты все слышал. Мы долго сражались, но мы действовали честными методами против тех, кто никогда не ведет честную борьбу. С меня довольно. Я видела все это дерьмо много-много раз, и ты проигрываешь каждый раз, снова и снова тебе показывают твое место, прячут за решетку друзей на срок, который только могут придумать, и ты начинаешь заново каждый раз. Во всем этом только один плюс, можно сколько угодно тешить свое самолюбие, что ты сражаешься против прогнившей, но все равно могущественной системы.

Это все равно, что идти в шулерское казино с заработанными кровью деньгами, проигрываться, но кичиться перед всеми потом, что ты бы обыграл его, если бы они перестали жульничать, и все эти несчастные игроки бы стали на твою сторону.

– И, по-твоему, единственный выход – это взорвать казино?

– У тебя есть идея получше? – Л. улыбнулась так, как раньше, оскалом.

– Я прекрасно помню, что ты говорила. Ты хотела, чтобы тебя услышали. Так вот это произошло. Разве недостаточно? Почему ты молчишь, разве не надо громко заявить о том, для чего все это было устроено? Все видят лишь последствия, но не понимают причины.

– Они все равно не поймут. Люди никогда ничего не могут понять, насколько убедительными не звучали причины. Им надо самим обжечься, чтобы до них наконец дошло. Чтобы страх стал неотъемлемой частью их повседневной жизни. Не простое беспокойство, а именно животный страх за свою жизнь. Только тогда они начнут прислушиваться, что им говорят. Да этого еще очень и очень долго.

– Ты лжешь. У тебя никаких целей. Поэтому ты и молчишь. Тебе нечего сказать. Ты ни за что не выступаешь. Все твои причины остались на кладбище, на могиле, которую никто не навещает. То, что начиналось как борьба за справедливость, теперь представляет из себя просто бойню, уничтожение всего и вся. У тебя нет никаких причин или оправданий. Только абстрактная бессмысленная месть.