Тонкая чёрная линия. Повесть. Стихи

– Здравствуй, папа! – немного неестественным голосом произнесла вошедшая к нему посетительница. – Как ты себя чувствуешь?

– Здравствуй, дочка! – воскликнул Писатель, отвечая на поцелуй дочери, предложил ей присесть рядом и со смехом произнёс: – Чувствую себя лучше всех, как видишь!

– Папа! – укоризненно воскликнула дочь. – Ты можешь хотя бы иногда обходиться без шуточек?

– Ну, нет. Если я перестал шутить, значит – я умер! – не унимался он, но почувствовав, что дочка начинает закипать, сменил тон разговора: – Всё-всё, бесить тебя не входит в мои планы. С другой стороны, шутки подтверждают хорошее настроение твоего отца, а значит, служат ответом на твой вопрос о самочувствии. Но хватит об этом. Как ты понимаешь, в моей жизни не происходит ничего интересного, лучше расскажи о себе.

Дочь Писателя не стала настаивать на беседе о здоровье отца и принялась говорить о своих делах. Он внимательно слушал, кивал, изредка вставляя краткие доброжелательные комментарии. Однако у Юлии, присутствовавшей в палате по просьбе больного, появились сомнения, так ли интересен её подопечному монолог о состоявшихся и запланированных заграничных поездках дочери, о её работе и жизни с мужем, о новых западных фильмах, которые отец не мог посмотреть при всём желании. Кажется, и дочь почувствовала неуместность тематики, перевела разговор на музыку и даже пообещала папе привезти карту памяти с подборкой интересных новинок и любимых старых композиций. К сожалению, вскоре её снова потянуло на тематику превосходства англо-саксонской цивилизации во всех сферах, а именно: в уровне жизни, образовательных программах, здравоохранении, кинематографе, музыке и даже в литературе. Последнее заявление едва не довело Писателя до бешенства, но он сдержался и лишь посоветовал дочери переменить тему.

– Конечно, – легко согласилась она и неожиданно произнесла: – А знаешь, мама хочет забрать тебя отсюда, говорит, что в домашней обстановке тебе будет лучше.

– Мама хочет забрать меня к себе домой? – изумился Писатель. – Понятия не имею, где мне лучше. Это вопрос спорный, но жить в одной квартире с больным человеком несладко. Зачем ей это надо?

– Не знаю, папа. Вероятно, вам лучше поговорить об этом наедине. Мама в коридоре ждёт возможности увидеться с тобой.

– Увидеться? Ну, что же… Минут через десять Юлия пригласит её, – медленно и тихо, словно размышляя, проговорил Писатель, и тут его неожиданно понесло: – Очень жаль, что ты не привезла с собой моих внучек! Разумеется, я понимаю, что медицинское учреждение – не слишком подходящее место для маленьких девочек. Но иногда так хочется обнять их, прижать к себе, погладить по головкам. Старому, больному деду страшно не хватает тепла этих чудесных, ангельских созданий. Нет-нет, конечно, ты права, детей не следует травмировать несовершенством бытия. Прости моё старческое брюзжание…

– Папа, что ты такое говоришь?! – после длительной паузы, тяжёлым тёмным облаком повисшей в больничной палате, ошарашено произнесла дочь Писателя, ещё не успевшая обзавестись потомством, да и не стремившаяся к этому. Едва не опрокинув стул, она вскочила с места, неуклюже поцеловала отца в свежевыбритую щёку и ринулась на выход, произнося на ходу: – Ты держись, пожалуйста. Я буду тебе звонить…

– Что это было, мой невозможный Адам? Я не ожидала от Вас подобной выходки! – горячим шёпотом произнесла Юлия, ласково ткнулась губами в нос Писателя и принялась поправлять постель. – Чувствую, что Вам страшно хочется курить, но сейчас нельзя. Жена зайдёт, ощутит запах табака и… нам обоим не поздоровится…

– Знаю-знаю! Скорее всего, она не осудит, но может совершенно случайно произнести что-нибудь лишнее при враче. А дочь… – заговорил больной и запнулся, задумался и продолжил только после паузы: – Видишь ли, мой добрый ангел, есть вещи, которые ей могу сказать только я. Не следует думать, что мною движет недовольство, природная грубость или, упаси Господи, злость. Я очень люблю свою дочку, и она чувствует это, поверь! Но существуют некоторые человеческие недостатки, которые люди пытаются объяснить сложно и многословно, как философскую концепцию, не замечая, что смысл проще пареной репы. Возьмем, к примеру, эгоизм. Я сам – эгоист, и меньше всего хотел бы, чтобы дети мои были эгоистами, но… буду любить их любыми. Баста очень хорошо написал и спел:

«Когда меня не станет, я буду петь голосами
Моих детей и голосами их детей.
Нас просто меняют местами.
Таков закон сансары: круговорот людей». *[3 - В. М. Вакуленко (Баста) «Сансара»]

Юлия снова чмокнула Писателя в нос и вышла в коридор за его женой, точно зная, что впереди ожидается ещё одно представление.

Оно и началось сразу, без раскачки, стоило женщинам переступить порог палаты, а двери захлопнуться за их спинами. Писатель повернул голову в сторону вошедшей жены, широко улыбнулся и с чувством произнёс:

– Ты восхитительно выглядишь, дорогая! Я всегда говорил, что короткие стрижки тебе к лицу. Твой нынешний имидж – прекрасное тому подтверждение!

– Здравствуй, дорогой! – глухо произнесла она, застыв на полпути к больничной койке мужа. – Но я не понимаю! К тебе вернулось зрение?!

– А кто тебе сказал, что оно от меня уходило? Врачи?! Но ты же прекрасно знаешь, что они ничегошеньки не понимают в болезнях! К тому же, наши доктора – безобразные перестраховщики. Сильно сомневаюсь, а болен ли я вообще? Моё самочувствие улучшается день ото дня, восстановление оптимального состояния и работоспособности идут полным ходом благодаря усилиям моей несравненной сиделки Юлии. Я с удовольствием работаю и почти не устаю. Юля может подтвердить, что мне удаётся совмещать редакторские правки ранее написанного текста с реализацией новой задумки.