Сомов и другие

(Лидия одна, позванивает чайной ложкой по графину с водой.)

Дуняша (входит). Лисогонов пришёл…

Лидия. Вы знаете, что Николай Васильевич уехал. Пусть он идёт к Анне Николаевне.

Дуняша. Он вас спрашивает.

Лидия. Я не могу принять его.

(Входит Лисогонов.)

Дуняша (усмехаясь). А он уж кругом обошёл, старый чёрт…

Лисогонов. Разрешите, уважаемая…

Лидия (встаёт). Что вам угодно? Я чувствую себя плохо.

Лисогонов. Все, все плохо чувствуют себя! Местность нездоровая, болото близко, – местность эта не для интеллигентных людей… Рабочие, конечно…

Лидия. Вы именно ко мне, да?

Лисогонов. Именно-с! Вот вы на спектакле сожаление выразили, что теперь нельзя достать кружев старинных. Действуя по симпатии, всё можно достать! И вот-с мамаши моей кружева желал бы преподнести…

Лидия. Простите, я должна… распорядиться… [Уходит]

Лисогонов (прячет кружева, ворчит). Дура, дура… (Надулся, покраснел.)

(Анна Сомова, Титова.)

Анна. Здравствуйте, Евтихий Антонович!

Лисогонов. Нижайшее почтение!

Титова. Чего в карман прячешь, Евтихий, человек тихий?

Лисогонов. Платок.

Титова. Двадцать лет человека знаю и – хоть бы что! Замариновался, как гриб в уксусе.

Лисогонов. В слезах замариновался.

Титова. Чужих слёз ты много пролил, это известно!

Лисогонов. Любишь ты, Марья Ивановна, насмешки…

Титова. А что мне любить осталось?

Анна. Лидия сказала – кружева продаёте?

Лисогонов. Я? Нет. То есть я хотел… но могу и продать.

Анна (рассматривает кружева). Русские…

Лисогонов. Не знаю-с. (Титовой.) Нам, обойдённым людям, смеяться друг над другом не следовало бы.

Титова. Разве я со зла смеюсь? Я – от удивления. Гляжу вот на тебя, сома, и – смешно: как это сом допустил, что ерши на сухое место загнали его и стал он ни рыба, ни свинья?

Анна. Марья Ивановна грубовато говорит, такая у неё манера, а говорит она всегда умно.

Лисогонов. За это, за ум и прощается ей…

Титова (рисуясь). И на пролетариев смотрю – удивляюсь! Ах ты, думаю, пролетариат, пролетариат, и куда ты, пролетариат, лезешь?

Лисогонов. Н-да… Величайшие умы и силы, от Христа до Столыпина, пробовали жизнь по-новому устроить…

Анна. Надолго испортили жизнь.

Титова. А, бывало, придёшь к частному приставу, дашь ему кусочек денег, скажешь: «Ах, какой вы чудный!» Верит, идиот, и способствует.

Анна. В полиции офицера гвардии служили…

Лисогонов. И все были сыты…

Титова. И везде, на всех видных местах, благожелательные идиоты сидели…

Анна (обиженно). Но – почему же идиоты?

Титова. Так уж теперь считают их, а они, конечно, просто благожелательные были. Я хорошо людей знаю, у меня ведь магазин модный был и отделеньице наверху для маленьких удовольствий. Посещали меня всё богачи да кокоточки, генералы да ренегаты…

Анна. Позвольте, – какие ренегаты?

Титова. Ну, эти… как их? Деренегаты.

Анна. Дегенераты?

Титова. Вот, вот! Попросту – выродки…

Анна. Смешная вы.

Титова. Я – добрая, я никого не хаю, все люди кушать хотят и удовольствия немножко.

Лисогонов. И уж не так жадны, брать – брали, да – не всё! А поглядите, до чего теперь жадно стали жить!

Анна. Да, да! Всякую дрянь собирают, какое-то утильсырьё, это в России-то! Какой стыд перед Европой!

Титова. А что им Европа? Они вон мордву грамоте научили…

(Дуняша – выглянула с половой щёткой в руке.)