– Так заплатит, что все заплачем, – мрачно сказал Лобов.
Поднялись на бугор к ветряной мельнице, и стало видно, что горят два стога сена. Один стог снизу доверху был ярко одет в золотисто-красную парчу, около него чёртиками прыгали трое людей, тащили что-то, кричали; другой горел дымно, невесело; сквозь дым нехорошо просвечивали красные, мясные пятна. В сторону от него уходила крупная белая лошадь, запряжённая в беговые дрожки, был слышен крик:
– Стой! К-куда, дьявол…
Лобов приостановился, поглядел на лошадь и быстро пошёл наперерез ей, а Митрий Плотников, замедлив шаг, обернувшись к деревне, одобрительно сказал:
– Ползут наши!
Да, из деревни рассеянно шагали мужики, человек пять, и всё – люди, огонь, дым, рассвет – тянулось медленно, как бы хотело совсем остановиться. Но вдруг всё пошло иначе. Лобов перенял лошадь, разобрал вожжи, сел в дрожки и погнал навстречу своим, заорав диким голосом:
– Ребята, ломай дрожки! Пусть ему, дьяволу, убыток будет!
Это лёгкое дело было сделано в две-три минуты, белая лошадь вырвалась из толпы и стремглав помчалась к ограде усадьбы, влача по земле оглобли. Лобов, сидя на земле, крякал, выламывал железиной тонкие спицы из колес, мужики топали ногами, ломая дерево дрожек, гнули железные части, поругиваясь, покрикивая, кто-то пожалел:
– Эх, топора нет!
Митрий Плотников, спрятав за пазуху какие-то обломки, смотрел на усадьбу, восхищаясь:
– Красота!..
Над деревьями сада возвышалась острая фигурная крыша двухэтажного дома с башенками, балконами, со множеством окон, на стёклах, замороженных ночью, серых, как лёд, уже розовато поблескивала утренняя заря.
Вдруг из-за угла ограды выскочил на длинном бронзовом коне Красовский, широколицый, с добротной бородой купца, в дворянской фуражке, – красный её околыш удлинял его лицо, но белая тулья срезывала голову так, что казалось: головы-то Красовскому всё-таки не хватает. Он скакал, звучно шлёпая по лошадиным ляжкам плетью, наехал на людей и, ловко повёртывая коня, матерно ругаясь, стал хлестать плетью уже по головам и спинам мужиков, приговаривая:
– Поджигать? Л-лавки грабить? Мерзавцы… Воры! Ага-а!
Люди бросились бежать, но Лобов схватил всадника за ногу, сдёрнул с коня и, распластав Красовского по земле, сел на спину его, сунул ноги свои под мышки ему и, придавив затылок ладонью левой руки, правой стал медленно размахивать в воздухе. Красовский хватал и царапал руками землю, бил пятками в спину Лобова, а грузчик кричал:
– Идите сюда, эй!
Митрий Плотников подбежал первый и удушливо забормотал:
– Трифон, побойся бога! Что ты делаешь? Господи…
Кто-то благоразумно посоветовал:
– Так ему неспособно говорить, надо перевернуть мордой вверх.
– Правильно.
Перевернули. И, глядя в раздутое, выпачканное землёй лицо, Серах ласково спросил:
– Ты что же это, Владимир Павлыч, дерёшься? Налетел, наскочил и без доброго слова – плетью хлещешь? Не годится эдак-то! Мы – не скот. Мы тебе зла не сделали…
Красовский, всхрапывая, как лошадь, стирал с лица, с бороды землю и молчал.
– Высудил с нас дело-то да с нас же издержки ищешь, – заговорили мужики.
– Да-а…
– Теперь нам осталось по миру идти.
Красовский молчал, поглаживая кисть руки, потряхивая головой. Митрий Плотников пытался выправить на своём колене измятую дворянскую фуражку и бормотал:
– Сердиться не тебе надо, Владимир Павлыч, мы – обиженные, нам полагается сердиться-то. Ушиб ручку-то? То-то.
Кто-то заметил:
– Мяса много, а косточки тонкие…
– Убить его надо, – хрипло сказал Трифон Лобов.
– Что вы хотите? – глухо спросил Красовский, не глядя ни на кого.
Мужики дружно загалдели:
– Мы хотим миром кончить.
– Издержки платить нет сил у нас!
– Не будем, так и знай!
– Стыдился бы нищих грабить.
– Чего вы хотите? – повторил помещик.
– Не согласны мы с твоим судом.
– Планы твои – фальшивые, вот что, барин…
– Мошенству учат вас…
Красовский осторожно поднялся на ноги и, оглядывая всех невидимыми из-под густых бровей глазами, заговорил с хрипотцой, покашливая:
– Всякое дело можно миролюбиво решить. А вы сено подожгли.
– Не-ет, – закричал Плотников с радостью. – Нет, мы сено не поджигали! Присягу дадим. Мы на пожар пришли…
– Помочь чтобы, – уныло сказал кто-то.
– Думали – усадьба горит.
– За сено не отвечаем.
– Спроси своих – они у стогов были, когда мы пришли.
– Дрожки разбили, – сказал Красовский.