Олеськины страхи

Олеськины страхи
Максим Алексеевич Шардаков

Мирная деревня Ежово на Урале стала убежищем для двенадцатилетней Олеськи и её брата, спасшихся от ужасов войны в Донбассе. Но даже здесь, среди уютных изб и добрых людей, война не отпускает девочку: она видит врагов в рыбаках в камуфляже, вздрагивает от гула самолётов и боится поднять игрушку, зная, что та может взорваться. История Шардакова – это пронзительный диалог между детской травмой и исцеляющей силой простой человеческой доброты.

Через глаза Олеськи автор показывает, как война калечит не только города, но и души: даже в безопасности девочка ждёт подвоха, а её смелость – это не бесстрашие, а привычка жить в постоянной опасности. Но Ежово, где соседи дарят велосипеды, бабушка печёт пироги, а задиристый Тимка учит её смеяться над страхами, становится лекарством.

Этот рассказ – о том, как война отбирает детство, а тишина возвращает его по кусочкам. О том, что «наши» – это не только солдаты на фронте, но и деревенские мальчишки, готовые защитить тебя от прошлого.

Максим Шардаков

Олеськины страхи

Олеська никогда еще не гостила у бабушки в Ежово. Ее с младшим братом Никиткой чуть ли не последним конвоем успели эвакуировать на Урал из донецкого городка, который напополам разделила линия фронта.

Бабушка Петровна всплакнула от радости и жалости, затискала внучат в объятиях, будто щенят. Весь день хлопотала вокруг них, как курочка-наседка: настряпала шанежек, налепила пельменей, молока налила парного – от своей коровки. Носки теплые достала из шкафа – сама вязала. Одежонку дорожную, что горем пропахла, заставила снять и новую выдала. Снова всплакнула…

Когда стемнело, Олеська улеглась в мягкую постель, все еще никак не веря, что тут никакой войны нет. Не может такого быть, думала она, кутаясь в бабушкино лоскутное одеяло.

В Ежово никто не стрелял. Однако Олеська долго жила на Донбассе и знала, что любая тишина подозрительна. После такой тишины обычно начинаются жуткие обстрелы.

– Бабушка, на закрывай, пожалуйста, подвал, – Олеська указала на дверцу с кольцом, что вела в подпол.

– Это голбец, внученька. По-нашему, по-пермяцки… Да как не закрывать-то? – удивилась Петровна. – Ведь, не дай бог, упадешь впотьмах, расшибешься. Да и продукты там хранятся. Нельзя не запирать – овощь сопреет, картошка погниёт. Или кот, плут ненасытный, вберётся и сметану из крынки вылакает.

– Мы в таком голубце полгода ховались. – Олеська не понимала бабушку. Какие овощи, при чем тут кот? – Вот начнет «арта» бить – мы туда и залезем! Там нас осколки не достанут…

– Да какая-такая арта, Олесенька, какие еще осколки? Господь с тобой! – перекрестилась Петровна. – Спи давай, а я тебя посторожу. Вон Никитка уж десятый сон дозаривает!

А артиллерия и верно – не беспокоила. Олеська уснула спокойно. Может, впервые за свои двенадцать лет.

––

Проснувшись, Олеська первым делом выглянула на улицу. Красота-то какая! За околицей деревни раскинулось широкое поле, по которому, рыча, но совсем не злобно, полз трактор-пахарь. Вдали за полем темнел лес – величаво спокойный, в котором не сидели снайперы и вообще никто не прятался, разве что зайчик от лисы.

Вдоль улицы, словно барышни на прогулке, скромно зеленели молодые стройные березки. Земля тоже постепенно закутывалась в зелень, за сочным разнотравьем пряча весеннюю грязь и прошлогодний мусор, вытаявший из-под снега. Ну и пусть мусор – не мины же… Так природа, словно женщина перед зеркалом, прихорашивалась, тушью и румянами скрывая морщинки.

Было еще прохладно, но майское солнце брало своё, пронзительными лучами лезло в комнату прямо через оконные стекла, грело и слепило. Дома и избушки – все такие разные – хвастались друг перед другом красотой резных наличников, шириной ворот и пестрядью палисадников. Разные дома, но похожие одним – целые они, невредимые, без пулевых отметин и снарядных пробоин на крышах.

Хорошо на Донбассе, думала Олеська, а такой красоты нет. Особенно теперь.

Вдруг из проулка показалась зловещая фигура в камуфляжной военной форме. Поверх нее – «разгрузка» или бронежилет, издалека не разглядишь. Лица не видно – скрыто под балаклавой. Буквы «Z» на форме нет. Значит – нацист. В руке у него длинный тубус. Олеська знала, что в таких трубах нацисты носят гранатомёты. А на плече – ящик железный. Там, наверное, боеприпасы. Осторожно идет, неуклюже, будто крадется и глазами злющими по окнам – зырк-зырк!