Ее превосходительство адмирал Браге

То есть оба они – и Виктор, и Анастасия, несмотря на возраст и острую влюбленность, прекрасно понимали, что продолжения не будет. Однако обоим хватало ума, чтобы не поднимать эту тему в разговорах и стараться по возможности обходиться без выяснения отношений, тем более что жизнь была прекрасна и удивительна даже в дождь и снегопад. Ведь для того, чтобы остаться наедине, не обязательно было прятаться по углам. Можно было – что они и стали вскоре практиковать – выйти воскресным утром из дома с официально задекларированной целью погулять по городу, пока погода позволяет, посидеть в кондитерской, съездить в парк развлечений, чтобы покататься на русских горках, навестить друзей и сходить на концерт камерной музыки, а на самом деле забраться в номер приличной гостиницы в туристическом центре города, заказать в ресторане сладости и шампанское, а позже – обед и вино, и со всей страстью юности предаваться там половым излишествам, которые ни ей, ни ему никоим образом не приедались.

4. Новгород-Псков

Лето-осень, 1946

Вообще-то, после сдачи выпускных экзаменов Виктор предполагал уехать в Ниен, чтобы поступить в Политехнический институт. Но затем все повернулось так, что прежние планы вдруг потеряли актуальность, и вместо одного жизненного пути Виктор избрал другой.

Инженер – это хорошая, уважаемая в Себерии – да и не только в ней – профессия. К тому же у Виктора имелось в запасе где-то с дюжину научно-технических идей, проходивших по разряду «смутные воспоминания прошлого – будущего состоявшегося». Он начал записывать их еще в ту пору, когда жил в разваливающемся от старости замке на Филипповой Горе и продолжил затем, уже учась в гимназии. Парадокс состоял в том, что Виктор практически не помнил свою жизнь «до того, как», однако порой что-то всплывало вдруг в памяти по тому или иному случаю. Какой-то визуальный образ – иногда яркий, но чаще размытый, – конструкторское решение, которое так сразу и не сформулируешь словами, или математический расчет, в котором еще предстояло разбираться. Иногда это была картинка, в другой раз словно бы техническое описание или вот цепочка символов и чисел, расставленных в неслучайном порядке. Скорее всего, это были знания из той прошлой жизни, которую он так и не смог толком вспомнить, но где, судя по всему, имел профессию технического профиля и являлся хорошо образованным человеком. Важным, однако, в его нынешнем положении было то, что эти странные послания из другого мира могли иметь – и, скорее всего, действительно имели – не только научную, но и коммерческую ценность. Ничего подобного тому, что он записывал в свою старенькую тетрадь в коленкоровой обложке, здесь, в мире, в котором он теперь жил, Виктор не встречал. Нигде не видел. Не слышал о таком. Не читал в книгах. А между тем это были весьма любопытные и, скорее всего, невероятно полезные для науки и техники идеи, которые – после доведения их до ума – можно было, наверное, продать за большие деньги. Собственно, поэтому Виктор и выбрал Ниенский Технологический институт. Это учебное заведение славилось уровнем подготовки выпускавшихся из него специалистов, как, впрочем, и достижениями своих научных лабораторий, то есть оно было буквально создано для Виктора.

Однако события того лета внесли в его планы существенные коррективы. Аттестат зрелости Виктор получил двадцать третьего июня, а двадцать пятого – за неделю до запланированного отъезда в Ниен – Настя Берг сообщила ему, что выходит замуж. Если до этого момента он и предполагал, что влюблен, – хотя никогда не думал об этом всерьез, – едва девушка рассказала ему о принятом решении, Виктор понял, насколько сильно на самом деле он ее любит. Ему потребовалось время, чтобы переварить ее слова, и еще больше времени, чтобы осознать размеры свалившегося на него несчастья. Любовь на поверку оказалась не веселым приключением, а горьким чувством и непростым испытанием на прочность. Хорошо еще, что ему хватило ума и силы воли спрятать свое горе в себе.

Он внимательно выслушал не на шутку разволновавшуюся девушку и ответил ей по видимости спокойно и рассудительно, ровным голосом и тщательно подбирая слова. Не скрывая того, что удивлен и разочарован скоропалительностью ее решения, он не стал тем не менее устраивать истерику. Напротив, сохраняя внешнюю невозмутимость, он расспросил Настю о подробностях, как и следовало настоящему другу и «почти родственнику». Оказалось, что девушка выходит замуж за полковника медицинской службы Селифонтова – старинного приятеля ее собственного отца. Фамилия счастливца показалась Виктору знакомой и уже на следующий день, заглянув в справочник «Кто есть кто в республике Себерия», он понял подоплеку происходящего, хотя и был ею немало удивлен, очень уж это было непохоже на ту Настю, которую он любил. Викентий Борисович Селифонтов носил титул новгородской старшины. Природный новгородский боярин, унаследовавший несколько лет назад огромное состояние, он являлся к тому же довольно известным в Себерии и мире военным хирургом и героем-добровольцем давней уже Себерско-польской войны, на которую пошел, будучи гражданским врачом. Фотографии его Виктор так нигде в те дни и не нашел, но зато выяснил, что мужику, слава богу, сорок шесть лет, и это к тому же его первый брак.

Было несложно представить себе, что такому человеку могла приглянуться знакомая, по-видимому, едва ли не с детства юная красавица из хорошей семьи, но вот, что заставило Настю принять его предложение, было Виктору совершенно непонятно. Ну, богат и знатен, но куда ей спешить, а главное – зачем? Она ведь сама и не раз говорила, что замуж не торопится, поскольку прежде хочет выучиться и узнать жизнь. Так с чего вдруг такая спешка? Будут еще в ее жизни соискатели руки и сердца с тугим кошельком и громким титулом. Виктор и сам, если на то пошло, природный аристократ – посадник древнего новгородского рода, и денег предполагает заработать быстро и много, о чем, между прочим, Настя была хорошо осведомлена, поскольку эти свои планы он с ней обсуждал в открытую, не рассказывая лишь о том, откуда берутся его идеи. Тогда что? Любовь? Но любовь к полковнику Селифонтову казалась Виктору полным нонсенсом. Больше всего в этой истории его обижало как раз то, что Настя спала с ним практически до самого последнего момента. И более того, судя по всему, не собиралась прекращать отношений даже после того, как станет боярыней Селифонтовой. Однако дело даже не в этом. Она сообщила о том, что выходит замуж буквально за неделю до венчания, а ведь такие дела не в один день решаются, и получалось, что она Виктора обманывала, скрывая от него правду, в течение как минимум двух-трех месяцев.

В общем, расстались они по видимости мирно, но Виктор свою позицию при этом обозначил более чем решительно: «Умерла так умерла!» Встретились, переговорили коротко, Виктор пожелал девушке счастья и в тот же день уехал из Новгорода. Однако отправился он не в Ниен, как планировал прежде, а в Псков, куда поехал по мгновенной прихоти, и поступил там в Академию аэронавтики, причем сразу на два факультета – на пилотажный, и на инженерный. Добиться этого оказалось непросто, тем более что для пилотажного направления у Виктора не было ни подходящих рекомендаций, ни патента пилота легких машин. Но тут уж ему помогло знакомство с адмиралами Браге и Кенигом. Елизавета Аркадиевна, симпатизировавшая «талантливому юноше» практически с самого их знакомства два года назад, приехала по такому случаю в Псков и лично продавила необычное решение своего протеже силой своего же немереного авторитета. Помог, разумеется, и адмирал Кениг, задействовавший свои особые связи в адмиралтействе, где он занимал должность директора отдела документации при набольшем боярине, а это, как догадывался Виктор, был обычный эвфемизм, обозначающий бойцов невидимого фронта и лиц, приравненных по статусу к этим самым шпионам и прознатчикам.

В результате Виктор стал-таки инженером, хотя формально носил все-таки знаки различия флотского пилота. Пилотом он на самом деле и был – военным пилотом-инженером – испытателем воздухоплавательных машин.

Глава 3

1. Псков

Сентябрь, 1950

Атакующие «Кочи» 5-й серии давно уже не в строю. Старая машина со множеством недостатков. Аэродинамика ни к черту – тупорылый штурмовик, с толкающим трёхлопастным винтом за спиной и дурацким прямоугольным оперением – вооружение, допустим, неплохое, но это только если выходить один на один с таким же легковесом, как он сам, а с фрегатом или крейсером в одиночку уже никак не справиться, хотя случалось и такое. Ну и скорость. Мало того что коч похож на бочку с пропеллером, так еще и машина у него маломощная[45 - Говоря о машине, автор имеет в виду шестицилиндровый паровой двигатель двойного действия, работающий на сухом паре высокого давления. При этом энергия отнимается от сгорания, прессованного малита.Малит – несуществующее высококалорийное топливо – от лат. male lit – пылающий – ископаемое вещество с удельной теплотой сгорания равной 127 миллиджоулей (то есть в три раза больше, чем у керосина).]. Эти штурмовики выдают максимум триста восемьдесят километров в час и при крутом пикировании могут потерять обшивку, потому что не предназначены для больших скоростей. И тем не менее коч – это настоящий боевой самолет или, по современной классификации, ударный истребитель-штурмовик. И, подняв его в воздух, Ара почувствовала себя настоящим авиатором. Все-таки коч – не автожир и не геликоптер и уж точно, что не планер. Коч – это коч!

Конечно, Аре хотелось бы полетать на «коче» 11-й серии, которыми укомплектованы полки, базирующиеся на авиаматки, или на «гридне»-перехватчике с тянущим двухлопастным винтом. Вот где настоящая скорость, вот где драйв. От шестисот до семисот километров в час в зависимости от конфигурации. Да бог с ними с ударными истребителями-штурмовиками, сейчас Ара согласилась бы и на торпедоносец – «струг» или «лодью» продвинутых моделей. Пятьсот пятьдесят километров в час на форсаже – тоже не фунт изюма. Но на данный момент ничего кроме старого коча пилотировать ей никто не доверит. Спасибо еще, что практически сразу пересадили со спарки на настоящую учебно-боевую машину. К слову сказать, такое счастье привалило только Аре и двум ее сокурсникам: Леше Аникееву и Мише Кону. А получилось это так.

Едва она успела посадить свой коч на аэрополе – в тот самый первый день полетов, – как ее тут же взяли в оборот инструктор, летавший с ней на спарке, начальник летной практики и командир учебной роты.

– Чудес на свете не бывает, – упредил любые ее возражения лейтенант Вяземский. – Взлет с «подскоком Гущина» – это стиль палубной авиации. Посадка с изменением шага винта оттуда же.

– В небе держится уверенно, – добавил свои две копейки инструктор. – Коробочку прошла, как два пальца об… асфальт. Высота, скорость, мощность машины – все, согласно инструкции и без обычного для малолеток курсантского мандража.

– Значит, машину знаете, – подвел итог командир роты. – Летали. Вопрос, где?

– На аэрополе Коржа-Испытательный, – признала Ара.

Ей было стыдно, что она так запросто – и, в сущности, из одной своей немереной гордыни – слила всю свою хитрожопую легенду.

– Кто же вас допустил в запретную зону? – удивился лейтенант Вяземский.

– Я там выросла, – тяжело вздохнула Ара, решившая, что будет врать до последней возможности. – Я из Устья-Вологодского, на аэрополе к отцу на велике ездила. Ну, и пилоты меня с детства знали. Шеф-пилот Скурихин с отцом, бывало, водку пил.

– А отец у нас кто? – задал закономерный вопрос командир учебной роты лейтенант Колдузов.

– Инженер.

– Понятно.

«Что бы ты понимал!» – усмехнулась мысленно Ара, уловившая, что «вроде бы пронесло».

Ее отец действительно имел инженерный диплом. В свое время закончил в Ниене Технологический институт. И про место проживания не соврала. Дом Авенира Никифоровича Кокорева – хозяина огромной индустриальной империи, которому, собственно, и принадлежали Вологодские авиастроительные заводы, – и в самом деле, располагался в Устье-Вологодском, как раз на краю полуострова, образованного извивом рек Сухона и Вологда. Красивое место – вода, леса, заливные луга за плесом, – и Ара действительно с семи лет гоняла на велосипеде по всей округе. Правда, о том, что ее сопровождает негласная охрана, она тогда не знала.

– Так вы, курсант Бекетова, значит, уже летали на коче? – уточнил лейтенант Вяземский.

– На спарке шестой и девятой серий. Одну меня, разумеется, не выпускали, – почти честно доложила начальству Ара, – но на спарке я без малого сорок часов налетала.

Вот об этом ее отец не знал. Это была тайна, покрытая мраком, строго конфиденциально между шеф-пилотом испытателей Скурихиным и Варварой Авенировной Кокоревой.

– Вообще-то, противозаконно… – раздумчиво протянул лейтенант Колдузов.

– Да будет тебе, Василий Кузьмич! – отмахнулся от приятеля лейтенант Вяземский. – Законно или нет, но это не у нас случилось, не нам и головная боль прописана. А по факту, у нас на потоке уже третий курсант, которого хоть сейчас на сборы третьекурсников отправляй! Сорок часов налета, не кот насрал!

– Не возражаю, – усмехнулся Колдузов. – Мне-то что.

– Значит, решено, – подвел итог руководитель летной практики. – Три тестовых вылета на спарке по программе А-100 и может вылетать самостоятельно. Но в этот сезон исключительно на пятых. Зимой, может быть, разрешим оседлать семерку, но только при успешном завершении первой летной практики.

Так все и произошло. Ей еще и то помогло, что Аникеев и Кон тоже научились летать в сходных и не слишком законных ситуациях: Миша, потому что его отец был комендантом армейского аэрополя в Ямбурге[46 - Ямбург – г. Кингиссеп.], а Леша успел отслужить срочную механиком на аэрополе в Кемской крепости, там и научился летать. Главное, однако, что их истории подтвердили правдивость той басни, которую рассказала командирам Ара. Вот никто и не стал докапываться, что там да как. Но уже через пару дней, как и обещал лейтенант Вяземский, Ара начала самостоятельные полеты.

Взлет, коробочка, посадка – это, разумеется, скука смертная, но без этой рутины не было бы и всего прочего: «разведывательных» полетов по азимуту, и бреющих над гладью Псковского озера, и, наконец, подходов к фигурам простого пилотажа: к виражам, горизонтальной восьмерке и боевому развороту. А перед самым окончанием практики ей разрешили выполнить горку с углами кабрирования[47 - Кабрирование – поворот летящего самолета вокруг поперечной оси, при котором поднимается нос самолета.] до 45 градусов. И это был вообще улет какой-то, потому что, выполнив все шесть фигур простого пилотажа, Ара приземлила свой штурмовик «на короткой», то есть так, как сажают самолеты на палубу авиаматки. Выпендреж, конечно, но уж очень хотелось пофорсить, тем более что все у нее вышло на «ять».

Села, вырулила к месту стоянки, встала на тормоза и заглушила машину. Привела все рычаги и тумблеры в нейтральное положение, отсоединила шнур шлемофона от разъёмной колодки, отстегнула привязные ремни, сдвинула фонарь остекления и выбралась наконец из кабины на крыло. Холодный сырой ветер с озера ударил в разгоряченное лицо, и Ара почувствовала невероятный прилив сил. По идее, должно было быть наоборот – все-таки час в воздухе, – но для Ары полет на самолете никогда не был работой, не стал ею и сейчас. Она улыбнулась, потягиваясь, спрыгнула с крыла на землю и побежала рапортовать о выполненном задании и об окончании полета. Подлетела к лейтенанту Вяземскому, бросила руку к виску и доложилась по уставу.

– Добро! – кивнул руководитель полетов. – Зачет. Зимой, чаю, разрешим вам, курсант Бекетова, летать на седьмой модели. Но там, учтите, и условия будут куда тяжелее, – зима в наших краях, сами понимаете, не фунт изюму, – и пилотаж сложный.

– Благодарю за оказанное доверие!

– Не за что пока, – усмехнулся Вяземский. – На данный момент это всего лишь планы. Ступайте отдыхать. Заслужили.

Ара снова бросила руку к виску, повернулась через левое плечо и едва не споткнулась на первом же шаге. Среди офицеров, собравшихся чуть поодаль, стоял Виктор. Она не видела мичмана с того самого памятного дня, когда, проводив ее до гостиницы, он ушел в ночь. Нет, он ее не кинул. Напротив, телефонировал на следующий день портье, чтобы сообщить, что вынужден срочно уехать по делам службы. Ара расстроилась, но делать нечего, военные не всегда – а на самом деле, крайне редко – могут распоряжаться своим временем, вернее, жизнью. Думать же о том, что Виктор ее попросту избегает, ей не хотелось.

В следующий раз он дал о себе знать на второй день после начала занятий в Академии. Прислал Аре письмо – короткую записку, но зато в настоящем конверте с марками и почтовыми штемпелями, – пообещав связаться с нею, как только вернется в Псков. Судя по обратному адресу, мичман Якунов-Загородский находился в Амурске[48 - В нашей реальности г. Николаевск-на-Амуре.], а значит, скорее всего, был командирован в Центральное училище военных авиаторов Земли Хабарова[49 - Земля Хабарова – протекторат Себерии на Дальнем Востоке. Территориально включает в себя практически весь Дальневосточный федеральный округ России. В этой реальности между Землей Хабарова и Себерией лежат «союзные» Себерии государства-сателлиты: Якутское царство, Сибирская Орда и Хазарский каганат (в низовьях Волги и Дона, на побережье Хазарского моря и частично на Северном Кавказе).]. С тех пор прошел уже без малого месяц, и вот он, Виктор, жив-здоров, стоит среди других офицеров и смотрит на Ару. То ли удивляется ее присутствию здесь и сейчас, на учебной базе в Колинце, – хотя с чего бы вдруг, он же знал, что она зачислена в Академию, – то ли просто рад ее снова увидеть, или, напротив, ни чуточки не рад. Иди знай этих злыдней, как говорила в давние годы Арина-кормилица. Мужская душа – потемки, и этим все сказано!

Ара не споткнулась и не сбилась с ноги, ответила взглядом на взгляд и пошла своей дорогой. Вышла к палаточному лагерю и хотела было уйти в свой «дортуар», чтобы прилечь там под брезентовым пологом на раскладушку и чуток с устатку вздремнуть, как вдруг сообразила, что за всеми делами нечувствительно пропустила обед. Едва вспомнила о еде, как тут же, что не странно, почувствовала лютый голод и услышала гневное урчание в пустом животе. Полеты, вообще, сжигают уйму калорий, но мало этого, Ара же ко всему порядком перенервничала, готовясь к итоговому вылету, а нервы, это все знают, тот еще потребитель калорий. Но и это еще не все. Варвара Бекетова – девушка от природы, мягко говоря, некрупная, а ведь известно: чем меньше организм, тем больше он должен есть![50 - Варвара имеет в виду, что для всех теплокровных существ неизбежно правило обратной пропорции: чем меньше вес, тем больше необходимо пищи, так как у малого тела исключительно высокая удельная поверхность теплоотдачи.] И за прошедший с начала полевой практики месяц Антонина Николаевна Переверзева – повариха летного лагеря – видела этот феномен своими глазами и не раз, поэтому, едва Ара, взглянув на нее «несчастными глазами голодной кошки», спросила, не осталось ли с обеда чего-нибудь пожевать, выдала курсанту Бекетовой эмалированный тазик с еще теплыми макаронами по-флотски. Макарон этих, перемешанных с прожаренным мясным фаршем, было тут как бы не на три курсантские порции, и с этим делом вполне можно было заработать себе заворот кишок с осложнениями. Однако сердобольная повариха учла такую возможность и выставила перед Арой еще и пол-литровую кружку с крепким, как чифирь, котловым чаем, чтоб, значит, было чем еду запивать.

Ара принюхалась к содержимому тазика, сглотнула слюну и, вооружившись вилкой, принялась за еду. Ела она быстро, что не мешало ей, впрочем, тщательно пережевывать макароны с жареным фаршем. В общем, жевать и запивать. Прожевал, проглотил, запил. И так раз за разом, пока за стол напротив Ары не сел Виктор.

– Привет! – сказал он, с интересом отследив очередной этап процесса. – Вижу, ты проголодалась!

– Угу! – буркнула Ара, с остервенением проталкивая в пищевод наспех прожеванные макароны. С полным ртом не поговоришь, а ей хотелось. Поэтому и старалась.

– Привет! – улыбнулась, сделав глоток чая. – Рада тебя видеть. Как прошло?

– Прошло хорошо, – пожал плечами Виктор. – Места там красивые. Земля Хабарова, то да се.

– Лучше или хуже, чем на Колве? – уточнила Ара.