Сиргвидония

– Поступил.

– И что, выгнали за пьянство и прогулы?

– Отчего же. Закончил, работал потом и за границей, и в стране. Но дипломатом так и не стал.

– Так вы чекист. Ну, это одно и то же.

Николай удивленно поднял брови и уставился на меня.

– С чего это вы взяли?

– А чего тут стесняться? Все профессии важны, все профессии нужны. Или вы мне сейчас расскажете, что вы после МГИМО пошли инженером в НИИ работать? Мне-то, собственно, фиолетово, минут через сорок посадка.

– Да, посадка. Неприятное какое-то слово, двусмысленное.

Я повернулся в сторону собеседника, достал диктофон, демонстративно нажал кнопку записи и отчетливо, буквально по словам произнес:

– Уважаемый Николай, или как вас там? Я гражданин Российской Федерации, нахожусь на воздушном судне своей страны. На данное транспортное средство распространяется понятие экстерриториальности. Здесь действуют законы России, в частности презумпция невиновности, свобода слова и прочие свободы и права, подробно описанные в Конституции, налоговом, административном и других кодексах. Всё, что вы сейчас будете говорить, будет записано мною на диктофон и при необходимости явится показаниями для суда в качестве подтверждения ваших несанкционированных действий и попытки давления на гражданина РФ. Вам всё понятно?

Сказав это, отвернулся к окну. За спиной раздалось ворчание Николая.

– Ученые какие все стали, запишет он. Да плевал я на все эти записи. Вот прилетим, сядем в машину, до нас доедем, вот тогда и поговорим. А то, вишь, че, кнопочки нажимает.

Николай не переставал ворчать, все больше и больше употребляя простонародных выражений.

– Вот помню, в тридцать восьмом мне тоже такой попался орел. Все про мировую революцию говорил, запутать пытался. А я ему как врезал в лобешник, а пока в себя приходил, и закатал его за мировой сионизм по пятьдесят восьмой бис. И поехал револьюционэр хренов. И на тебя тоже управу найдем, ишь ты.

Тянуть с этим спектаклем было бессмысленно. Если бы у меня были проблемы, давно бы уже на допросе сидел. На вербовку это не похоже. Были уже заезды, я открутился тогда, и это наверняка у них в файлах проходит. Стало быть, вопрос деликатного свойства. Я уже не мог сдерживать смех, повернулся к соседу и сказал:

– Ладно, дядя Коля, рассказывайте, что надо, а то и вправду посадка скоро, а у меня еще дела сегодня.

– Зовут меня Николай Сергеевич, фамилия Селягин, по чину я подполковник. – степенно начал мой собеседник. – Ну а службу мою ты угадал верно. А дело тут вот какое. Есть в тридевятом царстве тридесятое государство. Зовется оно Сиргвидония. Государство это слова доброго не стоит. Так, островки небольшие, пляжи да население какое-то имеется. И все бы ничего, да острова эти в океане не коралловые, коих большинство, а вулканические. И в этом тоже нет ничего странного. Мало ли на земле островов вулканических? Вот только порода, из которой острова состоят, редчайшая. Нет такой больше на планете. Причем, что интересно, с виду камень и камень.

Селягин вытащил из кармана маленький пластиковый пакет и протянул мне. В пакете лежало несколько камушков, напоминающих обычную речную гальку. Я недоуменно покрутил их пальцами и вопросительно поглядел на собеседника.

– Вот то-то и оно, что ничего примечательного. Однако это минерал, и имя ему «карледон». Сегодня он никому не нужен, а вот завтра… – он сделал паузу, задумчиво вздохнул и продолжил. – Человечество бьется над альтернативными источниками энергии. Нефть закончится лет через тридцать-сорок. С атомной энергией все не так просто. Солнце, ветер, приливы, отливы. Ты знаешь об этом. Все это громоздко и малоэффективно. А вот из двух граммов карледона получается прибор, этакая батарейка, на которой «Мерседес» может проехать до ста тысяч километров без дозаправки.

Я посмотрел на подполковника внимательно. Разговор этот все более и более казался опасным. Я вообще не люблю секретов, а стратегических и подавно.

– И что, об этом никто не знает?

– Знают, конечно, все знают, только пока нефть стоит пятнадцать долларов за баррель, это никого не интересует. Смысл использовать карледон настанет, только когда исчезнет нефтяная альтернатива. Очень велики затраты на переработку. Нужны сразу огромные объемы и все, абсолютно все рынки. Мы полагаем, что примерно через двадцать лет начнется широкомасштабное использование этой технологии. Если, конечно, чего-нибудь еще не придумают.

– Очень увлекательно, Николай Сергеевич. Только не понимаю, я-то здесь при чём?

– А вот вышло, что и при чём. Мы, как и другие наши коллеги, стараемся быть поближе к карледону. Но обычные режимы благоприятствия для страны здесь недостаточны. Нам нужны гарантии. И обеспечить их нашей стране можешь только ты. К неграм как относишься?

– В каком смысле? – опешил я.

– В расистском, конечно, в каком ещё?

– Положительно отношусь. Клевые ребята. А вы?

– Да я, в принципе, тоже. Вот только музыка их мне не очень, но это дело вкуса, как говорится. Ну а к розовым ты как?

– Вы сейчас лесбиянок имеете в виду, Николай Сергеевич? Так я не по этой части, у вас это должно быть записано.

– Да нет. – как-то устало произнёс Селягин. – Я про жителей Сиргвидонии, собственно.

– А что? Нормальные люди, даже вроде и родственники нам, славянам.

– Это в каком смысле?

– Ну в сказках наших. Все добры молодцы, розовые такие. Не помните?

– Да помню я. Только они «розовенькие», а эти «розовые», причём всегда, а не только когда Кощея победят или Василису трахнут.

– Зря вы так о Василисе, принцесса всё-таки.

– Извини, не сдержался. Так как ты всё же к розовым относишься?

– Да нормально отношусь. А в чём, собственно, дело? Видал я и розовых, и чёрных, и жёлтых. У вас же там записано, что я ВГИК заканчивал. Мы все там в одной общаге жили. А что это вас так это взволновало, скажите на милость?

– И скажу. Вот налью ещё по маленькой, и скажу.

– Вы только петрушку тут из себя не стройте, Николай Сергеевич. Выпили-то всего ничего, а роль взяли как будто после литра. Соберитесь. Вы же профессионал. Спецшкола имени Тельмана и всё такое, ну?

– Что ну? Приучили к обходительности, вот и обхожу, мать их всех за ногу. Короче, паря, как ты к розовым относишься, не тошнит?

– А чего должно тошнить-то? Ну розовый, и что? У меня у самого вот. – Кирилл закатал рукав и показал Селягину большое розовое пятно на руке.

– С рождения? – очень заинтересованно спросил чекист.

– Да нет. Третьего дня обварился, когда в плов кипяток наливал. Но ведь не уродливо же?

– Да нормально. То есть без проблем расистских, да?

– Дядя Коля! Идеи навязчивые?

– Нет, племянничек. Здесь дело серьёзней. – Селягин многозначительно посмотрел на меня и сделал театральную паузу. – Брат ты им.

– Кому?!!

– Розовым…

– Так, дядя Коля, наливай и рассказывай дальше. Только не торопись, постепенно и с максимальными деталями.

– Хорошо. Но заметь, не я это предложил. Мамка твоя русский язык иностранным студентам преподавала? Преподавала. В общежитии по вечерам дежурила? Дежурила. Вот и прикинь сам.