Не боги

Он знал, что в воинской части, одной из размещенных на краю города, за последние три года покончили жизнь самоубийством четыре новобранца. Приезжали комиссии, что-то расследовали – но никаких реальных выводов сделано не было. Все в итоге списывалось то на локальную дедовщину, то на неразделенную любовь, то на неподготовленность солдата к службе, то еще на что-то – чуть ли не на судьбу. Многим жителям города эти истории были известны – местные средства массовой информации делали свое дело. Нередко писали и о том, что во всем виноваты несколько офицеров части – назывались даже фамилии, – а возглавляет всю эту шайку местный командир части полковник Макаров. От него все порядки и шли. Трогать его никто не решался – у него была «волосатая рука» в Москве, плюс все ждали, что его вот-вот заберут на повышение, и он станет генералом. Но время шло, над солдатами издевались, кто-то из них лез в петлю или стрелялся, и ничего не менялось. Однако последний случай всколыхнул соседнюю область – призывник был оттуда, и родители подняли большой шум. Казалось, сейчас-то уж точно кого-то накажут – но нет, в очередной раз дело замяли.

Об этом Либерману рассказал Яков Фогель, с которым его познакомили общие знакомые – те, которых Вася Вадеев называл «семья евреев Советского Союза». Фогель служил в одной из соседних частей и все знал – как и многие другие офицеры. И когда Анисимов однажды упомянул про какой-то случай, связанный с военными, Либерман сразу вспомнил о том, о чем ему когда-то поведал Фогель.

Оставалось решить, как подойти к полковнику – ведь попасть непосредственно в часть было невозможно. Повод невольно подсказал тот же Фогель: как оказалось, Макаров напрямую «решал» вопросы по военнослужащим, не доверяя это даже своим приближенным. Обдумывая варианты «подхода», Либерман хотел посоветоваться с Шевчуком и рассказать о своем плане Анисимову. Но не успел – Сан Саныча не стало. Беспокоить Анатолия уже не было смысла – после одного звонка Макарову все остальные варианты отпали.

Дорога тут делала небольшой крюк, сверху нависали деревья. До ворот воинской части было меньше километра, но место казалось совсем глухим. Здесь рано утром Либерман и поджидал полковничью «Волгу».

Черный автомобиль мягко остановился возле старого мужчины, одетого в не самый лучший костюм. Стекло съехало вниз.

– Ну, что, дед, застыл, как пень? – раздалось с переднего сиденья. – Давай быстрее!

Лев Соломонович неспешно подошел и протянул руку в сторону водителя.

– А он..?

– Господи! Нашел, кого бояться! – полковник начинал заводиться. – Сержант, закрой глаза, и твой отпуск будет еще чуть-чуть ближе! Так тебя устроит? – спросил он Либермана.

Либерман открыл дверцу машины и засунул руку во внутренний карман.

– Какого черта? – полковник побагровел. – Э! Ты чего…

Первый же удар попал в шею, и фонтан крови залил Макарова. Полковник издал харкающий звук. Водитель убрал ладони от глаз и раскрыл рот. За те мгновения, пока он приходил в себя, а потом пытался убрать руку с ножом подальше от своего пассажира, Либерман успел нанести еще несколько ударов. Наконец сержанту удалось оттолкнуть нападавшего, после чего он выскочил и, обежав машину, кинулся на того сверху.

Силы были неравны, но иного Либерман и не ожидал. Он шептал молитву и старался точно исполнить последнее действие. Изловчившись, он направил нож на себя и рукояткой попытался ткнуть водителя. Тот сделал вполне естественное действие – со всех сил оттолкнул рукоятку ножа от себя. И закричал от увиденного: нож по самую рукоятку вошел Либерману под сердце.

…В этом районе города Артему бывать приходилось нечасто. Окраина: железнодорожные станции да воинские части. К одной из них он и попытался проехать. Издали он увидел скопление машин у въезда в часть. Поискав свободное место, он припарковался недалеко от КПП. К нему тут же подъехала неприметная «тойота», за рулем которой сидел Шевчук.

– Садись ко мне. Отъедем.

Они проехали обратно метров триста. Поворот, деревья…

– Вот тут, – сказал Толя. – Выходим.

Они отошли в сторону, и Толя показал чуть влево:

– Видишь?

В этом месте, в самой тени была еще видна несвернувшаяся и невпитавшаяся кровь.

– Охренеть!

– Это точно, – сказал Шевчук. – Подробностей мало, но чем богаты, как говорится. В общем, тут они и встретились. Почему машина остановилась, как он их убедил – знает только водитель, он задержан, его сейчас допрашивают, но он, говорят, в шоке. Как открылась дверь, Либерман достал нож и стал им этого командира колоть. Ножик, сказали, очень острый. Не один раз попал, комчасти не выжил, конечно, хотя и врачи приехали быстро, и больница тут недалеко – не помогло. А может, просто сделали вид, что повезли в больницу, полковник все же, орденоносец – не знаю. Водила, судя по всему, сначала пытался изнутри помочь, руки у него порезаны, а потом он уже выскочил и Соломоныча начал оттаскивать. Силы не рассчитал, да и толку было бороться с Либерманом – в общем, так получилось, что водила вроде как на него навалился и этим ножом Соломоныча и прирезал. Оттого и в шоке. «Скорую», кстати, не он вызывал, тут уже мимо офицеры местные ехали, они и звонили. Но Либерман уже тут помер. У него, кстати, паспорт был с собой, так что опознали на раз. Пока все.

Шевчук помолчал, потом продолжил:

– По факту все, по сути – не все. Не понятно, чем ему этот полкан не понравился. До того не понравился, что он его захотел убить.

– Не знаю, – ответил Артем. Что-то витало в его голове, но он не мог ухватить мысль: «военный… воинская часть… командир части…», – нет, не знаю.

В этот момент проезжающая мимо машина остановилась, и с водительской стороны открылись сразу оба стекла – спереди и сзади. За рулем сидел мужчина, а сзади – женщина.

– Вы что, друзья этого подонка? – спросил мужчина.

– Это вы про кого? – развернувшись, спросил Артем.

– Ясно про кого, – ответила женщина. – Про этого полковника треклятого.

– А, – выдохнул Артем, – нет, не друзья.

– А я так скажу – так ему и надо, – сказала женщина. – Сыночка нашего, сволочь, в петлю загнал, и не его одного, так пусть сейчас в аду горит, мразь! Нашелся все же кто-то, кто за сыночков наших отомстил гадине, – и она заплакала. Мужчина что-то ей сказал, и машина двинулась с места.

– Вот черт! – пробормотал Шевчук.

Потом они сидели в «тойоте». Шевчук курил, а Артем корил себя, что не успел предотвратить гибель Либермана.

– А что бы ты смог сделать? – спросил Толя.

– Не знаю. Я сегодня к нему приехал, хотел отговорить его. И опоздал.

– Ты правильно выразился: решение было принято, – сказал Шевчук. – У Василия ведь так же было. Считай, он был вдвое моложе Либермана – но уже все понимал. И отговаривать его тоже было бы бессмысленно. Но если бы я только знал! Ай, да я тебе тогда все это рассказывал…

– Я помню.

– Ну вот. Тогда ты мне все объяснял, теперь я тебе.

– Да уж, – горько усмехнулся Артем.

– Я много думал об этом, – Шевчук выкинул только закуренную сигарету в окно. – Понял одно: Вася так поступил не потому, что он не ценил жизнь. Он просто хотел достойно встретить смерть. И сделать в конце жизни что-то нужное, как это не грубо звучит – хорошее. Пусть даже это будет месть – месть во благо. Все они этого хотели. И приняли то самое решение.

– Кошмар какой-то, – воскликнул Артем. – Расскажи кому – ведь не поймут. Скажут – дурость, идиотизм. Совестить начнут. Про права вспомнят, про суд, про государство, про Бога, наконец.

– Знаешь, Артем, я на войне был, и там нашими автоматами не Бог управлял. Там твои боги – командиры, они что-то решали, ну и мы что-то сами додумывали. Но если ты там задумываться будешь, про совесть начнешь вспоминать или про права – тебя Боженька быстро к себе заберет.

– Так здесь не война.

– К сожалению. – Толя вздохнул. – Не заморачивайся. Кто надо, и так поймет, а что до остальных… Чтобы судить об этих поступках, надо оказаться в их ситуации. Не дай Бог этого ни тебе, ни мне. Никому.

Глава 37

Когда Артем уже подъезжал к дому, на телефон поступили два звонка. Первый был от следователя, второй – от адвоката. Тема, понятно, была одна.

– Завтра с самого утра жду вас с адвокатом, – жестко процедил Соломин. – Повестку получите на месте.

– Он мне ничего не объяснил, – посетовал адвокат, – даже разговаривать со мной не стал толком. Что-то случилось, Артем Григорьевич?

– Да, Андрей Андреевич. Давайте где-нибудь пересечемся, перекусим, и я все объясню.

После этого он позвонил племяннику Либермана. Говорить про гибель Льва Соломоновича было крайне трудно. Пообещав еще позвонить, если узнает что-то новое, Артем прервал связь и вытер взмокший лоб.