Я сидела в своей гостиной и ревела, как младенец: долго, громко и даже с удовольствием. Оплакивала бедную туланскую старушку, сочинившую себе юного кудрявого любовника, и себя я тоже почему-то оплакивала. То ли за компанию, то ли потому, что вдруг поверила, что мы с этой мертвой мечтательницей – одно и то же, никакой разницы, кроме нескольких несущественных деталей. Когда мне казалось, что слезы вот-вот иссякнут, я делала очередной глоток, словно бы и правда полагала, будто Джубатыкская Пьянь быстро и легко превратится в слезы и вытечет из меня вон вместе с невесть откуда взявшейся жалостью и болью. Наплакавшись, я уснула прямо в гостиной, на ковре – не то чтобы сил не было добраться до спальни, просто там меня ждала лиловая подушка с розовыми цветочками, а мне отчаянно хотелось быть от нее подальше – не знаю уж почему. Вроде бы не труслива и не брезглива – а вот нашлась и на меня управа.
А утром меня разбудил сэр Джуффин.
Он каким-то образом открыл мою дверь, вошел в гостиную и замер, изумленно уставившись на пустую бутылку из-под Джубатыкской Пьяни и мое неподвижное тело на полу. То есть это я так предполагаю, что он замер. Как было на самом деле, не знаю: спала без задних ног. А проснулась от того, что шеф поднял меня с пола и поставил на эти самые задние ноги, без которых я только что так распрекрасно обходилась.
– С тобой все в порядке? – спрашивает.
А я мычу что-то несуразное, башкой квадратной трясу. Ничего не понимаю.
Потом, конечно, сбегала вниз, умылась, пришла немного в себя. Пока я плескалась, сэр Джуффин где-то раздобыл кувшин свежей камры – неужели в соседний трактир успел выскочить? – наполнил мою кружку, достал из-за пазухи сверток с бутербродами. Ему Кимпа, дворецкий, постоянно с собой на службу семислойные кеттарийские бутерброды всучивает, а шеф потом не знает, как от них избавиться. Выбросить жалко, а есть невмоготу. Раньше, пока сэр Макс был с нами, Джуффин ему все скармливал, а теперь совсем беда. Ну, сегодня ему повезло: у меня с похмелья был зверский аппетит.
Увидев, как я набросилась на еду, сэр Джуффин понял, что со мной все в порядке, но на всякий случай спросил:
– Как ты себя чувствуешь? И что тут у тебя происходит?
– Ничего особенного, – буркнула я. – Просто не могла заснуть до рассвета после всех этих дурацких экспериментов с вашей грешной подушкой. Было всех жалко и очень противно. Ну и напилась с горя. А что еще делать?.. А почему вы сюда приехали? Потому что я на службу не пришла? Уже, что ли, совсем поздно?
– Да нет, наоборот, очень рано, – успокоил меня шеф. – Просто я тебе зов послал, хотел поскорее узнать новости. А ты так крепко спала, что ничего не почувствовала. Ну, я сдуру решил, что ты без сознания валяешься, приехал тебя спасать.
– Вы почти не ошиблись, – вздохнула я. – Действительно валялась, практически без сознания, как портовый нищий в Последний День Года. Но подушка тут ни при чем, можете мне поверить. Ну, то есть, валялась я не из-за нее. Три четверти бутылки Джубатыкской Пьяни выдула – сама не понимаю как. Собиралась-то всего пару глотков, чтобы уснуть.
– Каяться потом будешь. Ты лучше скажи, как себя чувствуешь? – не отставал сэр Джуффин.
Я проанализировала свои ощущения.
– Неважно, конечно. Но, знаете, для человека, который столько выпил и проспал всего пару часов, я чувствую себя просто прекрасно.
– Хорошо. В общем, я так и думал. Видишь ли, я почти уверен, что здесь, у нас, такая подушка совершенно безопасна. Но по мере удаления от Ехо подушка больше не может питаться силой Сердца Мира и начинает существовать за счет своего владельца. Все просто: если бы та несчастная старуха осталась в Ехо, была бы жива до сих пор и еще много лет. Но она уехала домой, в Тулан, и угасла за полгода… Ладно, с этим ясно. Теперь скажи: ты с парнем поговорила? Записи делала?
Я кивнула, не в силах сдержать нервный смешок. Поднялась в спальню, принесла шефу самопишущую табличку, заодно и подушку прихватила: пусть увозит эту пакость из моего дома! Видеть ее не желаю.
– Имейте в виду, там, на табличке, нет никакой ценной информации. Три часа совершенно нелепого бреда. Я полночи ржала… а потом еще полночи напивалась и плакала.
– Ну, последнее мне вряд ли грозит, – ухмыльнулся сэр Джуффин. – Спасибо за работу, Меламори. Иди наверх и отсыпайся. Заслужила.
– Еще бы не заслужила, – вздохнула я. – Всю ночь с таким красавчиком щебетала! А потом еще Джубатыкскую Пьянь уничтожала в поте лица. Спасибо, сэр. Я всегда знала, что вы способны оценить мои достижения.
– Рад, что хоть чем-то сумел тебе угодить, – шеф отвесил мне шутовской поклон. – Всегда к твоим услугам. Проснешься – приходи в Дом у Моста. Авось еще на что-нибудь друг другу сгодимся.
Он уехал, а я с легким сердцем отправилась в спальню. Остатки бутербродов взяла с собой: больше всего на свете люблю есть в постели. Если бы кому-нибудь пришло в голову открыть трактир, где посетителей укладывают в кровати, а еду приносят на подносах и не ругают за крошки, я бы оттуда не вылезала.
До полудня я провалялась в постели. Засыпала, просыпалась, выпивала пару глотков камры, жевала подсохшие бутерброды шефа и снова проваливалась в сладкую дрему. Проснувшись окончательно, решила, что напиваться надо чаще: мало того, что чувствовала я себя совершенно изумительно, так еще и настроение исправилось. Ничего особенного, конечно, но по моим тогдашним меркам оно могло считаться почти радужным. Даже необходимость отправиться в Дом у Моста не казалась мне тягостной. Мне вдруг подумалось – почти крамольная по тем временам мысль! – что на службе может случиться что-нибудь интересное.
И ведь действительно.
Хохот я услышала еще на улице. Ни на миг не усомнилась, что ржут на нашей половине Управления Полного Порядка. Городская полиция – организация серьезная. С их территории могут доноситься разве что вопли генерала Бубуты Боха, который вечно грозит искупать кого-нибудь в сортире, но, насколько мне известно, так ни разу и не осуществил свое намерение. Оно и хорошо, некоторые мечты должны оставаться мечтами.
Эпицентром веселья, как я и подозревала, был кабинет сэра Мелифаро. Я с самого начала понимала, что, если туланская подушка попадет к нему в руки, это будет натуральная катастрофа. И думала, что сэр Джуффин тоже это понимает. Но шеф то ли не уследил за этим сокровищем, то ли нарочно всучил его своему заместителю, дабы поглядеть, что будет.
Что-что…
Мелифаро возлежал на своем рабочем столе. Под головой у него – ну, понятно, да? Что там еще могло быть под этой бессмысленной башкой, в такое-то время, в таком-то месте? Рядышком, надо полагать, сидел мой кудрявый приятель. Видно его, разумеется, не было, но Мелифаро с ним душевно беседовал и громко транслировал ответы горемычного наваждения.
– Ну, скажи мне еще что-нибудь ласковое, – просил он. А несколько секунд спустя, отчаянно кривляясь, вопил: – Ты моя бархатная подушечка! Медовенькая пышечка! Пушистенькая индюшечка!!!
Нумминорих и Кекки Туотли ржали так, что стекла звенели. Сэр Луукфи Пэнц, спустившийся по такому случаю из Большого Архива, смеялся потише, но тоже от души. Сэр Кофа Йох стоял немного в стороне, привалившись к дверному косяку, и снисходительно ухмылялся. Только Лонли-Локли не участвовал в этом безобразии. Ну и шеф, конечно, отсиживался в своем кабинете. А так все собрались.
Я открыла было рот, чтобы сказать все, что я об этом думаю, но тут же его закрыла. Вспомнила, как сама поначалу веселилась. Пожала плечами, развернулась, да и вышла вон. Пусть себе радуются люди, чего им мешать? Надеюсь, сэр Джуффин позволит мне пересидеть эту бурю у него в кабинете.
Шеф меня ждал.
– Вот и хорошо, что пришла. Я как раз думал, послать тебе зов или пожалеть? И, честно говоря, склонялся к первому варианту. День – штука короткая, а тебе предстоит визит к Лысому Комосу. Придумала уже, что будешь ему рассказывать?
– Ну, в общих чертах, – соврала я.
На самом-то деле я благополучно забыла про это задание. Чуть не спросила: «А зачем я туда пойду?»
– И каковы они, эти «общие черты»? – строго спросил Джуффин.
– Думаю, надо говорить как можно больше правды – насколько это возможно. Врать только в деталях. Скажу, что к родителям подруги приехала дальняя родственница из Тулана… Когда, кстати, она здесь была, эта старуха?
– Этой весной. Продолжай, мне интересно.
– Ну вот, значит, весной приехала и с тех пор у них живет. Подружка подслушала, как бабка ее матери вечером в гостиной рассказывала о своей великой любви. Был, дескать, двести лет назад у нее такой умопомрачительный роман, что до сих пор забыть не может. Потом тетки хлопнули по стакану Осского Аша, и старуха проговорилась: вот, дескать, купила себе подушку, которая вернет ей любовника. Что старуха уехала в Тулан и там умерла, говорить не нужно: вечно как только выясняется, что кто-нибудь умер, даже невиновные на всякий случай пугаются… Потом можно наврать, что подружка из любопытства эту самую подушку стащила, пока старуха гуляла, и попробовала на ней полежать – ну вот как я вчера. Описать с ее слов, как это все выглядит. Потом, понятно, стану требовать себе такую же. Чтобы тоже мужчина приходил – как живой, как настоящий. Чтобы выглядел в точности, как я хочу, и говорил все, что мне нравится. И не во сне, а наяву. Правильно?
– Да, почему бы нет? – легко согласился Джуффин. – Так и сделай, а там смотри по обстоятельствам. Если Комос скажет, что готов такое смастерить – я очень сомневаюсь, что это ему по плечу, но мало ли? – спроси цену, скажи, что постараешься достать деньги, и отправляйся домой. Если будет говорить, что такими вещами не занимается, падай ему в ноги, обещай заплатить, если сведет тебя с мастером. Они все друг о друге знают, наверняка Комос сразу сообразит, чья это может быть работа. Если будет отпираться, имей в виду: это скорее всего потому, что никто не хочет терять клиентов. Дай ему понять, что его подушки тебе будут по-прежнему нужны. Или пригрози, что найдешь себе другого мастера, раз он не хочет тебе помогать. Ну да что я тебя учу, Блиммы всегда умели торговаться получше прочих.
– Да уж, – скромно согласилась я. – На том и стоим… А где наш туланский гость?
– Где он вот прямо сейчас, не знаю. Но полчаса назад еще был здесь, – вздохнул шеф. – Бьет копытом, рвется в бой, того гляди дым из ноздрей скоро повалит. Хочет действовать. То есть он, конечно, верит мне на слово, что мы и сами с его делом справимся, лишь бы под ногами никто не путался, но… Трудно ему. Привык сам справляться, а тут вдруг вообще ничего не надо делать, только сидеть и ждать. Я бы на его месте да в его годы тоже с ума сходил.
– А ведь он вам нравится?
Я, честно говоря, не собиралась спрашивать. Просто подумала, но почему-то вслух.
– Ну да, – согласился Джуффин. – Хороший парень, сообразительный, по-житейски опытный, а в наших делах – чистая страница. И профессия у него смешная, и предрассудков море, а голова светлая и характер правильной закалки. Пожалуй, за пару дюжин лет я бы сделал из него очень неплохого колдуна…
– Ну так и делайте, – проворчала я. – Все равно человек от безделья погибает.
– Ну, для начала я попросил сэра Шурфа показать ему несколько простеньких фокусов, – ухмыльнулся шеф. – А там поглядим… Правда, на хрена ему эти умения в Тулане?..
– В цирке будет выступать, – отрезала я. – Все лучше, чем его нынешняя профессия.
– Брысь отсюда, – велел шеф. – Иди, собирайся к своему лысому. И без ценной информации не возвращайся.
– Если почувствую, что он не готов открыться постороннему человеку, выйду за него замуж, – пообещала я. – Жене-то он небось все расскажет.
Джуффин проводил меня восхищенным взглядом. Уже в коридоре я, холодея, поняла, что он вполне серьезно отнесся к моему обещанию и, в случае чего, не преминет о нем напомнить.