К истории заселения Западного Кавказа
Михаил Иванович Венюков
«Я приехал на Кавказ в конце 1861 года, т. е. в самый разгар той войны, которая, три года спустя, решила окончательно участь этой страны. Восточный Кавказ в то время был уже покорен, и бывший вождь его, Шамиль, мирно проживал в Калуге. На западном – Магомет-Аминь, поставленный в ложное положение действиями шапсугов и абадзехов, вынужден был, при нашем содействии, переселиться в Стамбул…»
Михаил Венюков
К истории заселения Западного Кавказа
1861–1863 гг.
Я приехал на Кавказ в конце 1861 года, т. е. в самый разгар той войны, которая, три года спустя, решила окончательно участь этой страны. Восточный Кавказ в то время был уже покорен, и бывший вождь его, Шамиль, мирно проживал в Калуге. На западном – Магомет-Аминь, поставленный в ложное положение действиями шапсугов и абадзехов, вынужден был, при нашем содействии, переселиться в Стамбул. Война шла с неумолимою, беспощадной суровостью. Мы подвигались вперед шаг за шагом, но бесповоротно и очищая от горцев, до последнего человека, всякую землю, на которую раз становилась нога солдата. Горские аулы были выжигаемы целыми сотнями, едва лишь сходил снег, но прежде, чем деревья одевались зеленью (в феврале и марте); посевы вытравлялись конями или даже вытаптывались. Население аулов, если удавалось захватить его врасплох, немедленно было уводимо под военным конвоем в ближайшие станицы и оттуда отправляемо к берегам Черного моря и далее, в Турцию. Сколько раз приходилось в опустевших при нашем приближении хижинах заставать на столе теплую кашу с воткнутою в нее ложкой, починявшуюся одежду с невыдернутой иголкой, какие-нибудь детские игрушки в том виде, как они были разложены на полу, около ребенка. Иногда – к чести, впрочем. наших солдат, очень редко, – совершались жестокости, доходившие до зверства… Жестокости эти были тем возмутительнее, что были совершенно не в духе доблестных русских солдат – обыкновенно столь добродушных…..Таков был характер войны. Целые племена, как бесленеевцев, были выселены облавой в течение одного – двух дней. Аулы баракаевцев, абадзехов на Фюнфте и Фарсе горели дня три, наполняя воздух гарью верст на тридцать, когда, в феврале 1862 г., начались движения наши для изгнания этих горцев…. Понятно, что война, так веденная, быстро приводила к решительным результатам. Русские жители передовых, едва водворенных станиц успевали уже в самый год поселения заводить огороды, даже обрабатывать небольшие поля, если только позднее время года не препятствовало тому. Жизнь по станицам была шумная, иногда даже искренно веселая. Мирная песня, а то и бурный казачок, наигрываемый на балалайке, нередко слышались там, где еще год тому назад раздавались гром выстрелов и военные клики.
Переселение 1862 года шло чрезвычайно успешно. Но я, как сказано, приехал на Кавказ еще в 1861-м, а в этом году было два эпизода, доказывавшие, что даже доблестные, самоотверженные казаки Кубанского войска шли не совсем охотно на передовые линии, где они становили лицом к лицу с неприятелем не одни свои дружины, испытанные в бою, а жен и детей, старцев и малолетних, то есть все, что дорого мужу, отцу, брату, сыну и проч. Удивляться такой неохоте оставлять родину, конечно, нельзя; но вспомнить события стоит уже потому, что каждая страница истории Кавказа нам дорога, а между тем некоторые из этих страниц неохотно пишутся нашими историографами ex-officio. Я пробовал, в свободное от службы время, на биваках и в лагерях, а частью и в Ставрополе, когда удавалось там быть, записывать кое-что из виденного и слышанного. В 1863 году я даже составил было общую историческую записку о колонизации западного Кавказа; но, дав ее одному, интересовавшемуся делом, значительному лицу в Петербурге, я не получил ее обратно, а требований к нему предъявлять не мог. Остались в моем портфеле кое-какие разрозненные материалы бывшей работы. Из них-то некоторые решаюсь ныне обнародовать, чтобы снасти от весьма возможного и даже вероятного забвения. Пусть читатели не взыщут за сухость и бессвязность предлагаемого: это ведь сырой материал в самом точном смысле слова. Впрочем, связь видна из самых документов; для пояснения же сущности дела, о котором идет речь, достаточно напомнить, что весною 1861 г., при переселении за Кубань казаков хоперских и черноморских, обнаружена была ими некоторая оппозиция, очень легальная по форме, но вооруженная, хотя не поведшая за собой пролития крови. Все участвовавшие в агитации были безусловно помилованы Государем Императором в том же 1861 году, при личном посещении Его Величеством западного Кавказа, и многие из них потом с честью продолжали служить на коне и в советах. По весьма понятной причине я опущу все собственные имена, заменив их одними заглавными буквами.
М. И. Венюков.
I.
……. «Переселение казаков, особливо Кубанского войска, в больших массах за Лабу и далее, по предгорьям обоих скатов Кавказа, может совершиться в несколько лет. Для полного окончания этого важного предприятия, нужно передвинуть большую массу казачьего населения из нынешних мест жительства, начиная переселение со станиц, более удаленных от театра действий. или пользующихся наименьшими хозяйственными удобствами.
Для удовлетворения этой потребности я признал нужным принять на северном Кавказе различные системы, приспособленные к местным удобствам, именно: 1) в бывшем Черноморском войске назначать переселенцев поочередно из округов, начиная с Ейского. Войсковому начальству предоставлено определять число семейств к переселению из каждой станицы, а станичному обществу – назначать самые семейства по жребию или по общественному приговору. Из числа станиц, от которых требуются семейства на переселение, исключаются лежащие при море и лиманах, где развито рыболовство, и ближайшие к Кубани, чтобы не обессилить пограничного населения. 2) В шести бригадах, поступивших из бывшего кавказского линейного войска, будут переселяться целыми станицами первые полки, как более удаленные от театра действий. Из этого будут исключены отставные казаки с их семействами, в числе коих однако же не войдут совершеннолетние женатые сыновья. 3) В Терском войске переселение будет делаться на прежнем основании. Как в этом войске не предполагается теперь увеличивать размеры этого невеселения, то настоящий отзыв мой касается собственно Кубанского войска.
Переселение целых станиц или наибольшей их части указало необходимость новой меры, которая при прежнем порядке не имела места. Когда из станиц назначалось по несколько семейств переселенцев, эти последние легко могли продавать усадьбы своим бывшим одностаничникам и переходили на новые места, не оставляя ничего на старых. При переселении целых станиц продажа усадьб сделалась невозможною. По существующему положению, их имеет право купить только лицо войскового сословия, а иногородному могут быть проданы строения на-слом. Эти строения – или каменные, или турлучные: в обоих случаях они теряют при сломе всю свою ценность. Поэтому справедливость требует вознаградить переселенцев, без чего даруемое им пособие будет недостаточно для устройства на новых местах. По самой умеренной цене усадьб, в нынешнем же году потребуется значительная сумма, которой нельзя отнести на государственное казначейство. С другой стороны, казаки, готовясь к переселению, прислали мне станичные приговоры, в которых убедительно просят войти в их положение относительно покидаемых усадьб.
Сознавая справедливость просьбы казаков, основанной на их опасении потерять дома, сады, мельницы, заведенные многолетними трудами, и в то же время, находя необходимым по возможности облегчить положение казачьих семейств, переселяющихся для общественной пользы, я должен был искать в самом крае средств для удовлетворения этой новой потребности. Предлагаемая мною мера потребует изменения некоторых постановлений, общих всем казачьим войскам; но эти изменения согласны с требованиями нашего времени и государственной пользой.
«Две части, из которых составилось нынешнее Кубанское казачье войско, до сих пор весьма различны между собою и имеют только то общее, что благосостояние казаков, при всех богатствах края, не развивается. На это есть очень много причин и между ними главные: замкнутость казачьего сословия и пользование землею всем войском, без права приобретать часть оной в собственность. Они отнимают у казака естественное стремление к улучшению своего быта, к настойчивому труду для своего потомства, мешают гражданскому развитию края, наконец, делают то, что казачье войско имеет вид населения неоседлого и составляет резкую аномалию между другими сословиями. Но замкнутость казачьего сословия имеет другую, более важную сторону: она развивает дух отдельности в государстве. В бывшем Черноморском войске, состоящем из малороссиян и хранящем предания Запорожской Сечи, эта отдельность принимает видь национальности (Как верно оценили черноморцы опасность утратить эту «отдельность, близкую к национальности» при переселении за Кубань по плану кавказских начальств, видно ниже. – прим. М. В.) и выражается нерасположением к иногородцам, которых казаки недружелюбно называют москалями. Слияние бывшего Черноморского войска с Кавказским может действовать против этого, особенно вредного в настоящее время, начала; но необходимо, чтобы слияние это было не только административное, а проникло в самый быт казаков.
Учреждение казачества на границе империи есть, конечно, государственная необходимость; но она должна быть терпима не как нормальное положение, а только в мере потребности и на то время, которое эта исключительная потребность будет существовать.
Кубанское войско имеет свое дворянство, сравненное в правах с дворянством империи. Но главными из этих прав оно не может пользоваться, и потому здесь буква расходится со смыслом закона. Дворянин Кубанского войска обязан служить 25 лет; он не может выбирать места и рода службы по своим наклонностям и способностям, а должен служить в войске; он обязан с потомством оставаться в тесном кругу своего войска; он не имеет права приобретать в собственность землю, на которой трудится с сознанием, что после его смерти эта земля достанется в чужие руки, и что он ничего не может сделать прочного для своего потомства.
От этого дворяне Кубанского войска занимаются в хозяйстве более скотоводством, чем хлебопашеством, и во всем крае нельзя найти ни одного порядочного дома или усадьбы из прочных материалов. Все сделано из турлука или земляного кирпича, все носит на себе печать равнодушия и неуверенности в будущем; одним словом: казачьи войска ближе подходят к эпохе первобытного человечества, чем к условиям нынешнего быта благоустроенных гражданских обществ.
«Пользование землею всем войском и замкнутость казачьего сословия произвели то, что промышленность в этом крае не существует, а торговля, или, лучше сказать, мелочное торгашество, находится в руках нескольких армян без капитала и без кредита (Отсутствие капиталов в Черномории особенно ясно видно из отсутствия в целом крае порядочных дорог и строений, не исключая даже тор. Екатеринодара. Еще в 1863 году последний не имел мощеных улиц, вследствие чего грязь после дождей бывала невылазная. Почтовая станция находилась за городом, и содержатель ее не был обязан ввозить проезжающих в город. Дамы, собиравшиеся куда-нибудь на вечерь, должны бывали в бальных нарядах садиться в кареты часов с 4-х пополудни и ехать по несколько часов сряду на волах, которые погрязали по брюхо; мужчины ездили верхами. Напротив, после пяти – шести дней жары, густая пыль носилась в воздухе, скрывая от обитателей одной стороны улицы дома, стоящие на другой. Экономическая неразвитость Екатеринодара в 1860-х годах видна еще и из того, что на три местные ярмарки, по свидетельству атаманского отчета за 1862 г., привозилось товаров на 3.450,000 руб., а продавалось всего на 760,000 руб. – Не знаю, на сколько эти обстоятельства изменились теперь. – прим. М. В.). В этом богатом и обширном крае, на расстоянии 600 верст, находится один только войсковой город, Екатеринодар, где иногородные торговцы и промышленники имеют право жить временно, не устраивая на войсковой земле никакой недвижимой собственности. К этой печальной картине нельзя не прибавить самую резкую черту неразвитости края во всех отношениях. Черномория вся состоит из богатейшего чернозема; засухи там почти неизвестны, но и при таких неисчерпаемых богатствах почвы Черномория даже в урожайные годы не производит столько хлеба, сколько его нужно для народного продовольствия (По отчету войскового атамана за 1862 г., «Средний урожай хлебов по Кубанской области был по 1 1/3 четверти на душу, чего, за отчислением семян, было достаточно для народного продовольствия только потому, что масса взрослых мужчин, состоявших на службе, получала довольствие от казны». – Ныне, по умиротворении Кавказа, эти условия изменились, и, по отчету за 1870 год в Кубанском войске собирается на душу по 3 четверти. – прим. М. В.).
В бывшем Черноморском войске, под влиянием особенного положения об отбывании полевой службы, войсковое дворянство умножилось до такой степени, что сделалось тягостью для края. Таким образом достигнулась цель совершенно противоположная той, которой должно было ожидать от сословия, по образованию, богатству и общественному уважению назначенного идти впереди народа к преуспеянию. Замкнутость казачьего сословия и недостаток на месте средств к образованию сделали то, что войсковые дворяне очень мало отличаются от простых казаков. Если некоторые из них имеют более обширное хозяйство, то большею частью оно содержится при стеснении простых казаков в пользовании общей землей (Об этом см. некоторые подробности ниже, в записке полковника З*.– прим. М. В.). От этого в народе всегда поддерживается чувство нерасположения к дворянам.
Все вышесказанное вполне объясняет тот факт, что Черноморское войско менее развито и беднее Кавказского, имеющего вообще гораздо менее дворян и никогда не отчуждавшегося так от иногородных. Эта неодинаковость может сгладиться при составлении нового положения для Кубанского войска; но улучшение будет незначительно, если не изменятся основные постановления, задерживающие развитие казачьих сословий. В этих видах я полагал бы:
1. Предоставить потомственным дворянам Кубанского войска право оставлять по желанию казачье сословие с своим непосредственным семейством.
2. Предоставить войсковому начальству ходатайствовать о назначении в строевые части войска офицеров регулярных войск, без причисления в казачье сословие, но не иначе, как на вакансии.
3. Предоставить потомственным войсковым дворянам покупать участки войсковой земли в потомственное владение.
4. Деньги, вырученные за продажу земли, обращать в войсковой капитал (Это стремление увеличивать войсковые капиталы заметно с давнего времени у нашей казачьей администрации, не принадлежащей к казачьему сословию, так как этими капиталами она же и распоряжается, но своему усмотрению. У Черноморского войска, в эпоху, о которой идет речь, было уже капитала более 2.000,000 рублей. Из них, мало знакомая с состоянием и нуждами края, администрация дала, чуть ли не в том же 1861 г., полмиллиона рублей одному аферисту на заведение кубанского пароходства, при чем еще обязалась пред этим аферистом расчистить устья Кубани от мелей, а русло от наносного леса, т. е. задалась сизифовой работой. Полмиллиона войсковых сумм, конечно, пропали даром, так как обеспечены они были акциями едва ли не миссисипской компании. – прим. M. В.).
5. Для продажи назначить войсковые земли, прилегающие к гражданскому населению, как, например, северную часть Эйского округа, или находящиеся между гражданскими землями, как районы полков 1-го Хоперского и 1-го Ставропольского.
6. Право покупки земли в этих участках предоставить лицам всех других сословий с тем, чтобы, по мере увеличения в этих районах постороннего населения, передавать их в гражданское ведомство, сохраняя войску право на непроданные земли.
7. Из денег, вырученных от продажи земель, удовлетворять казаков, переселяемых на передовые линии, за усадьбы по справедливой оценке, если они не найдут для себя выгоднейшим сами продать эти усадьбы в течение трехлетнего срока.
Принятие всех этих мер в совокупности будет иметь благодетельные последствия и отстранит все затруднения, неизбежно встречающиеся при исполнении такого важного предприятия, как передвижение огромной массы казачьего сословия и водворение его в крае, обладание которым при всяком другом положении было бы ненадежно.
Районы 1-го Ставропольского полка, в котором находится губернский город Ставрополь, 1-го Хоперского, прилегающего к окрестностям минеральных вод, и северная полоса Эйского округа, смежная с Екатеринославской губернией, составляют пространство превосходной земли, которой продажа не только покроет расходы на удовлетворение за усадьбы переселенцев, но и даст возможность покрыть некоторые расходы по Переселению, падающие ныне на государственное казначейство.
«Сверх этой денежной выгоды не замедлит оказаться и другая: на казачьих землях, сделавшихся частной собственностью, явится трудолюбивое гражданское население и оживить край, в настоящее время мало производительный. Самое же казачье войско займет место, где оно только необходимо – на границе империи и в непосредственном соседстве с горцами.
Имея в виду, что в более или менее отдаленном будущем, при окончательном умиротворении Кавказа, казачье сословие потребуется за нынешними южными пределами империи, – предлагаемая мною в настоящее время продажа остающихся позади земель в гражданское ведомство может быть распространяема по мере надобности и всегда даст средства удовлетворить этой важной государственной потребности без отягощения казны большими расходами. Если числительность казачьего населения на Кавказе окажется наконец слишком великой, то можно будет дозволить казакам, беспорочно выслужившим свой термин, покупать участки войсковой земли и оставлять казачье сословие с непосредственным их семейством. Эта мера будет в высшей степени популярна между казаками и послужит в одно время поощрением их трудной службы и могущественным побуждением к развитию своего хозяйственного благосостояния.
С другой стороны, войсковые офицеры примут с глубочайшей признательностью, как высокую милость, дозволение потомственным дворянам оставлять казачье сословием покупать в войске земли. Поставленные ныне в необходимость искать популярности между казаками выказыванием духа оппозиции под предлогом национальности и исторических воспоминаний, офицеры бывшего Черноморского войска в виду преимуществ, даруемых потомственному дворянству, сделаются, для своих выгод, горячими поборниками всех мер, принимаемых правительством. В настоящее время, можно сказать, нет в казачьих войсках потомственного дворянства; офицеры, какого бы они ни были происхождения, имеют одинаковые права. Потомственное дворянство приобретается службой, и, при обилии здесь случаев к отличиям военным, преимущества, соединяемые с потомственным дворянством, сделаются важным побуждением для служащих искать этих отличий для своих выгод и, особенно, чтобы устроить судьбу своего потомства.
Дарование этого преимущества войсковому дворянству не составит какого-либо нового сословного права, а только осуществить действительное уравнение войскового дворянства с тем же сословием в империи.
Выбытие из войска некоторых потомственных дворян не повлечет за собою недостатка офицеров для службы казачьей, а если бы оказались вакансии, их можно занимать офицерами регулярных войск. При строгом выборе этих офицеров, они будут особенно полезны для уменьшения невыгод замкнутости, в которой казачьи войска всегда останутся до некоторой степени; сверх того, эти офицеры будут содействовать полному слиянию двух разнородных частей, из которых составилось нынешнее Кубанское войско».
Далее князь Барятинский уведомляет о некоторых принятых им административных мерах по колонизации 1861 г., и просит Высочайшего утверждения его соображений.
II.
«Главнокомандующий Кавказской армией, в видах окончательного занятия западного Кавказа и упрочения нашего в том крае, признал необходимым заселить казаками Кубанского войска оба ската Кавказского хребта, передвинув туда казачье население из нынешних мест жительства, начиная со станиц, удаленных от театра военных действий и пользующихся наименьшими хозяйственными удобствами; и, вследствие того, сделав начальное распоряжение, дабы переселить в настоящем году за Кубань 770 казачьих семейств из Ейского округа, Хоперский полк, за исключением только одной станицы, Калиновской, и одну станицу 1-го Ставропольского полка, Спицевскую, – от 2-го апреля сего года представил как об этом, так и о других предположениях своих, относящихся к этому предмету, на Высочайшее утверждение.
По всеподданнейшем о сем докладе Государю Императору, Его Величество изволил найти, что предположенное генерал-фельдмаршалом заселение казаками западного Кавказа для упрочения том нашего владычества обещает в общих государственных видах несомненно-успешные результаты. Но вместе с тем исполнение этой важной меры переводом за Кубань целых станиц представляет также и важные неудобства, потому что переселение целыми станицами для казаков может быть крайне затруднительно, лишая их возможности продать с выгодою оставляемые постройки и хозяйственные заведения, чего, конечно, не могло бы случиться при переселении станиц частями, когда на приобретение оставленных обзаведений находились бы на месте покупщики. При этом неудобстве, требование от казаков оставить родину и переселиться на места малоизвестные, невозделанные, лицом к лицу с хищным и ожесточенным неприятелем, не могло не произвести на них того неприятного впечатления и сетования на принятую главнокомандующим меру, которые обозначились в представленных ему общественных приговорах двух станиц (Судя по этому месту отзыва военного министра, должно думать, что в то время, т. е. 19-го мая 1861 г., еще ничего не было известно в Петербурге о беспорядках между казаками, бывших 5-го мая. Должно заметить, что в то время уже существовали телеграфные линии не только в России, но и на Кавказе, но по какой-то, трудно-понятной причине, до отъезда князя Барятинского из Тифлиса не успели соединить этот город со столицей. – прим. М. В.), из коих предназначено выселить в настоящем году большую половину жителей.
Имея это в виду и признавая совершенно необходимым действовать в подобных обстоятельствах со всей осмотрительностью, так как в настоящее время всякое неосторожное действие может вызвать целый ряд волнений и беспорядков – чему был уже пример по переселении в 1792–1794 годах трех т. семейств из войска Донского на Кавказскую линию, – Его Величество находит более уместным произвести переселение казаков за Кубань на следующих главных началах:
а) Объявить Кубанскому войску особым Высочайшим рескриптом, что, в награду за постоянно доблестное служение оного престолу и отечеству и за охранение им в течение 70-ти лет дарованных ему земель, предоставляются в пользование войска освобождаемые от горских племен, в предгорьях западного Кавказа, новые, богатые дарами природы, земли, которые и имеют быть постепенно заселены казаками Кубанского войска.
б) Заселение это производить, в ежегодно потребном числе семейств, преимущественно из охотников; недостающее же затем число семейств распределить, по ближайшему усмотрению главнокомандующего Кавказской армией, на все (удаленные, впрочем, от Кубанской линии) станицы войска.
(Эту, существующую уже в войске Донском меру желают сами кубанские казаки, как видно из общественных приговоров двух станиц).
в) Предоставить станичным обществам назначить подлежащие переселению семейства по жребию или по общественным приговорам, не подвергая впрочем переселению отставных казаков без их собственного на то согласия.
г) Переселяющимся за Кубань семействам, кроме тех пособий от казны и тех льгот, которые доселе были определены для переселенцев кавказского линейного казачьего войска, впредь назначать еще из войсковых сумм: 1) вознаграждение за усадьбы по оценке; 2) дополнительное пособие 75–85 руб. с. из войсковых или станичных сумм, к 3) кормовые деньги во время пути.
Обращаясь затем к прочим предположениям генерал-фельдмаршала, кои вызваны последствиями нынешнего замкнутого положения Кубанского войска и существующего во всех казачьих войсках общинного способа владения землями, Его Величество и со своей стороны разделяет убеждение, что неблагоприятное влияние этого положения на благосостояние казачьего быта в бывшем Черноморском войске, по исключительному характеру народонаселения оного, заметнее, чем в других казачьих войсках и что постепенное допущение в это войско сторонних элементов, сближая казаков с новыми людьми и свежими взглядами, действительно может оживить нравственные и материальные силы Черноморского края, а вместе с тем, дав средства к возвышению народного образования, водворить в нем торговлю и промышленность. Разрешение же казакам приобретать в вечную собственность войсковую землю может породить в них естественное стремление к настойчивому труду, сколько для личных выгод, столько и для благосостояния своего потомства. Но, с другой стороны, Его Величеству представляются и опасения, что дозволение потомственным дворянам Кубанского войска исключаться из казачьего сословия может послужить поводом и для дворян других казачьих войск домогаться тех же прав, чего никак нельзя допустить, ибо тогда легко дойдем мы или до крайнего недостатка в казачьих войсках собственных офицеров (стоящих для казны весьма дешево сравнительно с регулярными), или в казачьих войсках будут оставаться только бедные офицеры, а все богатые уйдут из оных. Но собственно из уважения к предстоящим для Кубанского войска, по видам государственным (отнюдь не могущим идти в пример для прочих казаков), особенным обстоятельствам, Его Величество изволит предполагать:
а) Предоставить потомственным дворянам, а также отставным казакам Кубанского войска, право покупать в полную частную собственность свободные участки земли войсковой, в назначенных для сего районах и по установляемой ежегодно оценке, с дозволением при том исключаться из войскового сословия и селиться на купленных землях.
б) Право на приобретение участков войсковой земли в частную собственность предоставить также людям сторонних для войска званий.
в) Разрешить лицам невойскового сословия селиться и приобретать в собственность дома, сады, заводы и пр. в Екатеринодаре и других местах, по усмотрению войскового начальства, но без права пользования поземельными наделами, кроме выгонов для скота, и с платою за усадебную землю в войско.
г) Разрешить, за недостатком своих, принимать на вакансии офицеров регулярных.
д) В предупреждение же недостатка войсковых офицеров, дозволять выписываться из войска только тем, кто, прослужив 22 года, купит не менее 200 десятин войсковой земли.