Истоки державности. Книга 1. Бояре Рюрика

– Мне тоже пятую часть.

– Я что-то не пойму – а остальное кому?

– Половину княжичу Вратибору и его дружине, а остальное всем тем, кто с нами на данов пойдёт.

Градомир понимающе кивнул головой. Дружина княжича Вратибора – это опытные воины его отца – князя Руса, прошедшие с ним множество битв, и которые были не согласны с выбором в князья Яромира – еще одного сына Руса от другой жены. Яромир был резок, отчаянно храбр до безумия, но воины больше чтили уравновешенного и здравомыслящего Вратибора.

Градомиру он тоже нравился, но принимать решения с наскока не привык:

– Пятая часть добычи – не такая уж и большая, так чего ты стараешься ради этого похода?

Остромысл немного замялся и плеснул себе в ковш немного браги:

– Понимаешь, много тут бездельников развелось: работать не хотят, пьянствуют, как бы до озорства не дошло. Если уйдут они с нами в набег, здесь спокойней будет. А вернутся с добычей – какая-никая выгода и прибыток.

– Это ты до этого додумался?..

Остромысл опять замялся и нехотя произнёс:

– Князь Яромир попросил. Хочет он, чтоб порядку больше было. Да и брата Вратибора просил с собой взять – пусть боевого опыта поднаберётся…

– А князь брату воинов ещё даёт?

– А зачем? Я ж говорю, что даны на фризов уплыли. Мне сам князь об этом сказал.

– Сам князь?..

Градомир задумался – неспроста всё это, неспроста:

– Так сколько всего воинов на данов с собой возьмёшь?

Остромысл оживился:

– Я с воинами на ладье, княжич на пяти. Ещё твоя ладья да моих две, на которых всех охочих людей размещу. Вот и считай – больше полторы сотни воинов.

– Ладно, дам я тебе ладью. И всех желающих идти на данов вооружу. Пусть в лавку приходят, а оружие после похода вернут.

– Само собой…

– Это не всё. Я со своими воинами на одной ладье тоже на данов пойду. На сброд надёжи нет – какие они воины?!

– Но я не могу из добычи тебе выделить больше, чем пятую часть… – заволновался Остромысл.

– Ничего. Главное – эту пятую часть вовремя себе на ладью положить…

* * *

– Оскол, неслух, ты где пропал? – у открытых дверей хлева раздался зычный крик княжьего ключника Билюда.

Навстречу вышел широкоплечий молодец лет двадцати, с большими деревянными вёдрами, полными свежего навоза, и уставился сверху вниз на маленького и худосочного ключника. Его высокий рост скрадывала небольшая сутулость, образовавшаяся, видимо, от постоянного ношения различных тяжестей. Босые ноги его, а также портки и рубаха, были измазаны тем же навозом.

– Чего шумишь? – глухим басом произнёс Оскол. – Сам же велел в хлеву убрать.

– Сколько можно ковыряться здесь? Вон уже свиньи визжат – голодные, а он всё никак не может убрать, как будто неделю там не появлялся.

– А ты вели поменьше коров кормить, тогда быстрей буду управляться.

– А молоко тогда откуда брать будем? Чай любишь его – молоко-то?

– А оно мне достаётся? – усмехнулся Оскол. – Хорошо хоть квасу вдоволь.

– Дерзишь, неслух. Вот скажу князю – он тебе задаст.

– За что? За то, что у коров долго убирал?

– Он найдёт за что. Скажу, что ты ночью к девкам в девишную лазил.

– Так я ж не лазил!

– А я скажу, что лазил. Испугался? То-то. Помни, кто тебя, сироту, выкормил и на ноги поставил.

Оскол поставил вёдра на землю:

– Я об этом всё время помню. Позволь в благодарность я тебя обниму.

Оскол широко раскинул свои руки и шагнул к Билюду. Ключник в ужасе, посматривая на пятна навоза на его одежде, попятился назад:

– Ты чего это, чего?.. Задушишь ещё, медведь этакий. Ты это, заканчивай давай скорей, да свиней покорми. Там тебе уже девки целую бочку помоев подготовили, – и Билюд бочком, бочком посеменил прочь.

– Так я уж закончил, – заулыбался вдогонку ему Оскол.

В пекарне, куда зашёл Оскол, стоял стойкий кислый запах, перебиваемый ароматом свежевыпеченного хлеба. Молодые, испачканные в муке девки и жёнки, месившие тесто, увидели Оскола, захихикали и, переглядываясь и бросая на него озорные взгляды, начали перешёптываться меж собой.

– Где здесь помои-то? – смущённо, переминаясь с ноги на ногу, спросил Оскол. – Билюд сказал, что для свиней приготовили.

– А ты Милолику попроси, чтоб показала, – засмеялись девки. – Тебе она не откажет.

– Ты чего сюда пришёл-то весь в дерьме? – властно закричала пожилая и дородная тётка. – Чай хлеб для князя и для дружины печём. Ещё не хватало, чтоб навоз ненароком попал…

– Тётка Скрева, так Билюд же сказал… – начал оправдываться Оскол, но та его перебила:

– Билюд наговорит, только слушай. Бочка, чай, во дворе, а не в пекарне.

Скрева отломила здоровенный кусок душистого и ещё тёплого только что испечённого хлеба и протянула его Осколу.

– Вот, поешь потом.

Милолика подошла к Осколу: