История изучения восточных языков в русской императорской армии

Издание Адабаша вызвало критику со стороны чиновника Главного управления уделов В. П. Панаева[130 - Панаев Владимир Павлович (1872 – после 1934 г.) – лингвист, востоковед, художник. Образование получил в Московском университете, служил в Главном управлении уделов, Мариинском ведомстве, с 1920 г. – на пенсии. В августе 1930 г. арестован и заключен в Бутырскую тюрьму, приговорен к 5 годам исправительно-трудовых лагерей. В 1931 г. после пересмотра дела освобожден досрочно с ограничением проживания на оставшийся срок. Поселился в г. Борисоглебске.], который в самом начале войны с Японией также издал русско-японский военный разговорник, составленный по его просьбе японцем Иосибуми Куроно[131 - См.: Куроно И., Панаев В. П. Военный русско-японский толмач и краткий систематический словарь. СПб.: Тип. Мин-ва фин. (В. Киршбаума), 1904. [4], IV, 68 с. Тираж толмача (4 тыс. экз.) был преподнесен императрицей Александрой Федоровной в качестве дара действующей армии на Дальнем Востоке. Толмач был переиздан в 1904 г. См.: Куроно И., Панаев В. П. Военный русско-японский толмач и краткий систематический словарь: С применением японск. шрифта «катакана» и «иероглифов». 2-е изд. [СПб.]: Тип. В. Киршбаума, 1904. [2], IV, [2], 133 с. Куроно Иосибуми (1859–1918) – ориенталист, преподаватель японского языка в Санкт-Петербургском университете (1888–1916).]. «Как мог полковник Адабаш, – задавался вопросом Панаев, – редактировать столь ответственное издание, как разговорное пособие для военных, сам будучи совершенным невеждой в японском языке, является более чем непонятно. Но во всяком случае факт тот, что из-под его редакции вышел безграмотный японский переводчик, отнюдь не может хоть мало-мальски послужить намеченной цели. Однако, как об этом ни указывалось Панаевым Адабашу, какие доказательства он тому ни приводил, все было напрасно, и полковник Адабаш продолжал и продолжал наводнять армию десятками тысяч экземпляров своей макулатуры, благо это право было в его руках»[132 - РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 4377. Л. 702 об. Панаев В. П. Краткая история введения японского переводчика издания Главного штаба и военного русско-японского толмача В. П. Панаева на театр военных действий последней русско-японской войны.].

В начале русско-японской войны В. П. Панаев обратился в Главный штаб с предложением приобрести у него права на издание составленного им «Военного русско-японского толмача». Главный штаб отклонил предложение по причине как высокой стоимости – 40 000 руб., так и в связи с тем, что в феврале 1904 г. вышло второе издание «Русско-японского переводчика». После войны Панаев предпринимал энергичные усилия, чтобы добиться покупки военным ведомством его работы. С этой целью он не только обращался на имя военного министра, но и непосредственно к императору Николаю II. В настойчивых предложениях Панаева Главный штаб даже обнаружил признаки «предложения взятки»[133 - Там же. Л. 475 об. Докладная записка по ГУГШ, 29 сентября 1909 г.]. После отказа военного ведомства от услуг Панаева последний обвинил Главный штаб в том, что при издании «Русско-японского переводчика» из работы Панаева были без его разрешения позаимствованы «таблицы числительных». Панаев пригрозил Главному штабу судебным разбирательством, но затем предложил мировую с условием, что его работа все же будет приобретена военным ведомством со скидкой.

В сентябре 1909 г. Генеральный штаб окончательно отказался от всяких переговоров с Панаевым по поводу его «Толмача». Генерал-квартирмейстер Генерального штаба генерал-майор Ю. Н. Данилов отмечал в этой связи: «Отклонение покупки стереотипа было вызвано, во-первых, его непомерной дороговизной, совершенно несоразмерной с достоинством издания, а во-вторых, и это главным образом, отрицательными отзывами специалистов о выпущенном г-ном Панаевым “Толмаче”, причем достоинства “Толмача” были сравнены с изданным Главным штабом “Переводчиком”. Между прочим, это сравнение привело к заключению, что “Толмач” не отличается никакими преимуществами перед “Русско-японским переводчиком”, а приложенная к “Толмачу” “Таблица чисел”, которой издатель придает особенное значение, составлена крайне небрежно и поверхностно, не говоря уже о том, что она далеко не обнимает все необходимые и употребительные в японском языке категории числительных»[134 - Там же. Л. 476.].

В период русско-японской войны Главный штаб предпринял также издание русско-корейского словаря «Разведчику в Корее», предназначенного для частей войск, действовавших на Дальнем Востоке[135 - Разведчику в Корее. (Русско-корейский словарь). СПб.: Воен. – стат. отд. Гл. штаба, 1904. 84 с.].

В 1887 г. выходит в свет один из первых в России военно-технических словарей на восточных языках, подготовленный директором Учебного отделения восточных языков при Азиатском департаменте МИД М. А. Гамазовым, – «Краткий военно-технический русско-французско-турецко-персидский словарь с русскою транскрипцией восточных слов»[136 - Второе, исправленное и значительно дополненное, издание словаря вышло в 1888 г.]. Экземпляр словаря был подарен Гамазовым военному министру П. С. Ванновскому. При работе над словарем Гамазов пользовался широкой поддержкой Главного штаба. По просьбе Гамазова ВУК Главного штаба отдал распоряжение русскому военному агенту в Константинополе собрать и отправить в Петербург новейшие турецкие издания по военному делу. В марте 1886 г. состоящий при военном агенте Генерального штаба подполковник Н. М. Чичагов доносил управляющему делами ВУК генерал-лейтенанту Ф. А. Фельдману, что для Гамазова приобретены и отправлены в Петербург «турецкие руководства, принятые в училище генерального штаба в Константинополе». Среди отправленных наставлений и учебников оказались: «Тактическое учение», «Организация и устройство иностранных армий» (2 тома), «Курс тактики», «Курс полевой фортификации» (с атласом), «Курс топографии», «Курс артиллерии» (2 тома), «О порядке службы в военное время» (2 тома). Кроме того, как указывал Чичагов, в скором времени он надеялся дополнительно приобрести еще несколько изданий, из которых «наиболее интересными будут география и устройство турецкой армии»[137 - РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 10 (1886). Л. 14. Рапорт состоящего в распоряжении военного агента в Константинополе управляющему делами ВУК Главного штаба, 20 марта 1886 г.].

Глава II

Офицерские курсы восточных языков при Азиатском департаменте МИД

Часть первая (1883–1901)

Втечение почти десяти лет с момента закрытия в 1874 г. отделений восточных языков при Оренбургской и Омской военных прогимназиях и вплоть до открытия офицерских курсов восточных языков при Азиатском департаменте МИД в 1883 г. в русской армии отсутствовала какая-либо системная подготовка специалистов со знанием восточных языков, и наступил кадровый кризис, последствия которого не замедлили сказаться в период русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Реализация проекта специальных офицерских курсов восточных языков произошла на смене эпох в истории развития русской императорской армии – «милютинской» и «ванновской» и хронологически совпадает с крупными кадровыми перестановками в высшем руководстве Военного министерства, произошедшими после ухода Д. А. Милютина с поста военного министра. При военном министре П. С. Ванновском, в период деятельности которого быстрыми темпами происходило усиление военного потенциала России на Востоке, в руководстве Главного штаба образовалась влиятельная группа генералов, которую условно можно назвать «азиатским лобби». К ней относились начальник Главного штаба Н. Н. Обручев, управляющий делами ВУК Главного штаба Ф. А. Фельдман, генералы при Главном штабе А. Н. Куропаткин, Л. Н. Соболев, Н. М. Пржевальский, заведующий Азиатской частью Главного штаба Л. Ф. Костенко и др. Представители этой группы не только выступали за наращивание русского оборонного потенциала в Азии, но и придерживались той идеи, что Россия должна быть хорошо осведомлена о военно-политической обстановке в сопредельных странах Востока. Как ближайший результат деятельности «азиатского лобби», следует рассматривать реализацию программы военно-географических исследований в Центральной Азии и на Дальнем Востоке, учреждение института военных агентов и негласной агентуры в сопредельных азиатских государствах, издание специализированных военно-востоковедных изданий. Эта новая концепция усиления русской армии на Востоке явилась тем благоприятным событийным и интеллектуальным фоном, на котором происходило создание офицерских курсов восточных языков при Азиатском департаменте МИД[138 - Деятельность курсов нашла освещение в ряде исторических работ и исследований: Певцов М. Г. Офицерские курсы восточных языков при Азиатском департаменте Министерства иностранных дел и их воспитанники. (Краткий очерк) // Воен. сб. 1902. № 10. С. 185–199; М[алинов]ский Н. Н. К 25-летию офицерских курсов восточных языков при Азиатском департаменте Министерства иностранных дел // Русский инвалид. 1908. № 192; Терлецкий Н. К 25-летию курса восточных языков (19 ноября 1908 г.) // Русский инвалид. 1908. № 253; Мариамбей П. 25-летие офицерских курсов восточных языков // Русский инвалид. 1908. № 262; Снесарев А. Е. 25-летие офицерских курсов восточных языков // Голос правды. 1908. № 950; Рыженков М. Р. Изучение восточных языков в системе военного ведомства в начале XX в. // Анналы. М., 1996. Вып. 3. С. 80–90; Воевода Е. В. Офицерский курс при учебном отделении восточных языков МИД Российской империи // Военно-исторический журнал. 2010. № 4. С. 21–24; Сумарокова О. Л. Языковая подготовка военных специалистов Российской империи для службы в Туркестанском крае в конце XIX – начале XX в. // Вестник КРСУ. 2015. Т. 15. № 6. С. 113–116.].

После учреждения в Министерстве иностранных дел России Азиатского департамента (1819 г.) при последнем в 1823 г. было открыто особое учебное отделение с целью «приготовления молодых людей к драгоманской службе при императорских миссиях и консульствах на Востоке»[139 - АВПРИ. Ф. 153. Оп. 668. Д. 97. Л. 6.]. Это отделение иногда неофициально именовалось Институтом драгоманов. Первоначально на учебном отделении велось преподавание пяти иностранных языков – арабского, персидского, турецкого, новогреческого и французского, а также отдельного курса мусульманского права. Знание французского языка при поступлении в учебное отделение являлось необходимым условием ввиду того, что преподавание арабского и турецкого языков велось на французском языке. Срок обучения на отделении в зависимости от потребностей Министерства иностранных дел составлял от одного до двух лет.

Руководил учебным отделением заведующий (затем – управляющий), который подчинялся непосредственно директору Азиатского департамента. С 1872 г. управляющим учебного отделения состоял известный востоковед М. А. Гамазов[140 - Гамазов Матвей Авелевич (1812–1893) – тайный советник, ориенталист и переводчик, управляющий учебным отделением Азиатского департамента МИД (1872–1893).], которого в 1893 г. сменил И. А. Иванов[141 - Иванов Иван Александрович (1835–1908) – тайный советник, выпускник учебного отделения восточных языков (1860), управляющий отделением (1894–1905).], которого, в свою очередь, в 1905 г. сменил В. А. Жуковский[142 - Жуковский Валентин Алексеевич (1858–1918) – выдающийся русский востоковед, член-корреспондент Российской академии наук, заведующий учебным отделением МИД.]. При руководстве учебным отделением этими лицами происходило становление и протекала основная деятельность офицерских курсов восточных языков. Профессорско-преподавательский состав отделения набирался из чиновников Министерства иностранных дел и специально приглашенных иностранных специалистов из числа «просвещенных туземцев Востока».

Штат учебного отделения был небольшой – кроме управляющего отделением имелись четыре преподавателя, секретарь и смотритель. Преподавателями на курсе состояли И. Г. Нофаль[143 - Нофаль (Nauphal) Ирений Георгиевич (1835–1902) – действительный статский советник, востоковед, исследователь мусульманского права. Родился в Дамаске, происходил из известной арабско-христианской фамилии, востоковедное образование получил в Великобритании и Франции. С 1863 г. состоял штатным преподавателем учебного отделения восточных языков Азиатского департамента МИД.] – по арабскому языку и мусульманскому праву, М. К. Абединов[144 - Абединов Мирза Казем-Бек (1855–1912) – статский советник, перс по происхождению, с 1867 г. преподаватель языка фарси на учебном отделении восточных языков Азиатского департамента МИД.] – по персидскому языку и А. Фардис[145 - Александр Фардис Эфенди – бывший турецкий подданный греческого происхождения, с 1876 г. преподаватель турецкого языка на учебном отделении восточных языков Азиатского департамента МИД.] – по турецкому языку.

Сохранились довольно интересные зарисовки, что называется с натуры, портретов преподавателей учебного отделения, сделанные студентом отделения (19001902 гг.), впоследствии известным дипломатом С. В. Чиркиным. Мы намеренно приводим здесь пространное цитирование, чтобы лучше представить атмосферу учебного отделения и его основных деятелей. «Араб Нофаль, – вспоминал Чиркин, – был старый и больной человек, относившийся к преподаванию арабского языка совершенно индифферентно, что было в полном соответствии с отсутствием у студентов, хорошо знавших классический арабский язык, интереса к разговорному арабскому языку, без которого можно было отлично обходиться на службе. <…> При Нофале уроки сводились к болтовне на французском языке на разнообразные, большею частью фривольные темы, до которых и сам Нофаль, человек остроумный, много видавший на своем веку, был большой охотник. Изредка, в особенности в дни посещения класса И. А. Ивановым, о чем студенты знали заранее, брались за чтение арабской газеты. Квартира Нофаля находилась в доме учебного отделения, и он по болезненному состоянию (у него был не то хронический ревматизм, не то несросшийся перелом ноги), кажется, никуда не выходил. Он был единственным авторитетом министерства по арабскому языку, но в тех случаях, когда требовалось перевести какой-либо документ с арабского, работал у себя на дому»[146 - Чиркин С. В. Двадцать лет службы на Востоке. Записки царского дипломата / С. В. Чиркин. М.: Рус. путь, 2006 (Ульяновск: Ульяновский Дом печати). С. 12.].

Весьма интересно представлен в описании Чиркина и другой преподаватель учебного отделения – М. К. Абединов: «Преподаватель персидского языка Мирза Казем-Бек Абединов не был настоящим коренным персом. Если не ошибаюсь, он был уроженцем Северной Персии, сродни нашим бакинским татарам. Это был уже пожилой, грузный человек, интересовавшийся главным образом состоянием биржи, готовый всегда дать справку о котировках тех или иных бумаг. Усовершенствование наше в персидском языке, самом легком и красивом из арабской группы, состояло в чтении и переводе на русский жалких тегеранской и тавризской еженедельных литографированных газет, провозглашавших благополучие и процветание нищенской и косной в то время Персии под мудрым правительством Каджарской династии»[147 - Там же. С. 13.].

Учебное отделение располагалось в центре Петербурга недалеко от Министерства иностранных дел в особняке на ул. Большой Морской, д. 20[148 - Здание сохранилось до наших дней, и его фотография приводится в настоящем издании.]. Слушатели отделения из гражданских лиц получали комнату в этом же здании и проживали на условиях пансиона. В распоряжении учебного отделения находилась отличная библиотека, в которой имелось немало ценных и редких восточных рукописей, книг и периодических изданий.

Несмотря на то что после русско-турецкой войны 1877–1878 гг. настоятельная потребность в высшем учебном заведении для подготовки военно-востоковедных кадров сознавалась в Военном министерстве многими высшими должностными лицами, сам проект такого заведения возник достаточно случайно и не в правительственных кабинетах. Успеху дела, как это часто бывает, помог частный почин. В начале сентября 1881 г. к управляющему учебным отделением восточных языков при Азиатском департаменте МИД М. А. Гамазову обратился генерал-майор А. А. Бильдерлинг с просьбой допустить к слушанию лекций в учебном отделении трех гвардейских офицеров[149 - Л.-гв. Егерского полка штабс-капитан Соколовский и поручик граф Толстой и Л.-гв. Московского полка прапорщик Гольцгауэр.]. Генерал-майор Бильдерлинг, выпускник Пажеского корпуса, видный и влиятельный представитель сообщества гвардейских офицеров, не мог не посодействовать просьбе молодых офицеров, увлекшихся благородной мыслью об изучении восточных языков. В ответном письме Бильдерлингу Гамазов сообщил, что хотя в предыдущие годы отдельные офицеры и могли посещать лекции на начальном курсе, удовлетворить просьбу стало невозможным в связи с изменениями в порядке обучения – приемом на курс только закончивших изучение восточных языков в Санкт-Петербургском университете или в Лазаревском институте – и в связи с ликвидацией начального курса[150 - См: АВПРИ. Ф. 153. Оп. 663. Д. 200 (1879–1885). Л. 3. Письмо тайного советника М. А. Гамазова генерал-майору А. А. Бильдерлингу, 15 сентября 1881 г.].

Вместе с тем Гамазов отнесся весьма сочувственно к идее организовать обучение офицеров на вверенном ему отделении, выдвинув условие, что такое обучение должно финансироваться Военным министерством. В письме к Бильдерлингу он сообщал, что ранее имел беседу с военным министром Д. А. Милютиным, и тот вполне разделял мнение Гамазова. «Если Военное министерство сознает пользу, по-видимому несомненную, – отмечал Гамазов, – иметь собственных специалистов восточных языков, то оно едва ли остановится перед незначительными для достижения этих целей расходами в размерах не многим более 2000 руб. в год»[151 - Там же.].

Готовность к открытию курсов, выраженная М. А. Гамазовым, а также последующая активность, проявленная им в переписке с Главным штабом, со стороны могли показаться довольно необычными, принимая во внимание традиционную манеру ведения дел на Певчьем мосту и боязнь взять на себя дело новое и неизвестное. Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки и открыть курсы, Гамазов способствовал приему на учебу первых офицеров «без расхода от казны». Он же заявлял, что преподаватели отделения готовы трудиться на благо военного ведомства и интересы дела «ставят выше денежных расчетов».

В то же время в вопросе о создании офицерских курсов у управляющего учебным отделением могла быть вполне определенная мотивация, оставшаяся за кадром официальной переписки с военным ведомством. Дело в том, что к моменту описываемых событий учебное отделение переживало не самые лучшие времена. По штату в отделении имелись всего семь студентов и один-два вольнослушателя. Выпуски также были немногочисленны – обычно два-три, редко пять человек в год. Фактически отделение готовило «штучный товар», и подготовка таких специалистов обходилась достаточно дорого. Содержание самого учебного отделения обходилось министерству в приличные суммы, и на него начинали смотреть как на обузу и явный пережиток. Среди студентов отделение часто называлось «лавочкой» ввиду его общей бесполезности для тех, кто уже владел восточными языками. «Я думаю, – отмечал в этой связи С. В. Чиркин, – мало кто слышал о существовании учебного отделения восточных языков. Странное это было учреждение, существовавшее по инерции и совершенно ненужное для молодых людей с хорошей теоретической подготовкой по языкам Ближнего и Среднего Востока»[152 - Чиркин С. В. Двадцать лет службы на Востоке. Записки царского дипломата / С. В. Чиркин. М.: Рус. путь, 2006 (Ульяновск: Ульяновский Дом печати). С. 10.].

В условиях явно обозначившегося в учебном отделении кризиса интерес Военного министерства к учебному отделению был для М. А. Гамазова подарком небес; он быстро оценил ситуацию и постарался не упустить момент. Внезапно открывшийся проект позволял Гамазову значительно поднять авторитет возглавляемого им учреждения и вывести его из нараставшего кризиса. После открытия офицерских курсов число обучающихся в стенах отделения выросло более чем в двое. Начиная с 1887 г., количество офицеров, обучавшихся на учебном отделении, постоянно превышало количество студентов. С этой поры М. А. Гамазов значительно укрепил свое личное влияние, он стал вхож в высшие кабинеты Главного штаба, получил возможность инициировать через военное ведомство награждение своих сотрудников, добиваться выделения дополнительных средств на оплату лекций, издание пособий и пр.[153 - Уже в апреле 1885 г. после введения в действие Положения о курсе восточных языков Военное министерство приступило к регулярной выплате содержания преподавателям восточных языков (по 1200 руб. в год каждому) и 1000 руб. на приобретение офицерам словарей, учебников, карт и других пособий. В 1891 г. по ходатайству военного министра были удостоены орденов профессор международного права М. И. Муромцов (орден Св. Станислава 2-й ст.) и преподаватель татарского языка Г. Баязитов (орден Св. Станислава 3-й ст.). В 1892 г. по ходатайству военного министра «ввиду заслуг по офицерским курсам» состоялось награждение И. Г. Нофаля орденом Св. Станислава 1-й ст., М. К. Абединова – чином действительного статского советника, А. Фардиса – орденом Св. Станислава 2-й ст. Периодически преподавателям выплачивались «экстраординарные суммы» в качестве разового вознаграждения.] Из захиревшей «лавочки» учебное отделение довольно быстро превратилось в солидный учебный центр, респектабельный и авторитетный.

Возвращаясь к событиям осени 1881 г., заметим, что решение вопроса о финансировании офицерских курсов было выдвинуто Гамазовым в качестве основного условия. В представленном им проекте сметы будущего курса расчет основывался на том предположении, что на курсе будут обучаться десять офицеров-слушателей, изучающих арабский, персидский и турецкий языки, и что лекции будут вестись три раза в неделю. В смете расходов по содержанию курса на выплату вознаграждения трем преподавателям предусматривалось 2160 руб. в год. В случае заинтересованности Военного министерства в изучении офицерами языков, распространенных в Средней Азии, предусматривалось приглашение дополнительного преподавателя с вознаграждением в 720 руб. в год. При большем комплекте обучающихся офицеров от Военного министерства потребовалась бы и дополнительная сумма на приобретение для офицеров-слушателей учебных пособий. В заключении письма к генералу Бильдерлингу Гамазов сообщал, что в случае интереса к этому предложению со стороны Военного министерства он готов обсудить вопрос с представителями Главного штаба.

Письмо Гамазова было переправлено генералом Бильдерлингом в ВУК Главного штаба. Оно инициировало рассмотрение вопроса об офицерском курсе в Военном министерстве. События при этом развивались достаточно стремительно, без традиционной канцелярской волокиты. Это было весьма необычно, принимая во внимание то обстоятельство, что для военного ведомства обсуждаемый вопрос не относился на тот момент к числу приоритетных. Не исключено, что к ускоренному решению вопроса об открытии офицерских курсов могли быть причастны влиятельные лица, в том числе и из царственных особ[154 - Известно, что генерал-майор А. А. Бильдерлинг пользовался расположением Великого князя Николая Николаевича (старшего).].

2 октября 1881 г. военный министр в отношении на имя министра иностранных дел просил сообщить, на каких условиях могло бы состояться обучение офицеров на подготовительном отделении восточных языков[155 - АВПРИ. Ф. 153. Оп. 663. Д. 200 (1879–1885). Л. 6. Отношение военного министра на имя министра иностранных дел, 2 октября 1881 г.]. В ответном письме управляющий МИД статс-секретарь Н. К. Гирс сообщил, что со стороны его ведомства «не встречается никаких препятствий к допущению офицеров к слушанию лекций»[156 - РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 48 (1881 г.). Л. 5. Отношение управляющего МИД к военному министру, 9 октября 1881 г.]. В письме Гирс повторил те же условия обучения офицеров на подготовительном отделении, что были высказаны ранее тайным советником Гамазовым. Для решения конкретных вопросов по созданию офицерского курса Н. К. Гирс предлагал Военному министерству войти в сношения с управляющим учебным отделением.

Военный министр на основании письма Н. К. Гирса отдал распоряжение начальнику Главного штаба обсудить вопрос с управляющим учебным отделением МИД. Для выяснения деталей вопроса генерал-адъютант Н. Н. Обручев распорядился вызвать к нему трех гвардейских офицеров, с которых, собственно, и началась вся история с учебным отделением. По итогам рассмотрения вопроса Обручев докладывал военному министру: «Предварительно испрошения установленным порядком денежного ассигнования на устройство особых курсов для офицеров, желающих заняться изучением восточных языков с целью занятия впоследствии должностей агентов в пограничных азиатских государствах (подчеркнуто в тексте документа военным министром П. С. Ванновским. – М. Б.), приглашены были для личного объяснения заявившие такое желание офицеры.

При переговорах с ними, а равно с управляющим учебным отделением Азиатского департамента тайным советником Гамазовым выяснились, между прочим, размеры воспособлений, на которые рассчитывают упомянутые офицеры. Из числа их один только прапорщик Гольцгауэр ограничивается просьбою об освобождении его от обыкновенных служебных занятий, т. е. об откомандировании от полка на том же основании, как это положено для поступающих в военные академии. Остальные же офицеры, число которых возросло теперь до пяти, просят поставить их в денежном отношении в такое положение, которое не было бы менее выгодным, чем настоящее их положение в полку, где они пользуются, по гвардейскому окладу, полуторным содержанием, казенною квартирою и прислугою. На этом основании они просят о назначении им тех же добавочных окладов, которые положены для обучающихся в академии Генерального штаба. Один из этих офицеров просит сверх того о назначении суточных ввиду недостаточности денежного квартирного оклада[157 - Справка: Обучающиеся в академии офицеры пользуются усиленным окладом жалованья, сохраняют получаемые ими в полку столовые и, сверх того, получают ежегодно при переводе (из класса в класс. – М. Б.) в виде пособия от 100 до 150 руб. – Прим. док.].

Ссылка офицеров на права академистов представляется не вполне основательною, так как поступление в академию обставлено условиями экзамена, гарантирующими интерес казны от расхода, который может оказаться впоследствии бесполезным; поступление же на предполагаемые курсы последует без экзамена; предметы изучения в академии представляют во многом менее затруднения, чем изучение азиатских языков.

Тайный советник Гамазов разделяет мнение о том, что было бы желательно, по крайней мере в течение первого года лекций, пока не выяснятся успехи обучающегося, ограничить по возможности отпускаемые добавочные оклады, дабы назначаемые преимущества не послужили остальным поводом и целью поступления на эти курсы. Для уменьшения расхода тайный советник Гамазов предлагает снабдить обучающихся (но не более шести) учебниками из библиотеки отделения»[158 - РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 48 (1881 г.). Л. 7–8. Докладная записка начальника Главного штаба на имя военного министра, 28 октября 1881 г.].

На докладной записке военный министр оставил резолюцию, в которой распорядился определить продолжительность курса, число офицеров-слушателей, сумму на вознаграждение преподавателей. Также было указано на необходимость определить продолжительность срока, который офицеры-выпускники курсов обязаны были прослужить по специальности за полученное образование. Рассматриваемый документ интересен в том отношении, что впервые обозначил два важных вопроса – место языковых курсов в системе высшего военного образования в России и порядок последующего прохождения службы офицеров-выпускников.

21 ноября 1881 г. Главный штаб представил на Высочайшее утверждение первоначальный проект курсов. В документе указывалось на необходимость для армии иметь собственных специалистов со знанием восточных языков: «Со времени окончательного покорения Кавказа и упрочения нашего влияния на среднеазиатские владения весьма часто встречается необходимость в офицерах, на которых возможно бы возложить постоянные или временные поручения в пограничных районах. Назначения военных чинов допущены, начиная с 1878 года, даже на консульские должности, по примеру того, как это принято западными государствами. Одним из важных условий при подобном назначении является знание местного языка. На необходимость распространения знания турецкого языка в Кавказских войсках также указано было в Высочайше одобренных 25 января 1879 года предположениях Кавказского начальства»[159 - РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 48 (1881 г.). Л. 21. Доклад по Главному штабу на Высочайшее имя, 21 ноября 1881 г.].

24 ноября 1881 г. проект создания офицерских курсов восточных языков при Азиатском департаменте МИД получил Высочайшее соизволение[160 - В работе М. Г. Певцова «Офицерские курсы восточных языков» (С. 187) дата Высочайшего соизволения указывается другая – 21 ноября 1881 г. Здесь вкралась неточность; документ всего лишь датирован этой датой, но решение по нему состоялось 24 ноября, о чем свидетельствует запись на документе, сделанная рукой военного министра П. С. Ванновского.]. В соответствии с проектом, офицерские курсы восточных языков открывались «в виде опыта». Срок обучения на курсах составлял три года. Право выбора и приема слушателей на курсы предоставлялось Главному штабу по согласованию с управляющим учебным отделением Азиатского департамента. Количество обучающихся ограничивалось десятью офицерами. На курсе предполагалось изучение арабского, турецкого и персидского языков. Слушатели курсов на период обучения считались в командировке от своих частей, не занимающими штатных должностей. Офицеры, обнаружившие слабые результаты в изучении восточных языков, по представлению управляющего учебным отделением, возвращались в свои части. По завершению курса наук офицерам выдавалось удостоверение об успешном окончании полного курса, засвидетельствованное управляющим учебным отделением. За полученное образование офицеры обязаны были отслужить в азиатских округах не менее трех лет по окончании курса.

После принятия решения об открытии офицерских курсов стало ясно, что приступить к занятиям можно будет не ранее сентября 1882 г. Как следует из докладной записки управляющего ВУК Главного штаба генерал-майора Ф. А. Фельдмана, для вызова кандидатов и «справедливого выбора» будущих слушателей необходим был запас времени[161 - РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 48 (1881 г.). Л. 26 об. Докладная записка управляющего делами ВУК Главного штаба, 5 декабря 1881 г.]. Для того чтобы «выработать приемы преподавания», на вновь открытом курсе М. А. Гамазов предложил первоначально принять трех наиболее серьезных кандидатов. В качестве таких кандидатов ВУК Главного штаба предлагал Л.-гв. Московского полка прапорщика Гольцгауэра, Л.-гв. Семеновского полка поручика Петрова («говорящего по-турецки») и Л.-гв. 2-го Стрелкового батальона князя Химшиева («знающего несколько кавказских языков»).

По свидетельству выпускника офицерских курсов М. Г. Певцова, известие о учреждении офицерских курсов восточных языков было встречено в армейской среде с большим энтузиазмом. «Когда проникли в общество первые слухи, – отмечал Певцов, – что при Азиатском департаменте Министерства иностранных дел учреждаются для офицеров курсы восточных языков, где будет даваться им и подготовка к дипломатической деятельности, к директору учебного отделения со всех сторон стали поступать просьбы от офицеров о принятии их в число слушателей.

Желание заявляли офицеры всех родов оружия – даже и моряки. Число желающих быстро росло и в течение первых же двух недель достигло семнадцати»[162 - Певцов М. Г. Офицерские курсы восточных языков при Азиатском департаменте Министерства иностранных дел и их воспитанники. (Краткий очерк) // Воен. сб. 1902. № 10. С. 186–187. В эту цифру не входят трое офицеров, ранее отобранных для учебы на курсах.]. Подавляющее большинство кандидатов (12) являлись офицерами Гвардии, лидером стал Л.-гв. Егерский полк, в котором оказалось шесть офицеров, желавших поступить на курсы[163 - См.: РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 48. Л. 28. [Список офицеров, изъявивших желание поступить на офицерские курсы восточных языков].].

В конце декабря 1881 г. по докладу управляющего делами ВУК Главного штаба выяснилось, что отпущенный военному ведомству кредит по статьям, из которых изначально планировалось выделить 2160 руб. для оплаты преподавателей, исчерпан. Генерал Фельдман отмечал в докладе руководству, что единственным ресурсом оставался наградной кредит. Прикасаться к этому деликатному фонду начальник Главного штаба не решился и на докладной записке об открытии курса поставил короткую резолюцию: «Повременить»[164 - Там же. Л. 29. [О финансировании офицерских курсов восточных языков при учебном отделении Азиатского департамента Министерства иностранных дел].].

В конце декабря 1881 г. ВУК Главного штаба разработал Положение о новом курсе – «Основания для курса восточных языков, учреждаемого для офицеров при учебном отделении Азиатского департамента Министерства иностранных дел»[165 - Там же. Л. 31–35 об.]. За базовые положения «Оснований» были взяты докуметы, регламентирующие деятельность военных академий императорской армии. «Основания» включали в себя сведения о целях курса, порядке его управления, приеме офицеров, обучении, переводных и выпускных экзаменах. Отдельно оговаривались права и обязанности по выпуску и отчислению от курса. В связи с разработкой документа ВУК Главного штаба подготовил записку на имя начальника Главного штаба, в которой испрашивал разрешение на доведение до войск сведений о новом курсе и условиях приема на него. Начальник Главного штаба счел преждевременной эту меру и оставил на документе резолюцию: «Повременить до рассмотрения сметы на 1882 г.». Таким образом, открытие курсов вновь откладывалось по финансовым соображениям на неопределенное время.

«Основания» представляют собой любопытный исторический документ, в котором отразились взгляды и подходы Главного штаба в вопросе подготовки военно-востоковедных кадров. По этой причине остановимся на основных положениях документа подробнее. В разделе о целях курса отмечалось, что он учреждается «в виде опыта для офицеров, желающих изучить арабский, персидский и турецкий языки и подготовить себя для службы в восточных округах, в которых чувствуется недостаток в таких офицерах»[166 - Там же. Л. 31.]. При этом обращает на себя внимание очевидный отход от первоначально заявленной цели курса – предоставить офицерам возможность, пройдя трехлетнюю курсовую программу, посвятить себя службе в качестве военных агентов в пограничных азиатских государствах. Ввиду того, что содержание «Оснований» не обнародовалось, эта замена целей курсов осталась незамеченной для офицеров, как желавших поступить на учебу, так и тех, кто уже приступил к занятиям в 1883 г. Фактически эти офицеры обучались на курсах, цели которого оставались им неведомы. О целях курсов официально было объявлено только в «Положении о курсе восточных языков», обнародованном в 1885 г.

Вторым важным моментом «Оснований» стало положение о порядке управления курсами. Интересной особенностью здесь было то, что заведование офицерами-слушателями было передано в руки управляющего учебным отделением, а не представителю военного ведомства. Это связано с относительно небольшим числом обучающихся на курсах (всего ок. 15 чел.) и нежеланием Военного министерства идти на дополнительные расходы. Как показала последующая практика, подобная организация управления доказала свою полную эффективность и во многом сблизила офицеров-слушателей с руководством и профессорско-преподавательским составом учебного отделения, что не могло не сказаться на общей атмосфере курсов и результативности процесса обучения. Общее служебное руководство офицерами, наложение на них дисциплинарных взысканий, решение служебных вопросов передавалось в ведение управляющего делами ВУК Главного штаба, который в отношении офицеров-слушателей наделялся правами начальника бригады.

Важное значение имела регламентация порядка приема и обучения на курсах восточных языков. Офицеры, изъявившие желание поступить на курсы, обязаны были получить от старших начальников «одобрительные аттестаты», подтверждающие их высокие моральные и служебные качества, и пройти предварительный экзамен при штабах дивизий. Вступительный экзамен держался при учебном отделении Азиатского департамента. К поступлению на курсы допускались офицеры всех родов оружия без ограничения времени службы в строю, но не старше звания штабс-капитана (штабс-ротмистра) армии или поручика Гвардии. Вольнослушатели на курсах не предусматривались. Обучение на курсе продолжалось в течение трех лет; обязательными предметами были арабский, персидский и турецкий языки. Предполагалось, что в течение трех месяцев (с начала июня по конец августа) слушатели будут освобождаться от языковых занятий для топографических работ и производства военно-глазомерных рекогносцировок[167 - Глазомерная съемка – упрощенная топографическая съемка, проводимая с помощью легкого планшета, компаса (буссоли) и визирной линейки для получения приближенного плана маршрута или участка местности.]. Руководство этими занятиями возлагалось на одного из делопроизводителей ВУК Главного штаба. Экзаменационные испытания должны были производиться два раза в год (после рождественских праздников и после летнего отпуска). В зависимости от результатов, показанных на выпускных экзаменах, офицеры распределялись на два разряда: к первому относились окончившие курс на «отлично», ко второму – на «удовлетворительно». Офицеры-выпускники за полученное образование обязаны были прослужить в войсках или штабах азиатских военных округов не менее трех лет. Отчисление с курса предусматривалось в случае «неодобрительного поведения», пропуска занятий и неудовлетворительных результатов в учебе.

С конца декабря 1881 г. в реализации проекта учреждения офицерских курсов наступила пауза, которая длилась до июля 1883 г. В конце июля управляющий учебным отделением М. А. Гамазов уведомил Главный штаб, что учебное отделение «находит возможным в виде опыта учредить у себя безвозмездно начальный курс языков арабского, персидского и турецкого для пяти знакомых с французским языком офицеров и предоставить им на время прохождения означенного курса и по мере надобности те учебные пособия, которые имеются в его распоряжении»[168 - РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 48. Л. 37. Письмо управляющего учебным отделением Азиатского департамента в Главный штаб, 25 июля 1883 г.]. Это письмо вывело из оцепенения основные лица в военном ведомстве, к ведению которых относился проект создания курсов восточных языков.

Управляющий делами ВУК подготовил записку на имя начальника Главного штаба, в которой отметил, что получивший Высочайшее разрешение курс восточных языков не мог быть открыт по причине отсутствия свободных средств. В связи с предложением Гамазова, указывал Фельдман, появилась возможность вновь вернуться к проекту открытия курса на временных началах. С этой целью он просил разрешения вновь испросить Высочайшего соизволения на открытие курса, на который предполагалось допустить только офицеров войск Гвардии и Петербургского военного округа[169 - Там же. Л. 38–39 об. Докладная записка по Главному штабу, 29 июля 1883 г.]. Генерал-адъютант Н. Н. Обручев согласился с предложением управляющего делами ВУК Главного штаба. 1 сентября 1883 г. был сделан доклад по Главному штабу с предложением об открытии курсов «без всякого сверхштатного на этот предмет расхода», который получил Высочайшее соизволение[170 - Там же. Л. 44–45. Доклад по Главному штабу, 27 августа 1883 г.].

Число желающих поступить на курсы восточных языков было в это время весьма значительно: от войск Гвардии – 26 офицеров, от армейских частей – 23 офицера[171 - Там же. Л. 73–82. Списки офицеров войск Гвардии и Петербургского военного округа, частей 1-го армейского корпуса, изъявивших желание поступить на курс восточных языков.]. Гамазов высказал Главному штабу просьбу зачислить на курс восемь офицеров с тем расчетом, чтобы после двухмесячного испытания отчислить тех из них, которые по недостатку знаний не смогут продолжить обучение. При этом предполагалось, что если все восемь офицеров покажут успешные результаты, то средства учебного отделения позволят оставить на курсе всех офицеров. В результате совместного рассмотрения кандидатур учебное отделение и ВУК Главного штаба остановились на восьми гвардейских офицерах: поручики Фидровский, Гиппиус, подпоручики Шлиттер, Шимкевич, прапорщики Гольцгауэр, Шах-Тахтинский, Божерянов, Абаковский. По докладу генерала Фельдмана генерал-адъютант Обручев сделал доклад на Высочайшее имя, который 8 ноября 1883 г. получил одобрение[172 - Там же. Л. 85–87 об. Докладная записка по Главному штабу, 7 ноября 1883 г.]. 19 ноября 1883 г. после молебствия в помещении учебного отделения Азиатского департамента офицеры приступили к слушанию лекций.

Занятия на курсе велись с понедельника по субботу и включали в себя лекции по арабскому, турецкому, персидскому языкам, международному и мусульманскому праву (последние два предмета читались в старшем классе). Продолжительность лекций составляла четыре часа в день с получасовым перерывом на чай между двумя лекциями.

Уже с первых дней выяснилось неудовольствие Гвардейских офицеров в связи с их материальным положением. Управляющий учебным отделением секретным письмом уведомлял генерала Фельдмана о сложившейся на курсе ситуации: «Гвардейские офицеры, слушающие в управляемом мною учебном отделении курс восточных языков, объяснили мне, что поступление на этот курс лишило их полугодового оклада, отпускаемого из капитала в 300 000 руб., Высочайше пожалованного гвардейским офицерам; что если, по существующему положению, слушатели военных академий также теряют право на получение упомянутой добавки к их содержанию, то взамен этого им производится усиленный оклад жалованья. Находя себя поставленными таким образом по сравнению как с товарищами их, находящимися в строю, так и со слушателями военных академий в невыгодное материальное положение, упомянутые офицеры просят меня представить об этом Военному министерству в той надежде, что, быть может, оно признает уместным принять какую-либо меру к улучшению оного.

Я тем охотнее побуждаюсь поддержать перед Военным министерством такое ходатайство господ офицеров, что не могу не опасаться, не охладело бы их расположение к избранной специальности вследствие того, что на все время приобретения оной они должны быть стеснены в материальном отношении, и не ослабило бы рвение, с которым они, все до одного, принялись за трудное дело изучения восточных языков; такой оборот не мог бы не затруднить и успешности преподавательской деятельности учебного отделения по отношению к его военным слушателям»[173 - РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 48. Л. 102–102 об. [Письмо управляющего учебным отделением управляющему делами ВУК Главного штаба].].

В конце 1883 г. Главный штаб вновь поднял вопрос об учреждении в 18841885 учебном году постоянного офицерского курса при учебном отделении Азиатского департамента. Возник вопрос о денежном вознаграждении в связи с предстоящим увеличением числа офицеров-слушателей и количества лекций. На запрос Главного штаба о возможной сумме вознаграждения преподавателям М. А. Гамазов ответил, что преподаватели по ознакомлении с письмом Главного штаба заявили ему, что «честь трудиться для надобностей Военного министерства они, во всяком случае, ставят выше денежных расчетов» и оставляют решение вопроса на усмотрение военного ведомства[174 - Там же. Л. 115–115 об. [Письмо управляющего учебным отделением управляющему делами ВУК Главного штаба].].

Однако при организации постоянного отделения в 1884–1885 учебном году у Главного штаба вновь возникли финансовые сложности. Пытаясь найти средства на открытие отделения, начальник Главного штаба обратился к начальнику Николаевской академии Генерального штаба с просьбой рассмотреть вопрос о выделении в распоряжение Главного штаба 5000 руб. из сверхсметного кредита академии. В ответном письме генерал-адъютант М. И. Драгомиров сообщил, что выделить указанную сумму «без ущерба для дела» невозможно[175 - Там же. Л. 116–117. Письмо начальника НАГШ к начальнику Главного штаба, 27 января 1884 г.]. В результате Главный штаб вновь отложил открытие постоянного отделения еще на один год. Таким образом, набор офицеров на 1884–1885 учебный год не был произведен.

В мае 1884 г. состоялся переводной экзамен офицерам-слушателям учебного отделения Азиатского департамента: 21 мая был принят экзамен по арабскому языку, 22-го – по персидскому и 23-го – по турецкому. Сдача экзамена осуществлялась по специальной программе учебного отделения. Экзамен должен был показать результаты, достигнутые офицерами за пять учебных месяцев (с ноября 1883 г. по май 1884 г.).

Как следует из отношения тайного советника Гамазова на имя генерала Фельдмана, экзамен строился исходя из объема знаний, которые должны были усвоить офицеры за пять месяцев обучения. За это время они получили следующие знания и навыки: по арабскому языку – «<…> начав, за исключением двух офицеров, с азбуки, прошли четыре главы Евангелия (в арабском переводе) и могут на экзамене прочесть из этой части любое место, объяснить на французском языке содержание прочитанного, сделать грамматический разбор арабского текста и составить изустно легкие задаваемые фразы, построенные из элементов прочитанного»; по персидскому языку – «[офицеры] прошли четыре главы Евангелия (в персидском переводе) и могут на экзамене прочесть из этой части любое место, объяснить на русском языке содержание прочитанного, сделать грамматический разбор персидского текста и составить изустно на персидском легкие фразы, построенные из элементов упомянутой части Евангелия и первых страниц Оллендорфа[176 - Оллендорф (Ollendorf) Генрих-Готфрид (1803–1865) – немецкий лингвист, изобретатель популярного метода изучения новых языков.]»; по турецкому языку – «[офицеры] прошли несколько первых страниц турецкого перевода Робзона[177 - Установить, о каком учебном пособии идет речь, нам не удалось.] и могут на экзамене прочесть из этой части любое место, объяснить на французском языке содержание прочитанного, ответить на вопрос из первой части грамматики турецкого языка, перевести на этот язык заданное место из первых 45 параграфов французского текста Оллендорфа, составить задаваемые фразы по-турецки и, наконец, изустно и письменно перевести несколько фраз из “Военного переводчика”[178 - Имеется в виду издание: Военный переводчик с русского языка на турецкий, болгарский и румынский. СПб.: Воен. – учен. ком. Гл. штаба, 1877. 363, IV с.] с военными терминами»[179 - РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 48. Л. 140–141. Письмо управляющего учебным отделением Азиатского департамента МИД управляющему делами ВУК Главного штаба, 24 мая 1884 г.]. Кроме того, в ходе экзамена офицеры должны были представить образцы каллиграфии канцелярских шрифтов, употребляемых в Турции и Персии.

На экзамене офицеры-слушатели показали достаточно высокие результаты. Наиболее высокие баллы получили Гольцгауэр, Шах-Тахтинский, Фидровский и Гиппиус, имевшие по 10 баллов за каждый из трех восточных языков[180 - Там же. Л. 133. Учебное отделение восточных языков, 1884 г. [Экзаменационная ведомость].]. Шимкевич от сдачи экзамена был освобожден по причине нахождения в госпитале. От Главного штаба для проверки знаний офицеров был командирован генерал-лейтенант Д. Н. Богуславский – известный специалист по восточным языкам, продолжительное время служивший драгоманом при императорском посольстве в Константинополе. Генерал Богуславский принес с собой на экзамен из своей библиотеки несколько книг на арабском, турецком и персидском языках, а также составленные им диктанты, совершенно незнакомые офицерам-слушателям. Фактически Богуславским был устроен дополнительный экзамен, который длился почти 7 часов[181 - На экзамене отсутствовал поручик Фидровский, страдавший чахоткой и выехавший в Крым на лечение.]. Генерал заставил офицеров читать и переводить на русский и французский языки, а также писать под диктовку. Каждый офицер экзаменовался Богуславским более часа, и сам экзамен проходил «при трудной обстановке».