Пути к итогу. Роман без отрыва от пьесы «Под тенью мечей…»

Как можно править, если за спиной
Всегда стоит обиженный с кинжалом?
Цветущий луг желанья обрести
Сумеет тот, кто видел дождь кровавый,
Пролившийся из облака войны!..

Всем сердцем я желал бы править в мире,
Не убивая!..
Да не суждено…
…

А этот еще откуда? Совершенно явственный голос завотделением… Невероятно!..

Да нет же, вот она, едва видимая, Тень Имама у стены. Но ни с чем не спутаешь этот пронизывающий взгляд, контролирующий исполнение Воли Божьей на Земле. И как за волшебной дудочкой, следуешь за зовущим Голосом Учителя…

Голос Учителя:
– Как много в мире встретишь ты людей,
Которых себе чуждыми находишь,
И их принять всем сердцем не готов.
Меж тем, от светло-голубых небес
К ним ангелы почтительно приходят
И райские сокровища дарят…
Как много, представляется порою,
Людей благочестивых на земле,
Рядящихся в священные халаты
Подвижников, знакомых с Божеством.
И не предугадать клейма их бедствий,
Что ждут их после Страшного Суда.
И потому поспешные сужденья
Не стоит ставить выше дел людских.
И лишь в последних видишь человека,
Как на ладони…
И твои дела
Потомкам о тебе поведать могут
Правдивей, чем все льстивые писцы…
Остерегайся злоупотреблений,
Что прикрывают именем твоим.
Но верь советам, что идут от сердца…
И будешь огражден от многих бед.

…

– Да Романов же!.. Что вы застыли у дверей? Вы к Моткульскому? Заходите, не засыпайте…

Интересно, он всех больных по фамилиям знает, или я чем-то отличился?

Зав отделением своим трехгранным ключом отпер замок и толкнул дверь кабинета, пропуская вперед. Как, интересно, предполагал он зайти другому, без ключа? Моткульский за древним антикварным письменным столом у окна, копался в картотеке, тасуя картонные папки, хранящие, видимо, истории болезней…

Он поднялся навстречу вошедшим, ловко, в одно движение, пододвинув бумаги на свой край, под руку.

– Я на пару минут, Станислав Георгиевич. Что у нас тут? Предварительно и кратко…

– Мурат Георгиевич, присаживайтесь, – широкий жест в сторону «посадочных мест» у противоположного края стола. – Извините нас…

Да ради Бога, граждане начальнички, – выплывает откуда-то из недр памяти литературно-киношная фраза, впрочем не озвучиваясь.

Спины в белых халатах – не слишком занимательное зрелище, но доносящиеся обрывки реплик вполголоса – небезынтересны…

«…. Признак болезни – понятие клиническое… явные признаки порой несут гораздо меньшую клиническую информацию и бывают не столь важны, как признаки скрытые… наличие „голосов“… один из признаков… психопатологические симптомы… Да нет, что вы!.. дезадаптивные признаки… сенестопатии… психомоторное возбуждение… чередование с тревогой и тоской… симптомокомплекс в целом положителен… Ну, разберетесь… Пока не меняем…»

Эх, пиши контора… Кто интересно защищаться будет на этом симптомокомплексе?..

– Продолжайте, работайте… Всего доброго, Мурат Георгиевич!..

– Прощайте, Алексей Васильевич!

Котятко хмыкнул, крутанув головой. Дверь щелкнула… Стасик уселся напротив и еще какие-то несколько секунд упорядочивал свои «записки сумасшедшего».

– А что там у нас за синдром Кассандры нарисовался? Развлекаетесь, Мурат Георгиевич? Или что-то мимо меня прошло, и вы забыли чем-то поделиться?..

Ай, молодцы! И кто же это успел «стукнуть»? Не Вадик – точно, он все время на ушах моих провисел. Да какая разница, впрочем?! Конкретизируем для начала…

– Что вы подразумеваете, доктор? Если жизнь Кассандры, то какой именно из эпизодов? Если смерть, то вопрос надо поставить более определенно…