Полночь в Эвервуде

Полночь в Эвервуде
М. А. Казнир

Лучшие мировые ретеллинги
Англия, 1906 год. Юная Мариетта мечтает стать балериной, но её вольные дни сочтены: она должна выйти замуж и занять своё место в обществе.

Всё меняется, когда в дом по соседству въезжает таинственный и очаровательный доктор Дроссельмейер. В канун Рождества девушка обнаруживает: их новый сосед владеет магией, и эта магия переносит Мариетту в Эвервуд – волшебную страну, где среди заснеженных елей прячется сахарный дворец, полный тайн. Но Мариетта должна вернуться домой прежде, чем чарующая хватка Эвервуда поймает её в ловушку навеки.

Во мраке ночи вас ждёт волшебство, и вы не забудете то, что увидели…

М. А. Казнир

Полночь в Эвервуде

Maria Kuzniar

MIDNIGHT IN EVERWOOD

Copyright © M.A. Kuzniar 2021

This edition is published by arrangement with Hardman and Swainson and The Van Lear Agency LLC

Cover design: Charlotte Phillips

Перевод с английского языка Н. Ибрагимовой

© Ибрагимова Н.Х., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Акт 1

Сцена первая

Наутро Мари выглядела очень бледной и едва могла вымолвить хоть слово. Сто раз она собиралась рассказать матери или Фрицу о том, что случилось, но думала: «Никто мне не поверит, надо мной будут смеяться».

    Э. Т. Гофман. «Щелкунчик»

Глава 1

1906 год

Мать Мариетты Стелл всегда говорила, что дождливый день ничего хорошего не сулит. Тем не менее именно в дождливый день появилось волшебство, а стоит волшебству войти в твою жизнь, и ты навсегда останешься в его сверкающих тисках.

Таинственный новый сосед – которого, как Мариетта позже узнала, звали доктор Дроссельмейер – возвестил появление магии и чудес в ее жизни. Хотя он выглядел совершенно обычным человеком, от него так и веяло волшебством. Оно звучало в его голосе, просачивалось сквозь кожу и лилось из глаз.

Мариетта делала свои плие, приседая и выпрямляясь у балетного станка, когда, случайно взглянув в окно, стала свидетельницей его появления. Черный цилиндр, то появляясь, то исчезая из виду, двигался по мощенной булыжником улице внизу. Человек в плаще нес один-единственный чемодан, время от времени останавливался и смотрел на длинный особняк, который Мариетта называла своим домом. Мариетте показалось, что он смотрит прямо на нее, и она отступила на шаг от окна, чтобы незаметно рассмотреть его получше: его лицо было гладко выбрито, благодаря светлой коже он выглядел моложе, чем можно было ожидать при виде волны седых волос, ниспадающих из-под шляпы. Морщинки на коже в уголках глаз говорили о том, что этому джентльмену, вероятно, лет тридцать, а пристальный взгляд его ледяных голубых глаз завораживал.

Потоки дождя, заливающего окно Мариетты, его почему-то не задевали, и после секундного колебания он двинулся дальше. Приподнявшись на цыпочки, Мариетта смотрела как зачарованная и увидела, как он вошел в не менее роскошный, но пустующий особняк напротив особняка семьи Стелл.

– Кажется, у нас появился новый сосед, – объявил за обедом Фредерик.

– Неужели? – спросила мать. Она провела рукой по уложенным в прическу волосам медового оттенка, словно новый сосед вот-вот появится на пороге. Синие глаза Иды Стелл были точно такими же, как у Мариетты, но сочетались с изящным носиком, острым подбородком и более светлыми волосами. На этом сходство заканчивалось, так как твердый подбородок, орлиный нос и волосы цвета воронова крыла Фредерик и Мариетта унаследовали от отца.

– Бывший врач, – продолжал Фредерик, – который стал изобретателем, как я слышал. Семьи у него никакой нет. Должно быть, он унаследовал значительное состояние, если приобрел весь особняк для себя одного, хотя его имя мне не знакомо. Оно довольно необычное: Дроссельмейер.

– Несомненно, он немец по происхождению, – сказал отец, встряхивая накрахмаленную салфетку и расправляя ее на коленях. – Как интересно, у нас уже давно не появлялось новых знакомых на этой улице. Пригласим его к нам на обед как-нибудь вечером, чтобы самим на него посмотреть. Изобретатель, говоришь? В какой области лежат его таланты? Телефоны? Электричество? Среди нас появился еще один Маркони?

Фредерик вежливо кашлянул:

– В области игр для детей, кажется. Игрушки и прочее.

Теодор поставил на стол свой бокал шерри более резко, чем допускали правила приличия. Несколько кроваво-красных капель упало на кремовую скатерть. Он неодобрительно хмыкнул, кончики его ушей порозовели.

Мариетта переглянулась с Фредериком. Теодор Стелл не принадлежал к людям, считающим творческие занятия достойными уважения и увлекательными. Мариетта сжала в пальцах суповую ложку, этот знакомый спор все сильнее испытывал ее терпение каждый раз, когда возникал.

– Я отправлю приглашение, – сказала Ида, окинув взглядом столовую, она была рада любому предлогу пригласить гостя в их красивый дом. Она обвела глазами полосатые изумрудно-кремовые обои, большой стол и стулья красного дерева, натертые до блеска полы и большие букеты тепличных роз, стоящие в хрустальных вазах и наполняющие комнату слабым запахом увядания. – Мне еще надо будет послушать, что говорят о нем мои знакомые; я позабочусь, чтобы мы стали первыми, к кому он придет на обед. – Она нахмурилась, глядя на начинающий увядать лепесток.

Теодор неодобрительно фыркнул:

– Ты уверена, что это разумно? Может быть, сначала о нем должны сообщить нечто хорошее.

– Да, у меня тоже вызывает сомнение его выбор профессии. Тем не менее нам это не должно помешать, – возразила Ида. – Он вложил деньги в особняк в превосходном районе, а это позволяет предположить, что он из хорошей семьи, – она быстро взглянула на Мариетту, потом снова перевела взгляд на мужа, – или у него большое наследство. Это надо будет разузнать.

Мариетта опустила глаза на сервировку стола, ей стало жарко в вечернем платье от Пакен?[1 - Жанна Пакен – французский модельер конца XIX – начала XX века.] цвета бледного барвинка. Руки в пышных рукавах, отделанных тончайшим черным кружевом, которое так понравилось ей во время последнего визита на Рю-де-ла-Пэ, теперь невыносимо зачесались от намеков матери на замужество. Тогда Ида увлеченно тратила огромные деньги в дизайнерском Доме Уорта, а Мариетта незаметно улизнула в соседний бутик. Она полюбовалась искусно вышитыми на шелковом платье розами, потом купила его и пошла прогуляться, пока мать продолжала покупки. Эти полдня, свободные от общества матери, сделали ее счастливой, как и цветы, плывущие по улицам Парижа в ту весну, и внезапно ей остро захотелось снова очутиться в том безмятежном дне.

Ее сладкие воспоминания прервал вид пятнышка краски, такого неуместного среди фарфоровых тарелок и серебряных приборов. На запястье Фредерика виднелось пятно гуаши, вспышка яркой охры. Она метнула на него взгляд, и он дернул вниз рукав черного пиджака, чтобы скрыть предательское пятнышко.

– Скажи мне, Фредерик, чем ты в последнее время занимался? – Теодор жестом приказал долить бренди в свой бокал. Лакей повиновался, и он внимательно посмотрел на Фредерика поверх бокала с арманьяком.

– Боюсь, тем же, чем всегда, отец. Учеба оставляет мне очень мало времени на что-либо иное.

Ложь Фредерика льется так же гладко, как бренди, подумала Мариетта, делая глоток. Она смотрела на притворную улыбку Фредерика, которую он изобразил, ловко отвечая на расспросы отца. Только Мариетта знала о полотнах, сложенных в комнате у Джеффри, ближайшего друга Фредерика и, как узнала Мариетта, когда брат доверил ей свой секрет, его тайного любовника.

Эксперименты Фредерика с новомодным течением фовизмом?[2 - Фови2зм – модернистское течение во французской живописи периода постимпрессионизма конца XIX (зачатки) – начала XX века.] выражались в более размашистых мазках кисти и использовании более ярких красок, чем она видела на его картинах прежде. «Такие художники, как Матисс и Деррен, взбудоражили весь мир искусства в Париже, – объяснил Фредерик Мариетте за несколько недель до этого. – Когда Луи Воксель?[3 - Художественный критик.] увидел их картины на Осеннем салоне в прошлом году, он объявил их дикими животными, «фовистами», из-за насыщенных красок, блеска, жизни. Запомни мои слова: живопись не может умереть, живопись – это будущее, и она живет в моей крови, как балет живет в твоей.

Родители считали, что Теодор погасил страсть Фредерика к живописи еще до того, как у него начал ломаться голос, а потом отправил его изучать юриспруденцию. Теперь он уже выпускник колледжа, идет по стопам отца, и ему предстоит вместе с Теодором председательствовать в судах Ноттингема.

Именно должность судьи верховного суда принесла Теодору «титул учтивости»?[4 - Титул, носимый по обычаю. Не дает юридических прав, предоставляемых титулом, например права быть членом палаты лордов.] барона, что очень понравилось юной Иде, женщине обеспеченной, но жаждавшей удовольствия слышать, как сестры обращаются к ней «достопочтенная». Этот брак устраивал и столь же честолюбивого Теодора, и с тех пор супружеская пара маневрировала, стараясь подняться еще выше по социальной лестнице. Дети оказались еще одним ценным активом, который они могли использовать для достижения этой цели.

Мариетта под столом вытянула вперед ступню, думая о том, не следовало ли ей попросить портниху укоротить платье, чтобы она могла в нем танцевать. Вышитые розочки точно подходили по цвету к ее пуантам.

Теодор повернулся к Мариетте:

– А как ты проводишь свои дни?

Сон наяву развеялся, осталась лишь неприятная реальность.

– Я… – Мысли ее шевелились медленно, липкие, как карамель.