Южная роза

Всё, что говорил его друг, было правильно – что нужно последовать рекомендациям синьора Домазо и рассмотреть вариант брака с Паолой Кавальканти. Но сама мысль следовать советам друга вызывала у Форстера внутреннее сопротивление. Потому что заплатить за возможность спасти Волхард предстояло ценой вечной разлуки с ним. Женитьба на Паоле Кавальканти в итоге приведёт к тому, что ему придётся перебраться в Алерту, оставив семейное гнездо в руках управляющего. Жить в этом душном пыльном городе, схваченном тесным корсетом узких каменных улиц, с надоедливым шумом экипажей и криками торговцев за окнами, с дымкой влаги над морем, от которой не видно звёзд, таскаться по балам, вести пустые вежливые разговоры и со скукой наблюдать, как его глупая жена занята с утра до вечера нарядами и болтовнёй…

И как бы он ни пытался примирить себя с этой мыслью за те полтора часа, что они ехали в столицу, нужно сказать, что битву с собственной гордостью он в итоге проиграл. Если будет хоть малейший шанс избежать этого брака – он им воспользуется.

Они провели в приёмном покое палаццо Таливерда не меньше часа, пока герцог принимал каких-то важных негоциантов из Базильи. И когда они, наконец, торжественно удалились, раскрасневшиеся и довольные, слуга махнул Форстеру – входите.

Чезаре Таливерда встретил его неприятным цепким взглядом. Молча указал на кресло, обтянутое парчой с геральдическим узором его дома, а сам сел напротив. Между ними остался лишь изящный столик, инкрустированный слоновой костью, на котором слуга разливал кофе по маленьким фарфоровым чашкам. Обстановка кабинета давила своей мрачностью. Огромные семейные портреты в массивных позолоченных рамах – сплошь мужчины в орденских лентах и париках – гордость семьи герцога, казалось, они взирали с осуждением. Барельефы в простенках, тяжёлый бархат портьер цвета тёмного вина и стол вишнёвого дерева – всё массивное, основательное и дорогое, как и сам хозяин…

Герцог вблизи полностью оправдывал своё прозвище – Чиньяле.

Вепрь.

Сходство с диким кабаном ему придавали глубоко посаженные карие глаза под тяжёлыми надбровными дугами, кустистые брови и выражение какой-то затаённой свирепости на лице. Ну и ещё то, что герцог и правда имел тяжёлый характер.

– У тебя есть ровно столько времени, сколько я трачу на то, чтобы выпить этот кофе, – ответил он, беря в руки хрупкую чашку.

Форстер тянуть с ответом не стал. Он лишь повторил слова Домазо том, что готов «держать деньги в банках, принадлежащих семье Таливерда, шерсть продавать не напрямую, а через закупщиков оптовых компаний, принадлежащих семье Таливерда, перевозки осуществлять транспортной компанией, принадлежащей, семье Таливерда». И даже чихать только в платки с их монограммой. Единственное, что опустил Форстер, это женитьбу на Паоле Кавальканти.

Герцог усмехнулся через нос так, словно хрюкнул, и поставил чашку на стол. Кофе он выпил только наполовину.

– Что ж, ты довольно смел… и мне это нравится. И то, о чём ты говоришь – звучит неплохо. Но всё же оно не равно затраченным усилиям на спасение твоей горной деревни. Приноси твои овцы золотое руно – другое дело. А просто так завернуть закон, который уже рассматривает Палата представителей – дело непростое, и к тому же затратное. И я не думаю, что мне это нужно. У тебя есть ещё предложения?

Он переплёл унизанные перстнями толстые пальцы и уставился на Форстера немигающим взглядом.

– А если не завернуть закон? Лишь внести в него исключения…

– Исключения, касающиеся тебя? Возможно… Но мне бы не помешало услышать и о личных гарантиях. Не хотелось бы, чтобы через год ты со своей горской смекалкой соскочил с этой дороги, перестав чихать в мои платки, – герцог посмотрел исподлобья и прищурился, и от этого стал ещё больше похож на кабана. – Если уж ввязываться в подобное предприятие, то надолго. А для этого я должен держать тебя крепко за жабры, чтобы ты не вздумал меня дурить.

– Каких личных гарантий вы хотите, ваша светлость? – спросил Форстер, не отводя глаз.

– Говорят, ты нравишься моей двоюродной племяннице? Она, конечно, глупа, как пробка, но остальные достоинства такого брака, думаю, перекрывают этот маленький недостаток. А оговорка о том, что земли, принадлежащие семьям бари не подпадают под действие закона, и так уже внесена.

Значит, герцог хочет получить всё за просто так?

Проклятье! Да задери его медведь!

– Ваша светлость, благодарю, это очень заманчивое предложение, – Форстер развёл руками, придав своему лицу выражение растерянности, и соврал, не моргнув глазом, – но боюсь, я не могу им воспользоваться прямо сейчас. Не далее как вчера я просил руки другой синьорины и теперь ожидаю ответ от её отца. Сами понимаете, я не могу нарушить слова.

– И что это за семья? – снова прищурился герцог.

– Семья Миранди, ваша светлость.

– Ну, что же, я рад, что ты человек слова, – синьор Таливерда залпом допил свой кофе и встал, – если синьор Миранди тебе откажет – скажи об этом Домазо.

Он звякнул колокольчиком, давая понять, что приём окончен, и слуга тут же распахнул двери, приглашая Форстера на выход.

– Так, значит, он тебе отказал? – спросил Винсент, когда они уже сели в коляску.

До этого момента они шли по коридорам и галереям палаццо Таливерда молча, сопровождаемые лишь стуком собственных шагов по мраморному полу.

– Не совсем, – ответил Форстер, бросая шляпу на сиденье. – Но то, что он предлагает, почти равносильно тому, что сделает со мной этот проклятый закон!

– И что же такого он тебе предложил?

– Жениться на Паоле Кавальканти!

– И всё? Ну так это и я тебе предлагал. Чего ты упёрся? – пожал плечами синьор Грассо. – Надеюсь, ты согласился?

– Я сказал, что уже сделал предложение другой, – усмехнулся криво Форстер.

– И зачем? – удивился Винсент.

– Затем, чтобы не отказывать герцогу в грубой форме.

– Как он это воспринял?

– Он намекнул, чтобы я ещё подумал над этим. Как я понял, ему нужно либо всё, либо ничего.

– И как же ты решил выкрутиться из этой ситуации, мой друг?

– Ну, знаешь, если уж нужно непременно жениться на бари, то у меня есть кандидатура на этот счёт, и это точно не Паола Кавальканти.

Винсент усмехнулся и покачал головой.

– Какое внезапное решение! Но ты играешь с герцогом, мой друг. Не вздумай его дурачить. Если он узнает, что ты соврал – можешь забыть дорогу в столицу!

– А я и не соврал. Вернее, соврал, но совсем немного – я сказал, что сделал предложение вчера. А сделаю его сегодня. Эй, возница! Сверни на виа Орефиче, – крикнул он кучеру и добавил, повернувшись к Винсенту. – Нужно купить кольцо.

– Я перестаю тебя понимать, Алекс! Если уж ты решил жениться, то брак с родственницей герцога это если не флэш-роял*, то уж, как минимум, каре.* Так в чём дело? – голос Винсента вдруг стал серьёзным.

Прим. *(Термины, используемые в покере. Флэш-роял – самая выигрышная комбинация. Карэ – одна из удачных комбинаций).

– А дело в том, мой друг, что я лучше сам сожгу Волхард, чем отдам его в руки этому жирному борову, провалиться мне на этом месте! – зло ответил Форстер, и было видно, что он расстроен и даже не пытается этого скрыть. – И я не собираюсь провести всю жизнь здесь, в этом каменном мешке рядом с глупой Паолой! Так что, раз уж выпали такие паршивые карты, то придётся блефовать до последнего.

– Этого я и боялся, – ответил Винс, – что ты не совладаешь со своей гордостью. Ты собрался надуть герцога? Скажи, а что ты будешь делать, когда синьорина Миранди тебе откажет?

– А с чего ты взял, что это будет синьорина Миранди?

– С того, что плохо ты блефуешь, Алекс!

Глава 7

О том, к чему приводят неискренние извинения

Утро в день карнавала выдалось чудесное. Прохладный ветерок с побережья разогнал вчерашнюю духоту и рассеял над морем дымку, а небо окрасилось в яркую лазурь, свойственную середине осени. Габриэль стояла у распахнутого окна, ожидая, когда Фрэн закончит битву с причёской, и задумчиво смотрела горизонт. Наступающий прекрасный день портило только одно обстоятельство – у неё не было никакого особенного маскарадного костюма.

Все девушки заранее готовились к празднику, заказывая у портних традиционные платья или изобретая что-то новое, особенное. Но стоили такие наряды очень дорого, и синьорина Миранди позволить себе их, к сожалению, не могла. Поэтому ей оставался лишь один простой путь, которым шли все девушки, стеснённые в средствах – примерить образ одного из ангелов. В её случае – ангела весны. Он вполне годился для соблюдения традиций – белое платье, розы в волосах и атласная маска, закрывающая только глаза.

Конечно, на фоне грандиозных платьев алертских модниц с их огромными кринолинами, крыльями, парчой, шлейфами и золотой пудрой на лицах она будет выглядеть, наверное, очень бледно. Не ангел весны, а, скорее, скорбящий ангел, как она мысленно себя назвала, разглядывая наряд в зеркале, но выбора у неё не было. Впрочем, произвести впечатление ей хотелось лишь на капитана Корнелли, а ему она нравилась в любом платье, и это немного успокаивало.