Огни Святого Антония

– О чём вы, Оливер? Что мне показалось странным?

– Мистер Феллоуз и мистер Стигли часто охотятся вместе!

– И что же в этом странного? Оба любят поохотиться. Я тоже люблю охотиться.

– Но ваше сиятельство не возвращался последние семь раз с одной единственной уткой.

Поклонившись, дворецкий Оливер исчез, оставив после себя ещё больше сомнений.

– Семь раз с одной уткой? – повторил слова дворецкого сэр Роберт. – Понятно, что они идут в лес не для охоты. Тогда почему они делают вид, будто охотятся и какова истинная причина этих прогулок?

Глава 5. Решение

Энтони сидел на краю колодца. Позади него со скрипом раскачивалось ведро, а рядом лежала лопата. Штаны были закатаны до колен. К обнажённым ступням прилипли комья земли. Ворот белой рубашки был расстёгнут и со лба всё ещё струился пот. Энтони работал в саду, когда нарочный передал ему письмо от епископа. Бросив работу, Энтони немедленно ознакомился с содержимым послания:

«Дорогой Энтони! – писал епископ. – Мне весьма неприятно писать это письмо. Весьма неприятно. Но иного выхода из сложившихся обстоятельств попросту нет. Мне порой кажется, что Господь не желает принимать тебя в своё лоно, ибо всегда и во всём именно ты становишься виновным. Да простит мне Господь эти слова, но если даже такова его воля, я не смогу принять её как должно принять покорному слуге Божьему.

Дорогой Энтони, с тяжёлым сердцем признаюсь в том, что все мои усилия оказались тщетными. Я вынужден подчиниться и лишить тебя прихода. В ином случае тебя будет ждать пустая церковь. Ты останешься без средств к существованию, а епископство лишится прихожан.

Но не спеши расстраиваться. Возможно, все эти неприятные события только к лучшему. Спешу сразу же обрадовать тебя хорошей новостью. Я получил сообщение от моего доброго друга сэра Роберта Уолопп. Старый капеллан умер в Фарли Уолопп, и он искал ему замену. Я предложил тебя. Маркиз начал расспрашивать про твою жизнь. Я не стал ничего утаивать. Дабы избавить тебя от неприятных разговоров в будущем, я всё ему откровенно рассказал. Мы очень долго беседовали. Сэр Роберт великодушно принял предложение. Мне удалось выхлопотать для тебя местечко капеллана в Фарли Уоллоп с достойным окладом. Это три часа езды от твоего дома. Ты будешь получать триста фунтов в год. Сможешь раз в месяц приезжать домой и получать дополнительно двадцать футов в год на необходимые нужды, такие как новая одежда и обувь. Стол будет для тебя бесплатным. Жить будешь в маленьком, но уютном домике рядом с церковью. Это в нескольких минутах ходьбы от поместья. Сэр Роберт прекрасной души человек. Он тебе очень понравится. Я уж не говорю о том, что должность капеллана в Фарли Уолопп откроет для тебя любые двери в нашем графстве. Это прекрасная возможность. Не упусти её, Энтони. Поезжай туда. Немедленно.

Знаю, что после скандала с приходом ты подумываешь покинуть лоно церкви и заняться врачеванием. Но не стоит спешить, Энтони. Взвесь всё и только потом принимай решение. С твоим упорством, ты, как доктор, наверняка сможешь заработать триста фунтов в год, но ты никогда получишь того, что ждёт тебя в Фарли Уолопп – признания общества».

Энтони сложил письмо и устремил задумчивый взгляд на мать. Она в этот время развешивала постельное бельё на верёвках перед домом. В глаза сразу бросались огрубевшие пальцы, следствие постоянного физического труда, и рыжие локоны, которые выбивались из-под белого чепчика. Тилли стояла рядом. Она вытаскивала бельё из корзины и подавала матери.

Анна Фейнборк была одета, так же как и её дочь Тилли. Незамысловатое ситцевое платье с передником, которое опускалось до самых туфель. Поношенные туфли на каблуке с поблекшей пряжкой. Единственно, у Тилли волосы были распущены, а её локоны уложены под чепчик. И это маленькое различие имело определённый смысл с точки зрения поведения женщин в повседневной жизни. Что дозволялось молоденькой девушке, могло быть расценено как признак легкомысленности в отношении сорока шестилетней вдовы, кем и являлась Анна Фейнборк.

Энтони боготворил матушку. Она всегда и во всём была для него примером. Ему нравилось наблюдать за ней, и это не зависело от того, чем именно она занималась. И сейчас, наблюдая за уверенными движениями матери, Энтони начал непроизвольно улыбаться.

Ему следовало поговорить с ней, спросить её мнения по поводу письма епископа. После скандала с его назначением в Хамблдоне, они с матерью долго беседовали. Общество категорически отказывало им в любом праве. Так стоило ли пытаться плыть против ветра? Что даст его упорство? К чему приведёт? Сможет ли он обеспечить достаток в семье, добиваясь уважения? И добьётся ли он уважения? А если, несмотря на все усилия…его ждёт разочарование? Именно эти вопросы задавала ему матушка.

Энтони желал быть тем, кого с нетерпением ждали и кого благодарили, а не тем, кого унижали, оскорбляли и изгоняли. Профессия доктора давала ему такую возможность. Но для Энтони этого было недостаточно. В глубине души он мечтал вернуть матери доброе имя. Именно эта мечта привела его в семинарию. Он надеялся, в один прекрасный день пройтись с ней под руку по Хамблдону и увидеть, как все вокруг оказывают ей уважение.

Заметив состояние сына, и зная о письме епископа, Анна Фейнборк передала простыню Тилли и неторопливо направилась в сторону колодца.

Как только мать подошла, Энтони молча протянул ей письмо. Анна Фейнборк очень внимательно прочитала письмо. Затем сложила его и вернула сыну.

– Мы же решили, что ты вернёшься к врачебной практике. В порту всегда много работы и тебя там хорошо знают. Не смей говорить, что ты снова передумал.

– А как же Тилли? – тихо спросил Энтони. – Скажите, матушка, разве не должен я сделать всё возможное для её счастья?

– Предложение отличное, но если оно означает новые унижения для тебя, ни я, ни Тилли не позволим принять его.

– Я думаю принять предложение, матушка. Это прекрасная возможность для меня и…для Тилли.

– Подумай очень хорошо, Энтони. Одно дело слышать колкости в свой адрес, но совсем другое – находиться в кругу этих людей. Неужели история с приходом ничему тебя не научила? Ты меняешься, Энтони. Приходишь домой мрачным и целый день с нами не разговариваешь. Ты не показываешь свои истинные чувства, но я знаю, что тебе приходится очень нелегко. Ты не сможешь долго терпеть унижения. В один прекрасный день ты сорвёшься. Обязательно сорвёшься! И тогда всё станет намного хуже.

– У меня достаточно терпения, матушка!

Анна Фейнборк широко улыбнулась.

– Терпение ты унаследовал от меня, но в тебе определённо есть и черты отца. И они вполне могут проявиться.

– И какими же достоинствами отличался мой покойный батюшка?

– Несдержанность. Его главная черта характера. Особенно, после того как он выпивал. Однажды он перебрал, поехал к моему отцу и высказал ему в лицо, всё, что, по его мнению, является несправедливостью. Его едва не убили.

– Полагаю, дедушка заслужил каждое сказанное слово, – заметил на это Энтони.

– Возможно, – не могла не согласиться Анна Фейнборк, – но это никак не оправдывает поведение твоего отца.

– Надеюсь, вы не ждёте от меня обещания по поводу недопустимости столь же неподобающего поведения?

– Нет. Я жду, что ты откажешься от предложения епископа, сложишь с себя духовный сан и вернёшься к врачебной практике, в которой ты всегда преуспевал.

– Если б речь шла о моей жизни, я бы не осмелился ослушаться вас матушка. Но речь идёт о счастье всей нашей семьи, поэтому я буду вынужден настаивать на своём решение.

Возникло короткое молчание. Анна Фейнборк хорошо понимала мотивы поступков сына. Ещё лучше она знала его характер.

– Когда поедешь в Фарли Уолопп? – только и спросила она.

– Прямо сейчас, – с готовностью ответил Энтони. – Я не могу заставлять ждать моего приезда.

– Я всё приготовлю!

Энтони молча кивнул в ответ на слова матери. Анна Фейнборк, не мешкая отправилась в сторону дочери. Она без излишних церемоний пересказала разговор. Они коротко поговорили, после чего Анна Фейнборк направилась в дом, а Тилли, подхватив подол платья, подбежала к брату.

– Это из-за меня? Я причина? – гневно закричала Тилли. – Ты уезжаешь?

– Тилли?! – попытался было ответить Энтони, но она не дала ему это сделать. Тилли схватила его за руки и закричала прямо в лицо:

– Нет! Нет! И нет! Ты никуда не едешь. Я не позволю. К чёрту и этот приход, и Фарли Уоллоп!

– Тилли! – ужаснулся Энтони. – Что за слова? Ты молодая особа и тебе они совсем не к лицу. Никогда не веди себя столь неподобающе. Даже со мной наедине. Это недопустимо!

– Хорошо, но только ты никуда не поедешь. Вздумаешь меня ослушаться, я сама поеду в Фарли Уоллоп и пошлю всех к чёрту.

– Тилли…

– Мне и здесь хорошо, – оборвала его Тилли, – я предпочту твоё присутствие выходу в свет. И не вздумай мне возражать. Тебя никто не смеет задевать, кроме меня, разумеется.

– Благодарю тебя, Тилли. Я не ожидал услышать любезности, но не стоит столь открыто выражать…

– Стоит. Ты должен знать, что я не стану мириться с твоим отъездом. И не хочу больше ничего слышать.

Тилли закрыла руки ушами и стала громко напевать знакомую всем песенку про оленёнка Горби. Энтони оставалось только развести руками и направится к лошади, которая мирно пощипывала сено под деревянным навесом.

Меньше чем через час, прихватив с собой сумку с одеждой и немного еды, Энтони покидал дом. Тилли бежала за ним и требовала, чтобы он остался. Но Энтони не обращал на неё никакого внимания. Когда он выехал за изгородь и поехал по дороге, вслед ему понёсся крик Тилли: