Древо ангела

Грета вынула уже третью сигарету из подаренного Максом серебряного портсигара, зажгла ее и в очередной, бессчетный раз взглянула на часы. Он опаздывал уже больше чем на час. Куда он мог подеваться? Официант уже начал посматривать на нее с подозрением, потому что она сидела одна за столиком в коктейльном баре. И она точно знала, о чем он думает.

Она докурила и загасила окурок в пепельнице, снова взглянув на часы. Если Макс не придет до полуночи, она пойдет домой и будет ждать его там. Он знает, где она живет – он пару раз забирал ее из ее меблированной комнаты, – и она была уверена, что у него была серьезная причина не прийти.

Полночь настала и прошла, коктейль-холл опустел. Она медленно поднялась и тоже вышла. Придя домой, она была очень расстроена, не увидев Макса, ожидающего ее возле дома. Она вошла и поставила чайник на крошечную плитку.

– Без паники, – сказала она себе, насыпая в чашку чуть-чуть драгоценного кофейного порошка, подаренного ей Максом. – Он наверняка скоро придет.

Грета неловко села на край кровати, подпрыгивая всякий раз, как слышала шаги за окном, и страстно желая, чтобы они остановились у дома и начали подниматься по ступенькам. Она не стала переодеваться и смывать косметику, на случай, если кто-то позвонит в дверь. Наконец, уже в три утра, дрожа от холода и страха, она легла на кровать и долго смотрела полными слез глазами на сырые, отходящие от стен обои.

Паника нарастала в ней: она и представления не имела, как найти Макса. Его корабль отплывал из Саутхэмптона, и она знала, что он должен быть на нем сегодня в десять утра. Что, если он так и не появится у нее до того? У нее даже не было его адреса в Америке. Он обещал рассказать ей все подробности ее будущего путешествия за этим последним ужином.

Звезды на небе начали блекнуть так же, как и мечты Греты о новой жизни. Она теперь со всей определенностью поняла, что Макс не придет – теперь он точно был уже на пути в Саутхэмптон, готовясь навсегда исчезнуть из ее жизни.

Следующим утром измученная, онемевшая Грета пришла в «Ветряную мельницу».

– Что случилось, голубка? Солдатик отбыл в закат и бросил тебя, бедняжку? – пропела Дорис.

– Оставь меня в покое! – резко крикнула Грета. – И вообще, ты же знаешь, он не солдат, а офицер.

– Нечего злиться, я просто спросила, – обиженно уставилась на нее Дорис. – Понравилось Максу вчерашнее шоу?

– Я… Ты о чем?

– Твой приятель вчера вечером был в зале. – Дорис отвернулась от Греты и сосредоточилась на нанесении туши. – Я решила, это ты его позвала, – добавила она.

Грета сглотнула, разрываясь между желанием скрыть факт, что она не знала о присутствии Макса, и желанием убедиться, что Дорис сказала правду.

– Да, я… Ну конечно. Но я ни разу не смотрела в зал. А где он сидел?

– Да там, слева. Я и заметила-то его только потому, что, едва занавес поднялся и мы появились, он вскочил и вышел. – Дорис пожала плечами. – Люди такие странные, особенно мужики.

Поздно вечером Грета вернулась в свою комнату, абсолютно точно зная, что она никогда больше не услышит ничего про Макса Лендера.

3

Восемь недель спустя Грета поняла, что Макс оставил ей наследство, которое означало, что она навряд ли когда-нибудь сможет забыть их короткий, но страстный роман. Она была абсолютно уверена, что забеременела.

Совершенно несчастная, она зашла в «Ветряную мельницу» через служебный вход. Чувствовала она себя просто ужасно, потому что провела все утро, борясь с тошнотой, а между забегами в ванную пытаясь понять, что же ей теперь делать. Кроме всего прочего, выпирающий живот всего через несколько недель неизбежно прекратит ее работу в «Ветряной мельнице».

Прошлой ночью она не сомкнула глаз – это было невозможно из-за стиснутого внизу живота комка ужаса. Вертясь и крутясь в постели, Грета подумала даже, не вернуться ли ей домой. Но в глубине души она понимала, что этот вариант невозможен.

Содрогнувшись от непрошеных воспоминаний, Грета заставила себя сконцентрироваться на текущей ситуации. Когда она села в гримерке перед зеркалом, ее охватило отчаяние. Казалось просто прекрасным покинуть «Ветряную мельницу» и уехать в объятиях богатого американского мужа, но теперь ей в самом лучшем случае светила перспектива оказаться в одном из приютов, которые принимали женщин в ее положении. Хотя управляющий был незлым человеком, моральные правила, предъявляемые девушкам в «Ветряной мельнице», были незыблемы. И оказаться беременной и незамужней было самым большим грехом, который девушка могла совершить.

Грета понимала, что ее жизнь рухнула. Если она родит этого ребенка, со всеми ее планами на будущее замужество или карьеру в кино будет покончено. Если только… Она уставилась на свое испуганное отражение в зеркале, понимая, что никаких других вариантов нет. Ей придется попросить у Дорис адрес мистера «Все исправим». И да, так будет честнее по отношению к ее нерожденному младенцу. Ей нечего ему дать – ни дома, ни денег, ни отца.

Занавес опустился в десять сорок пять, и девушки торопливо направились обратно в гримерку.

– Дорис, – шепотом позвала Грета. – Можно кое-что спросить?

– Конечно, голубка.

Прежде чем заговорить, Грета подождала, пока остальные девушки зайдут в гримерку. Тихонько, как только могла, она попросила нужный ей адрес.

Острые глазки Дорис внимательно уставились на нее.

– Господи боже. Этот янки оставил тебе прощальный подарок, да?

Опустив голову, Грета кивнула. Вздохнув, Дорис утешительно погладила ее по руке. При случае она могла быть резкой и грубой, но под внешней жесткой оболочкой билось золотое сердце.

– Конечно, я дам тебе адрес, голубка. Но это, знаешь, недешево.

– Сколько?

– Это зависит… Скажи там, что ты моя подруга, может, выйдет подешевле.

Грета снова поежилась. В устах Дорис это звучало так, словно она собирается сходить в парикмахерскую.

– А это не опасно? – осведомилась она.

– Ну, гляди, я сделала два, и я все еще тут, но мне приходилось слышать несколько ужасных историй, – заметила Дорис. – Как он все сделает, ты иди домой, ложись и лежи, пока кровь не остановится. А если не остановится, то мигом мчи в больницу. Давай, вот я тут написала тебе адрес. Ступай туда прямо завтра, и он тут же назначит тебе время. Хочешь, я схожу с тобой?

– Нет, я сама справлюсь. Но, Дорис, спасибо тебе большое, – благодарно сказала Грета.

– Не проблема. Мы, девушки, должны помогать друг другу, верно? И помни, голубка, не ты первая, не ты последняя.

На следующий день Грета с самого утра села на автобус в Криклвуд, на Эджвер-роуд. Она отыскала улицу, где жил мистер «Все исправим», и медленно побрела по ней. Остановившись у ворот, она увидела небольшой домик из красного кирпича. Сделав глубокий вдох, она открыла ворота, прошла по дорожке и постучалась в дверь. Через секунду она увидела, как шевельнулась занавеска на окне, а потом услышала звук отодвигающегося засова.

– Да?

Дверь отворил крошечный человечек, почему-то сразу напомнивший ей Румпельштильцхена с картинки из ее детской книги сказок.

– Здравствуйте. Я… э-э-э… Меня прислала Дорис.

– Тогда вам лучше зайти, – человечек открыл дверь пошире, чтобы впустить Грету, и она оказалась в маленькой тесной прихожей. – Пожалуйста, подождите здесь. Я закончу там с пациентом, – сказал он, указывая на скупо обставленную приемную. Грета села в заляпанное кресло, морщась от запаха кошек и старых ковров, взяла потрепанный дамский журнал и стала листать страницы. Осознав, что рассматривает схему вязания детской кофточки, она резко захлопнула журнал. Сев глубже в кресло, она уставилась на потолок, слушая, как гулко стучит у нее в груди сердце.

Через несколько минут она услышала, как в соседней комнате кто-то тихо застонал. Она тяжело сглотнула – и вскоре человечек снова вошел в комнату и прикрыл за собой дверь.

– Итак, мисс, чем же я могу вам помочь?

Это был глупый вопрос, и они оба понимали это. Несмотря на закрытую дверь, стоны были все еще слышны. Нервы Греты были в клочьях.

– Дорис говорила, что, может быть, вы можете помочь с моей… э-э-э… проблемой.

– Возможно, – человек внимательно поглядел на нее и пробежал пальцами по голове, разглаживая несколько сальных русых прядей по своей лысой макушке. – Насколько вы далеко зашли?

– Думаю, недель восемь.

– Это неплохо, неплохо, – кивнул человечек.