Энни из Зелёных Мансард

– Думаю, не имеет значения, как звать человека, лишь бы вёл себя прилично, – сочла своим долгом Марилла напомнить о главенстве добродетели и морали.

– Ну уж не знаю, – задумалась Энни. – Я вообще где-то однажды прочла, что, как розу ни назови, она всё равно будет пахнуть так же сладко, но мне никогда в это не верилось. Не верю, что роза была бы такой же прекрасной, если бы её назвали, к примеру, чертополохом или скунсовой капустой. Отец мой, конечно, был бы хорошим человеком даже с именем Джедадия, но уверена, что оно стало бы для него тяжким крестом. Моя мама была учительницей в той же школе, но, когда они поженились с отцом, конечно, работать уже перестала. Забота о муже – сама по себе большая ответственность. Миссис Томас мне говорила, они походили на пару младенцев и были бедны как церковные мыши и жили в крошечном жёлтом домике. Я никогда его не видела, но тысячи раз себе представляла. Думаю, что под окном гостиной у них росла жимолость, во дворе перед домом – сирень, у ворот – ландыши, а на окнах были муслиновые занавески. Они придают дому особый вид. Я родилась в этом болингброкском домике. Миссис Томас говорит, что никогда не видела более некрасивого ребёнка: жутко худого, «одни глаза». Но мама считала, что я совершенно прекрасна. Полагаю, матери следует верить больше, чем мнению бедной женщины, которая мыла пол у моих родителей, не так ли? Мне приятно, во всяком случае, что мама была мной довольна. Жаль, если бы я принесла ей разочарование. Прожить-то ей, видите ли, оставалось совсем недолго. Она умерла от лихорадки, когда мне было всего три месяца. Мне ужасно от этого грустно. Прожила бы ещё хоть немножко дольше, тогда я помнила бы, как называла её мамой. Мне кажется, очень приятно, когда человеку есть кому сказать: «Мама». Правда? Через три дня после неё умер, тоже от лихорадки, отец. Ну я и осталась совсем сиротой. Люди не знали, что со мной делать. Так миссис Томас мне объяснила. Видите, даже тогда я уже была никому не нужна. Наверное, это моя судьба. И отец, и мама приехали из дальних краёв. Всем было известно, что в живых у них, кроме меня, не осталось ни одного родственника. Но миссис Томас всё-таки пожалела меня и взяла, хотя сама была абсолютно нищей, да ещё с мужем-пьяницей. Я выросла у неё на руках. Вы случайно не знаете, становятся ли люди, которых так воспитали, лучше других? Наверное, да. Иначе почему миссис Томас, стоило мне напроказничать, всегда осуждающе спрашивала, как я могу быть такой плохой девочкой, когда выросла у неё на руках. Мистер и миссис Томас переехали из Болингброка в Мерисвилль, и я там жила с ними до восьми лет. Помогала присматривать за детьми, которых у них было четверо, все младше меня. Надо признаться, присматривать за ними было хлопотно. Потом мистер Томас упал под поезд и погиб, а его мама пригласила миссис Томас с детьми жить к себе, но меня брать не захотела. Миссис Томас терялась в догадках, что со мной делать, но тут с верховьев реки прибыла миссис Хаммонд и сказала, что берёт меня, раз я умею обращаться с детьми. И увезла меня вверх по реке, на лесосеку, где находился её дом. Очень одинокое место. Будь у меня поменьше воображения, я не смогла бы там жить. У мистера Хаммонда там была лесопилка, а миссис Хаммонд растила восьмерых детей, и шестеро из них у неё три раза подряд родились близнецами. Вообще мне младенцы нравятся, но близнецы три раза подряд – это уж слишком: именно так я твёрдо и заявила миссис Хаммонд, когда появилась последняя пара. Сил моих не было их за собой повсюду таскать.

Так я жила больше двух лет. Потом мистер Хаммонд умер, а миссис Хаммонд решила больше не заниматься семьёй, раздала своих детей родственникам и уехала в Штаты. Тут я и попала в Хоуптон, потому что больше никто меня брать не хотел. Да и там сперва не хотели. Приют был и так переполнен. Но им пришлось. Я жила там четыре месяца, до самого появления миссис Спенсер.

И Энни шумно выдохнула, таким образом показав, что её история завершилась. Было видно, что она испытывает облегчение. Ей явно не доставляло удовольствия рассказывать о жизни в мире, где она никому не была нужна.

– А в школу тебе когда-нибудь приходилось ходить? – поинтересовалась Марилла, направляя гнедую к дороге вдоль берега.

– Не особенно много. Ходила чуть-чуть в последний год жизни у миссис Томас. Дом в верховьях реки был так далеко от школы, что зимой я ходить туда не могла, а летом начинались каникулы. Пока жила там, училась только весной и осенью. Ну и когда в приюте жила, тоже в школу ходила. Я неплохо читаю и знаю наизусть много стихов. «Битву при Гогенлиндене»[5 - «Битва при Гогенлиндене» – поэма шотландского поэта Томаса Кэмпбелла (1777–1844).], «Эдинбург после Флоддена»[6 - «Эдинбург после Флоддена» – поэма шотландского поэта и писателя Уильяма Эдмондстоуна Эйтуна (1813–1865).], «Бинген на Рейне»[7 - «Бинген на Рейне» – стихотворение английской писательницы Кэролайн Элизабет Сары Нортон (1808–1877).], бо?льшую часть «Владычицы озера»[8 - «Владычица озера» – поэма шотландского писателя и поэта Вальтера Скотта (1771–1832).] и бо?льшую часть «Времён года» Джеймса Томсона[9 - Джеймс Томсон (1700–1748) – шотландский поэт и драматург.]. Разве вы не обожаете стихи, от которых по спине просто мурашки бегут? В сборнике чтения для пятого класса есть стихи под названием «Падение Польши»[10 - «Падение Польши» – стихотворение Томаса Кэмпбелла.]. Вот это сплошные мурашки. Сама я, конечно, в пятом классе ещё не училась, только в четвёртом, но большие девочки мне одалживали почитать свои учебники.

– А эти женщины, миссис Томас и миссис Хаммонд, были добры к тебе? – покосилась Марилла на Энни.

– Ох… – вдруг запнулась та, и на её выразительном лице отразилось смущение. – Они хотели быть как можно добрее и лучше. Я знаю, что это так. А когда люди хотят быть к вам добры, не очень-то обращаешь внимание, если у них это получается не очень. Знаете, им приходилось о многом беспокоиться. Жизнь очень трудна, если у вас муж-пьяница. И довольно сложна, вероятно, если три раза подряд рожать близнецов. Но я совершенно уверена: они хотели ко мне быть добры.

Больше вопросов не последовало, и Энни могла теперь беспрепятственно упиваться безмолвным восторгом, который испытывала от поездки вдоль берега моря. Марилла, рассеянно правя гнедой, погрузилась в тяжёлые размышления. Она без труда представила себя недосказанное девочкой, и истина ей открылась столь горькая, что сердце внезапно сдавило сочувствие. С самого нежного возраста не знать ни любви, ни ласки, ни сострадания! Лишь тяжкий труд, равнодушие и нищета до сих пор выпадали на её долю. Неудивительно, что Энни так обрадовалась возможности обрести настоящий дом. Но, как ни жаль, придётся отправить её назад. Или всё же пойти навстречу необъяснимой прихоти Мэттью и пусть остаётся? Он так ведь настроен на это, а девочка вроде хорошая, учиться любит, соображает быстро.

Разговорчива, правда, слишком, продолжала размышлять Марилла, но и это можно отладить. В её разговорах ни грубости нет, ни скверных слов. И ведёт себя очень прилично. Видно, её родители были из порядочных.

Дорога вдоль берега была лесистой, дикой, пустынной. Справа вдоль неё густо росли низкие ели, стойко выдерживавшие многолетние атаки ветров с залива. Слева нависали утёсы из красного песчаника – местами так близко, что лошадь менее уравновешенная, чем гнедая кобыла Катбертов, могла бы изрядно потрепать нервы своим пассажирам. У подножия утёсов виднелись груды истёртых прибоями скал и маленькие песчаные бухты, так красиво сияющие обилием гальки, словно это была не галька, а драгоценная россыпь. За ними, переливаясь бесчисленными оттенками синего, лежало море. Чайки парили над ним, и солнечный свет серебрил их крылья.

– Ну разве море не чудо? – очнулась наконец Энни от долгого молчания. Глаза её были широко распахнуты. – Когда я жила в Мерисвилле, мистер Томас однажды нанял фургон и отвёз нас всех за десять миль от дома, чтобы провести день на морском берегу. Я наслаждалась каждой минутой того дня, хоть мне пришлось постоянно присматривать за детьми, а потом несколько лет снова и снова уносилась в счастливых мечтах на тот берег. Но здесь море ещё красивее, чем около Мерисвилля. Какие великолепные чайки! Вам хотелось бы быть чайкой? Мне бы хотелось. Ну, если бы я не могла быть человеческой девочкой. Ведь так здорово проснуться на заре, пронестись над этой синевой и так целый день летать и парить здесь, а вечером вернуться в своё гнездо. Я очень хорошо представляю, как могла бы так жить. А скажите, пожалуйста, что это за большой дом прямо там, впереди?

– Это гостиница «Белые Пески». Управляет ей мистер Кирк. Сейчас сезон ещё не начался, но на лето сюда приезжает уйма американцев. По их мнению, наш берег – именно то, что им требуется.

– А я испугалась, что это уже дом миссис Спенсер. Мне так не хочется туда попасть. Там, мне кажется, для меня всё закончится, – печально проговорила девочка.

Глава 6. Марилла принимает решение

В конце концов они доехали. Миссис Спенсер вышла им навстречу из своего большого жёлтого дома в бухте Уайт-Сендс, выражая одновременно приветствие и удивление.

– Боже! Боже! – воскликнула она. – Вот уж кого не ожидала увидеть сегодня, хотя искренне рада вам. Будете заводить лошадь в конюшню? Ну, как дела, Энн?

– Спасибо. Я в полном порядке, чего вы, вероятно, и ожидали, – без тени улыбки отозвалась девочка. По её виду можно было заподозрить, что она внезапно заболела.

– Полагаю, мы немного у вас побудем, пока лошадь передохнёт, – включилась в беседу Марилла. – Но я обещала Мэттью вернуться домой пораньше. Дело в том, миссис Спенсер, что произошла странная ошибка, вот я и приехала выяснить, как это получилось. Мы, Мэттью и я, попросили вам передать, чтобы вы привезли для нас из приюта мальчика. Именно это самое мы сказали вашему брату Роберту, а он обещал сказать вам. Мальчика лет десяти-одиннадцати.

– Быть такого не может, Марилла Катберт! – в расстройстве всплеснула руками хозяйка жёлтого дома. – Да, Роберт нам передал вашу просьбу через свою сестру Ненси. Но она совершенно определённо сказала, что вам нужна девочка. Не так ли, Флора Джейн? – посмотрела миссис Спенсер на свою дочь, которая тоже стояла на ступеньках.

– Именно так, мисс Катберт, – моментально подтвердила Флора Джейн.

– Мне страшно жаль. Скверная получилась история, однако вины моей в этом нет, – принялась уверять миссис Спенсер. – Совершенно не сомневалась, мисс Катберт, что в точности следую вашим пожеланиям. Ах, Ненси так легкомысленна! Сколько раз я уже отчитывала её за невнимательность.

– Пожалуй, мы и сами виноваты, – смиренно признала Марилла. – Нам следовало по такому важному делу переговорить с вами напрямую, а не передавать свои пожелания по цепочке. Но ошибка совершена, и теперь надо её исправить. Если мы возвратим девочку, ей найдётся снова место в приюте?

– Возможно, – задумчиво отозвалась миссис Спенсер. – Но, думаю, необходимости в этом нет. К нам вчера приходила миссис Питер Блуэтт и сетовала, что не догадалась попросить меня привезти ей в помощницы девочку. Семья, видите ли, у миссис Блуэтт большая, и помощницу ей найти нелегко, а Энн как раз подходит. По-моему, это перст Провидения.

Лицо Мариллы явственно выразило сомнение в чём-либо провиденческом. Да, ей действительно подвернулся шанс удачно освободиться от нежелательной сироты, но облегчения она почему-то не чувствовала.

С миссис Питер Блуэтт она в жизни не обменялась ни словом, но была много наслышана о скверном характере этой женщины со сварливой физиономией и костлявым телом без единой унции лишнего веса. О её тирании и эгоизме говорили почти все, кому довелось с ней столкнуться. Уволенные служанки рассказывали, до чего она ужасно вспыльчива и скупа, как отвратительно её семейство, скандальны и невоспитанны дети. Марилла почувствовала, что никогда не избавится от угрызений совести, если отдаст Энни в такие руки.

– Ну я, пожалуй, зайду, и обсудим с вами этот вопрос, – произнесла она наконец.

– А вот и миссис Блуэтт идёт по дороге, благослови Господь эту минуту! – воскликнула миссис Спенсер, проводя гостей в большую гостиную, где царил лютый холод. Казалось, воздух, с трудом проникая туда через опущенные тёмно-зелёные шторы, по пути растрачивал всё тепло. – Видите, как удачно складывается, – продолжала хозяйка дома. – Можем решить всё прямо сейчас. Садитесь в кресло, мисс Катберт, а ты, Энн, на пуфик. И не елозь. Позвольте мне взять ваши шляпы. Флора Джейн, пойди поставь чайник. Добрый день, миссис Блуэтт! Мы как раз говорили, как удачно, что вы сейчас появились. Давайте-ка, дамы, я вас представлю. Миссис Питер Блуэтт. Мисс Катберт. А теперь, извините, вынуждена покинуть вас на минутку. Забыла сказать Флоре Джейн, чтобы она вынула булочки из духовки.

Миссис Спенсер, подняв шторы на окнах, унеслась спасать булочки. Энни уселась на пуфик. Крепко сжав на коленях руки, она, как заколдованная, со страхом взирала на миссис Блуэтт. Неужели её и впрямь отдадут на попечение этой женщине с костистым лицом и колючими глазами? К горлу у Энни подкатил ком, глаза защипало до боли, и она опасалась, что не сможет сдержать слёз. Возвратившаяся миссис Спенсер, в отличие от неё, была воплощением бодрой энергии. Лицо её разрумянилось и сияло готовностью сразиться с любой умственной, физической или духовной проблемой и, сколь бы трудна она ни оказалась, моментально найти решение.

– Кажется, с этой девочкой произошла ошибка, – начала она, обращаясь к миссис Блуэтт. – У меня было полное впечатление, что мисс и мистер Катберты пожелали удочерить девочку. Именно это мне от них передали, и именно этим я в своих действиях и руководствовалась. Но, оказалось, им нужен мальчик. А так как девочка, по недоразумению оказавшаяся у них, уже здесь, то, если вы со вчерашнего дня ещё не передумали, считаю, она вам вполне подойдёт.

Глаза миссис Блуэтт хищно обшарили Энни с головы до ног.

– Сколько тебе лет и как тебя зовут? – спросила она.

Девочка сжалась под её взглядом.

– Энн Ш-ширли, – заикаясь и не посмев в данном случае настаивать на прибавлении к своему имени буквы «и», выдавила она. – Мне одиннадцать лет.

– Хм-м. Смотреть-то особенно не на что, однако ты жилистая. Не знаю почему, но жилистые оказываются самыми выносливыми. Ну, если я тебя возьму, придётся быть примерной, умной, почтительной и полностью отрабатывать своё содержание. На другое и не рассчитывай. Полагаю, мисс Катберт, вы от неё избавлены. Младший, видите ли, у меня очень капризный. Я уже вся извелась, ухаживая за ним. Так что, если не возражаете, могу забрать её прямо сейчас.

Марилла, глянув на бледную до синевы Энни, поневоле смягчилась. Глаза девочки застыли от ужаса. Это был обречённый взгляд беспомощного существа, вновь загнанного в ловушку, из которой ему недавно, казалось, удалось выбраться. Мариллу вдруг охватила тревожная уверенность: если она не ответит сейчас на безмолвную мольбу девочки о спасении, этот взгляд будет терзать её до конца дней. Больше того, Марилле совершенно не нравилась миссис Блуэтт. Отдать такой женщине чувствительного, нервного ребёнка? Нет, не могла она на это пойти.

– Ну не знаю, – медленно покачала она головой. – Я ведь не говорю, что мы с Мэттью её не оставим. На самом деле, Мэттью как раз настроен оставить. Приехала-то я сейчас, чтобы выяснить, по какой причине произошла ошибка. А сейчас мне лучше всего увезти девочку домой и обсудить вопрос с Мэттью. Я не вправе принимать никаких решений, пока мы не посоветуемся. Если решим, что она у нас не останется, доставлю её к вам завтра вечером либо брат привезёт. А если она у вас не появится, считайте, что мы её приняли. Устроит вас это, миссис Блуэтт?

– А какой у меня выбор? – нелюбезным тоном отозвалась та.

Энни, слушая Мариллу, мало-помалу оттаивала. Лицо её оживало, словно природа, готовая после ненастной ночи воссиять светом ясного дня. Сперва из него ушло отчаяние. Затем появился лёгкий намёк на надежду. А потом глаза её сделались голубыми и яркими, как утренние звёзды. Преображение совершилось стремительно, и миг спустя, когда миссис Спенсер и миссис Блуэтт вышли, чтобы найти рецепт какого-то блюда, за которым последняя сегодня и явилась, Энни стремительно перебежала через комнату к Марилле.

– О мисс Катберт!.. Вы на самом деле сказали, что, возможно, позволите мне остаться в Зелёных Мансардах? – спросила она прерывистым, едва слышным шёпотом, похоже, опасаясь более громким вопросом спугнуть свой единственный шанс. – Вы действительно это сказали или я только вообразила себе?

– Тебе следует научиться управлять своим воображением, Энни, если не отличаешь действительности от фантазий, – хмуро глянула на неё Марилла. – Да, ты слышала, а я сказала именно это. Но не более. Окончательного решения ещё нет. И возможно, мы всё-таки отдадим тебя миссис Блуэтт. Ей-то ты уж точно нужна больше, чем мне.

– Я лучше вернусь обратно в приют, чем жить с ней, – содрогнулась девочка. – Она выглядит точь-в-точь как… буравчик.

Марилла, с трудом подавив улыбку, сочла своим долгом укорить Энни.

– Такой маленькой девочке стыдно так отзываться о взрослой леди, да к тому же незнакомой, – сурово выговорила она. – Вернись на место, сядь тихо, придержи язык и соблюдай приличия.

– Я буду стараться делать, и соблюдать, и вести себя так, как вы захотите, только оставьте меня, – пообещала Энни и замерла на пуфике.

В Зелёных Мансардах Мэттью поджидал их на подъездной аллее. Марилла приметила ещё издали, как беспокойно он там бродит. И так как причина его беспокойства была ей понятна, то она поняла и облегчение, возникшее на его лице, когда он увидел, что она приехала не одна. Марилла, однако, ни слова не сказала ему по этому поводу до того, как они ушли вдвоём на скотный двор доить коров. Там-то она и изложила ему вкратце историю девочки, а также суть беседы с миссис Спенсер и с миссис Блуэтт.

– Да я этой Блуэтт даже собаку не отдал бы, коли та бы мне нравилась! – с редкой страстью воскликнул Мэттью.

– Мне тоже её повадки доверия не внушили, – призналась Марилла. – Но выбор у нас таков: либо отдать Энни ей, либо оставить себе. И поскольку, похоже, ты склонен, чтобы она жила с нами, я тоже готова. Ну то есть вынуждена. Думала, думала и в результате свыклась. Мне теперь кажется, что таков наш долг. Только я никогда не воспитывала детей. Тем более девочек. Опасаюсь, мало что у меня получится. Но постараюсь. В общем, с моей стороны возражений нет, Мэттью. Пусть остаётся.

Лицо у застенчивого Мэттью просияло.

– Ну что ж, я полагал, ты посмотришь на это именно так, Марилла. Она ведь очень забавная малышка.