Из Парижа в Бразилию

– Добро, – похвалил атаман. – Молодцы!.. Злодеи опередили нас не больше как часа на два. Через сутки мы непременно их нагоним. Придется, конечно, драться с ними, но это ничего: пьяницы мои к тому времени проснутся… Ну, ребятушки, трогай!..

Сани помчались.

Нарты наших путешественников уже три часа неслись с быстротою метеора.

Все это время олени не выказывали ни малейшей усталости, но вдруг, по прошествии этих трех часов, остановились сами собою без какого-либо знака проводников.

Лопатин отнесся к этой остановке как к явлению нормальному, но французы бесконечно удивились.

– Как? – воскликнул Жюльен. – Уже остановка? Скоро же.

– Ничего не поделаешь, – отвечал Лопатин. – Олени могут несколько дней подряд бежать полным ходом, но с условием, чтобы через каждые три часа делать остановку. Во время этой стоянки они раскапывают снег и щиплют мох, а через час, отдохнув и насытившись, готовы снова бежать с прежнею быстротою.

– А нельзя ли как-нибудь сделать, чтобы эти остановки повторялись пореже?

– Никак нельзя. Оленя скорее можно убить, нежели заставить идти без остановки долее трех, часов. Но вы не тревожьтесь. Олени сильнее собак и из двадцати четырех часов в сутки могут пробыть в езде восемнадцать. Вы сами устанете ехать раньше, чем они вас везти.

– А скажите, пожалуйста, где мы теперь находимся? Благодаря удачной выдумке якута, мы свободны, по крайней мере относительно. За какое же время думаете вы добраться до Берингова пролива?

– Если мы с якутом не ошибаемся, то отсюда до мыса Восточного с небольшим пятьсот верст.

– Ай-ай-ай!.. Да это безбожно далеко.

– Зато олени бегают очень быстро. Исчисляя среднюю скорость их бега в 15 верст в час, можно смело сказать, что с остановками весь путь займет около 45 часов.

– Еще два дня и две ночи скакать по равнине, имея на хвосте шайку разбойников, от которой не у кого искать защиты!.. Вдумайтесь: ведь это ужасно.

– Насчет разбойников нет особенной нужды беспокоиться. Мы во всяком случае опередили их на несколько часов; гнаться за нами они могут только на оленях, следовательно, и у них те же условия езды, как у нас.

– Не можем ли мы ехать еще скорее?

– Можем, но тогда мы, наверняка, загоним животных.

– Кстати, где же наши припасы и оружие? Я теперь вспоминаю, как вы воскликнули, когда мы садились: «Это не мои сани!»

– Вот об этом-то я и хотел вас предупредить. По всей вероятности, те два проводника не поняли якута и запрягли оленей в чужие нарты. А может быть, и просто ошиблись в темноте.

– А наши вещи?

– Остались в поселке. Якут сейчас проверил багаж. Дело скверное: нет ничего – ни сахару, ни консервов, ни водки, ни рому, ни сухарей.

– Так, значит, нам скоро грозит голодная смерть?

– Ну, до этого еще далеко. В санях, в которых я еду, оказалось пуда три мороженого тюленьего мяса и несколько мешков с какими-то квашеными листьями, вроде кислой капусты.

– Да, с этим можно спастись от голодной смерти, хотя мороженый сырой тюлень… едва ли это вкусно.

– Винтовки, разумеется, остались там…

– Увы! И у нас только револьверы!

– Однако едемте, друзья мои. Олени поели, отдохнули, и нечего терять время. Как проголодаемся, так и испробуем, каков на вкус сырой тюлень…

И опять езда во весь олений дух по гладкой, ровной снежной скатерти. Отдохнувшие, сытые «олешки» весело подскакивают на бегу, погоняемые покрикиванием якутов, которые адресуют им разные ласкательные слова на грубом, диком наречии.

Несмотря на эту скорость, часы для путешественников тянутся убийственно медленно. Становится еще тоскливее от того, что Жюльен, Жак и Лопатин сидят каждый в отдельных санях в обществе своего проводника. Лопатин еще может беседовать с якутом, но французы обречены на молчание. Не с кем отвести душу, не с кем поделиться мыслью или чувством… Надоела езда – думается: ах, скоро ли остановка! А на остановке хочется поскорее снова двинуться в путь, чтобы уйти от погони…

Глава XV

Так прошло двадцать шесть часов.

Скорость езды на оленях не только не уменьшалась, а, напротив, даже как будто увеличивалась.

Мы не намерены утомлять читателя однообразными рассказами о бедствиях, какие приходилось терпеть трем путешественникам во все остальное время их пути по Сибири. Упомянем только об ужасном холоде, от которого путники временами впадали в опасное оцепенение и, чтобы стряхнуть его, выходили из саней и шли часть пути пешком; да еще о несносных страданиях европейского желудка, отказывавшегося переваривать куски мороженого тюленя, которые, по живописному выражению Жака, «загромождали желудок, как ледяные глыбы».

Но что же делать? Приходилось есть эту мерзость, чтобы не умереть с голоду. Недаром существует пословица: «Нужда скачет, нужда пляшет, нужда песенки поет».

Беглецы находились недалеко от Колючинской бухты, немного ниже того места, где ее пересекает Полярный круг.

К несчастью, за несколько часов до этого опустился густой туман, и якут никак не мог разглядеть вех, которые ставятся чукчами для обозначения верст. Поэтому определить точнее место своего нахождения путники не могли.

Приходилось строить свои предложения на показаниях компаса и соображениях якута.

По временам во мгле гулко разносился какой-то грохот, похожий на пушечные выстрелы.

Полузамерзший голодный Жюльен все еще находил в себе силы и желание шутить.

– Эй, Жак! – кричал он другу со своей нарты, – под нами море. Мы едем по льду: слышишь, трещит. Позволь мне еще раз послать тебя к черту за твою боязнь морской болезни: ведь если бы мы сели первого октября на пароход, то уж давно были бы в гасиенде Жаккари-Мирим, качались бы в саду в гамаках и обмахивались веерами.

– Нет! Я с тобой не согласен! Все, что угодно, только не морская болезнь! – возразил Жак глухо из-под обледеневших бороды и усов.

Жюльен хотел ответить новой шуткой, как вдруг Лопатин, по-прежнему ехавший в передних санях, громко вскрикнул от удивления.

Завеса мглы разорвалась, и в ста метрах впереди показался изящный профиль превосходного трехмачтового корабля, черный абрис которого отчетливо выделялся на фоне белого снега.

– Корабль!.. Друзья!.. Корабль!..

Французы, не помня себя от радости, закричали во все горло, точно сумасшедшие:

– Корабль!.. Мы спасены!..

Олени замерли у кормы корабля, стоявшего неподвижно во льду, и читатель легко поймет чувства наших путешественников, которые прочли на борту надпись золотыми буквами: «Вега».

То был действительно знаменитый пароход «Вега» известного профессора Норденшильда.

Почтенное имя шведского профессора знакомо всему читающему миру. Всякий знает, что доктору Норденшильду первому удалось совершить то, над чем три с половиной века безуспешно бились голландцы и англичане.

Известно, что в конце семидесятых годов он предпринял на пароходе «Вега» экспедицию с целью объехать берега Ледовитого океана вдоль Сибири, переплыть Берингов пролив и этим совершенно новым путем проехать в Японию или Китай.