Из Парижа в Бразилию

Лось, не видя опасности, ожидавшей его впереди, помнил только одно, что за ним гонятся хищники, и вихрем несся прямо на нарту, в которой сидели Жюльен и Жак.

Жюльен уже давно целился в лося из своего ружья.

Подпустив животное на пятьдесят метров, он вдруг скинул с правой руки теплую меховую перчатку и нажал курок.

Лось бежал, вытянув вперед голову, и пуля попала ему в самую середину лба, между глаз. Он сделал громадный прыжок и тяжело рухнул с простреленным черепом на землю, окрашивая теплой кровью ослепительно белый снег.

– Браво! – вскричал Жак, дивясь проворству и меткости своего товарища. – Вот теперь у нас есть большой запас корма для собак.

Но Жюльену было не до комплиментов. Он, не особенно цензурно ругаясь, отчаянно тряс правой рукой и дул на свои заледеневшие пальцы.

– Что с тобой? Что случилось? – удивился Жак.

– То, что мои пальцы примерзли к курку, вот что. Чертовский мороз!.. Это такая боль, такая боль… точно от ожога раскаленным железом.

– Обжегся морозом!.. Вот замечательная несообразность!..

– Да, тебе смешно, черт тебя побери, а каково мне-то? Но хуже всего то, что я не могу теперь стрелять, а между тем нам, наверное, придется повоевать с волками. Они добычу не уступят.

– Ничего, теперь стрелять буду я. Моя очередь.

– Берегись, чтоб и с тобой того же не случилось. Я глупо сделал, что забыл одну простую вещь: ведь если к замерзшему металлу прикоснуться теплой рукой, то рука непременно примерзнет и с тканями ее произойдет то же, что бывает от ожога.

– Как же теперь быть?

– Заверни руку во что-нибудь… в какой-нибудь лоскуток, в тряпку, в платок носовой, что ли… Но только поскорее. Волки проголодались.

– Да, правда. Эти волки не так добродушны, как в Западной Сибири. Черт возьми! Что за пасти у них! Что за клыки!

Действительно, волки не столько испугались, сколько удивились выстрелу и полукругом обступили мертвого лося на расстоянии сажен пятнадцати.

Преважно усевшись на задние лапы, они вытянули вперед морды и завыли.

Самые смелые из них, а быть может, самые голодные, начали понемногу подвигаться вперед, опустив хвост и припадая на задние лапы, как бы готовясь к прыжку. Полукруг около мертвого лося все больше и больше сужался.

Жак послушался совета Жюльена и, сняв перчатку, обернул руку оторванным лоскутом капюшона своей шубы.

Грянули два выстрела, и два волка покатились в судорогах по снегу.

Затем еще раздались два выстрела… и опять два волка упали мертвыми на снег… потом еще… и еще…

Выросла целая груда убитых хищников, но уцелевшие и не думали отступать.

Между тем Лопатин и якут, зная упорство волков, не без тревоги дожидались исхода поединка.

Прийти на помощь французам они не могли. Собаки до такой степени испугались волков, что остолбенели от страха и ни за что не хотели двинуться с места.

Идти же пешком было опасно: во-первых, собаки при санях остались бы на произвол судьбы, хотя бы и ненадолго, а во-вторых, встреча с волками один на один могла окончиться очень печально для Лопатина и якута.

Но, к счастью, скорострельные винтовки, подарок иркутского генерал-губернатора, отлично делали свое дело.

Жюльен и Жак стреляли без перерыва, окруженные облаками дыма, в котором то и дело вспыхивали молнии выстрелов. Вскоре от громадной, сотенной стаи осталось не больше сорока волков.

Тогда остальные начали наконец отступать, но медленно, шаг за шагом, как бы все еще не решаясь уступить противникам лакомую добычу.

Неутомимые стрелки сделали передышку, чтобы перезарядить свои винтовки.

Волки воспользовались этим перерывом. Они вновь приблизились, открыли свои кровожадные пасти…

Челюсти их заработали.

Над чем? Над лосем, конечно?

О, нет, читатель, отнюдь не так.

Волки стали пожирать… своих мертвых и раненых собратьев.

Друзья, зарядив ружья, не стали, однако, стрелять и с изумлением ждали, что будет дальше.

В несколько минут хищники утолили первый голод… Затем – очевидно, волки были опытные – они позаботились, чтобы у них и назавтра осталось корму. Одним словом, они удалились, таща за собой каждый по полусъеденному трупу товарища.

Путешественники опять спаслись.

Лось, по мнению Жюльена, весил килограммов сто. За вычетом костей и кожи получался, таким образом, значительный запас корма для сорока собак; этого должно было хватить дней на пять.

* * *

Нижне-Колымск – самый крайний русский город на севере Сибири и вместе с тем главный город округа, хотя и малонаселенного, но весьма значительного по своей территории.

Внешний вид городка непригляден: несколько жалких хижин и юрт, в которых ютится бедное местное население, на две трети состоящее из сосланных в «отдаленные» места казаков, которые в числе трех или четырех сотен составляют местный гарнизон.

Мы уже описывали читателям Якутск. Пусть же они вообразят себе городишко, который настолько же уступает Якутску, насколько последний Петербургу, и они поймут, что такое Нижне-Колымск, девять месяцев в году погребенный под снегом.

Жители занимаются рыбной ловлей во время короткого лета, на зиму рыбу вялят и сушат. Случается, что всего запаса не хватает до конца зимы, и тогда, разумеется, в край приходит голод и смерть. Но что же делать? Таковы уж суровые климатические условия.

Сурова, бедна, жалка жизнь обитателей этой «могилы природы», но тем не менее человек способен свыкнуться даже и с такой ужасной жизнью. Во всяком случае, бывают минуты, когда даже местное, удрученное всеми невзгодами, население забывает ее тяготы и предается бесшабашному веселью.

Случается это в феврале, во время ежегодной меховой ярмарки, в селении Островном, в двухстах верстах от Нижне-Колымска.

На эту ярмарку съезжаются купцы из разных мест Сибири и даже из бывших русских владений в Америке.

Селение Островное состоит из трех десятков юрт, бедной деревянной церкви и деревянного этапного дома, в котором и сосредоточивается во время ярмарки местное полицейское управление. Эта ярмарка называется нижнеколымской, по имени округа, а не по имени городка, где она происходит.

Русские купцы приезжают в Островное с запада, везя на запряженных оленями санях предметы для меновой торговли, а с востока и северо-востока съезжаются на запряженных собаками нартах чукчи, везущие добытые отчасти охотой, отчасти куплей ценные шкуры пушных зверей.

Чукчи – единственные посредники между русским торговым людом и туземцами крайнего севера Америки. Они не любят заниматься охотой, предпочитая этому трудному занятию торговлю. Весной, во время разлива, они собираются на мысе Восточном и оттуда переплывают Берингов пролив на своих байдарах – утлых челноках из оленьей или тюленьей шкуры. На американский берег они перевозят табак, железо, стеклянные вещи и прочие товары из России и в обмен на них вывозят из Америки всевозможные меха и моржовые клыки, вымениваемые у эскимосов.

Прибыв домой на азиатский берег, они со всем своим скарбом, с женами и детьми, с собаками и оленями и даже со своими кочевыми юртами направляются в Островное.