Всевидящее око

Под скалой, на сотню футов ниже, тек Гудзон, полный лодок, парусных кораблей и пароходов. Там были грузовые суда, направлявшиеся к каналу, соединяющему Гудзон с озером Эри. Шлепая колесами, плыли пакетботы, держа путь в Нью-Йорк. Рядом сновали ялики и каноэ. И сама река, и все, что плыло по ней, было щедро залито красно-оранжевыми лучами вечернего солнца. С полигона донесся пушечный выстрел, и окрестные холмы отозвались щедрым эхом. Река окружала меня с трех сторон: с запада, востока и юга. Я стоял на каменном выступе. При должном воображении я бы увидел рядом с собой индейцев или Бенедикта Арнольда[23 - Бенедикт Арнольд (1740-1801) – американский революционный генерал, впоследствии предавший интересы Америки и переметнувшийся к англичанам. В 1780 г. он командовал системой укреплений Вест-Пойнта, которые намеревался сдать англичанам.], некогда стоявшего на этом самом месте. Или, скажем, солдат, перегораживающих Гудзон громадной цепью, чтобы не пропустить британский флот на север…

Будь я более религиозно настроенным человеком, я бы задумался о Провидении или Боге, ибо Сильвейнус Тайер просил меня ни много ни мало спасти честь Военной академии. Не хочу говорить о божественном вмешательстве, но кто-то определенно вмешался в судьбу несчастного кадета Фрая.

Но увы, мой разум в тот момент был занят более прозаическими мыслями. Я думал о своей корове Агари. Меня занимало, куда она могла уйти – к реке или в сторону нагорий? Может, где-нибудь возле водопада Агарь нашла себе укромное местечко, о котором знала только она? Да, читатель, я думал о своей корове. О том, вернется ли она назад.

Без десяти шесть я отвел взор от реки. Лейтенант Мидоуз стоял на своем прежнем месте, заложив руки за спину и прикрыв глаза. Наверное, если бы понадобилось, он мог бы стоять так всю ночь.

– Идемте, лейтенант, – сказал я.

Через пять минут я уже находился в палате Б-cl. Тело Лероя Фрая вновь прикрыли простыней. Тайер и Хичкок стояли, словно в почетном карауле. Мне казалось, что, открыв дверь и войдя, я скажу им:

– Джентльмены, я – ваш человек.

Но я сказал нечто иное. Вначале произнес слова и лишь потом понял, что говорю.

– Что вы хотите, джентльмены? – спросил я их. – Чтобы я вначале нашел того, кто похитил сердце Лероя Фрая? Или вам желательно, чтобы прежде всего я занялся поисками его убийц?

Рассказ Гэса Лэндора

4

27 октября

У этого дерева есть несколько названий. Кто называет его робинией[24 - Робиния – дальняя родственница хорошо известной нам белой акации. Распространена в Северной и Центральной Америке.], кто – ложной акацией. Оно росло в сотне футов от Южного спуска. Обыкновенная черная робиния с тонкими изогнутыми ветвями и длинными красноватыми стручками. Таких деревьев полно на Нагорьях. Пожалуй, я не обратил бы на него внимания, если бы не плющ, свисавший с ветвей.

Этот якобы плющ как раз меня и подвел. Могу сказать в свое оправдание: с момента гибели Фрая прошло более тридцати двух часов. За это время веревка стала не такой уж заметной. Я рассуждал следующим образом: те, кто вынимал кадета из петли, наверняка отвязали и забрали веревку. Но я ошибся. Эти люди, не задумываясь о важности каждой улики, избрали линию наименьшего сопротивления. Они просто перерезали веревку над головой Фрая, оставив ее конец болтаться между ветвей и листьев… Сейчас веревка была намотана на ладони капитана Хичкока. Он осторожно дернул за нее, потом потянул с большей силой, словно другим концом она была привязана к языку церковного колокола. Хичкок повис на веревке всей своей массой. Колени капитана чуть дрогнули, и я только сейчас заметил, насколько он утомлен.

Ничего удивительного. Хичкок провел на ногах всю прошлую ночь и весь день, а в половине седьмого уже сидел за завтраком в жилище полковника Тайера. Я и сам не мог похвастаться, что хорошо отдохнул, проведя ночь в гостинице Козенса.

Гостиница, как и многое другое в Вест-Пойнте, своим появлением была обязана Тайеру. Если визитеры, прибывающие с дневным пароходом, желали увидеть академию во всем ее величии, им обязательно требовалось место для отдыха и ночлега. Правительство Соединенных Штатов, проявив государственную мудрость, построило в пределах академии прекрасную гостиницу. В разгар сезона сюда ехали визитеры со всех концов света, находя приют в ее номерах, где их ждали заново набитые пуховые матрасы и тишина «горного королевства» полковника Тайера.

Я не был визитером, однако мой дом находился достаточно далеко, чтобы постоянно ездить туда и обратно. Поэтому мне на неопределенное время отвели номер с видом на остров Конституции[25 - Остров на реке Гудзон, расположенный напротив Вест-Пойнта и вплотную примыкающий к левому берегу. На острове сохранились развалины форта Конституции, построенного здесь в 1775 г. Во времена американской революции между правым берегом и о. Конституции была протянута цепь, преграждавшая путь английским кораблям. Ныне о. Конституции является частью Военной академии.]. Ставни на окнах были достаточно плотные и не пропускали в комнату свет луны и мерцание звезд. Укладываясь спать, я как будто нырял в черную яму. Сигнал побудки казался пришедшим из необъятной дали – почти с другой планеты. Единственными местами, все же пропускавшими утренний свет в мою келью, были нижние кромки ставен. Я лежал, наслаждаясь сумраком, и спрашивал себя: может, мне стоило пойти в армию, а не в полицию?

Впрочем, какой из меня солдат? Я безбожно нарушал дисциплину, продолжая валяться в кровати. Минут через десять я неторопливо встал и так же неторопливо оделся. Представляя себе кадетов, стремглав несущихся на утреннюю поверку, я накинул на плечи одеяло и вышел из гостиницы. Когда я добрался до жилища Тайера, полковник успел вымыться, одеться и просмотреть четыре утренние газеты. Сейчас он сидел перед тарелкой с бифштексом, ожидая меня и Хичкока.

Завтракали мы молча, запивая бифштекс великолепным кофе, который сварила Молли. Насытившись, мы отставили тарелки и чашки и откинулись на спинки виндзоровских стульев. Тогда-то я и объявил о своих условиях.

– Прежде всего, джентльмены, мне понадобится моя лошадь. Похоже, я буду вынужден некоторое время провести под крышей вашей гостиницы.

– Мы надеемся, что не слишком продолжительное, – сказал Хичкок.

– Я тоже на это надеюсь, но мне предпочтительнее, чтобы мой Конь находился в пределах досягаемости.

– Мои хозяева пообещали, что жеребца приведут и определят ему место в конюшне. Когда же я сказал Тайеру и Хичкоку о своем намерении проводить воскресные дни у себя дома, они ответили, что, будучи лицом штатским, я имею право покидать расположение академии в любое время. Нужно лишь ставить их в известность, куда я отправляюсь. И последнее, – сказал я. – Отпустите вожжи.

– Как понимать ваши слова, мистер Лэндор? – спросил Хичкок.

Очень просто, капитан: избавьте меня от вооруженных сопровождающих. Для лейтенанта Мидоуза наверняка найдутся другие занятия, чем таскаться за мной по пятам. Иными словами, я обойдусь без того, чтобы меня каждые три часа провожали в сортир и желали спокойной ночи. Это лишь помешает успеху дела, джентльмены. Я привык действовать в одиночку и не хочу повсюду натыкаться на чьи-то локти.

Это требование, по словам полковника и капитана, было невыполнимым. Вест-Пойнт, сказали они, как любое военное устроение, должен тщательно охраняться. Конгресс возложил на них обязанность обеспечивать безопасность всякого, кто ступил в расположение академии, а потому… Не стану утомлять тебя, читатель, повторением суконных фраз из циркуляров и распоряжений, от которых у меня самого началась изжога.

И все же нам удалось найти золотую середину. Я получил право свободно разгуливать по внешнему периметру, включая берег Гудзона. Мне пообещали дать все необходимые пароли и отзывы, чтобы часовые нигде меня не останавливали, однако внутри академии я должен буду ходить с сопровождающим. И еще: беседовать с кадетами мне позволялось только в присутствии представителя академии.

Я считал, что мы неплохо поговорили… пока Тайер и Хичкок не начали выдвигать свои условия. Что ж, этого следовало ожидать, и все-таки, должен признаться, я был несколько ошеломлен.

«Мистер Лэндор, ваше расследование должно совершаться в обстановке максимальной секретности. Ни слова о нем кому-либо, будь то в расположении академии или за ее пределами».

Ладно, согласен.

«Мистер Лэндор, вы должны ежедневно докладывать капитану Хичкоку о результатах».

Хорошо, могу и это.

«Мистер Лэндор, вы еженедельно должны составлять подробный отчет о проделанной работе с добавлением своих выводов. В случае если наше вышестоящее начальство командирует сюда своего человека, вы должны будете детально ознакомить его с ходом расследования».

Я согласился и с этим.

Затем Этан Ал лен Хичкок состроил свирепое лицо, откашлялся и взглянул на меня.

– И еще одно, последнее условие, мистер Лэндор.

Чувствовалось, капитану не по себе. Мне даже стало его жалко, пока я не услышал, какое это условие. От жалости моей тут же не осталось и следа.

– Мы просили бы вас воздержаться от возлияний…

– В неподобающих местах, – сказал Тайер, стараясь несколько подсластить пилюлю.

– На все время вашего расследования, – докончил Хичкок.

Вот оно что, джентльмены! А вы, оказывается, времени даром не теряли. Если они пронюхали об этой моей особенности, значит, они наводили справки обо мне! Теребили моих соседей, возможно – даже кое-кого из бывших сослуживцев и уж наверняка ребят, собирающихся в заведении Бенни Хейвенса. Таких сведений за одно утро не соберешь, на это нужны дни. Выходит, Сильвейнус Тайер уже давно положил на меня глаз. Не зная, понадоблюсь ли я ему или нет, он направил своих ищеек, приказав им разузнать обо мне и моем образе жизни. Что ж, полковнику в предусмотрительности не откажешь. Как бы там ни было, но сейчас я сидел за его столом, ел его пищу и переваривал его условия. Иными словами, находился в его власти (в какой мере – это уже другой вопрос).

Будь я в бойцовском настроении, я бы стал все отрицать. Я бы сказал им, что вот уже три дня подряд у меня во рту не было ни капли спиртного (не погрешив против истины). Но потом я вспомнил, как эти же слова часто слышал от ирландских забулдыг, валявшихся возле Гарнет-салуна.

– Вот уже три дня, – едва ворочая языком, клялся мне какой-нибудь выпивоха, – три дня подряд у меня в горле – ни капли виски.

И при этом от него за милю разило перегаром. Я не стал повторять затертых слов.

– Джентльмены, пока длится расследование, я буду трезв, как методистский проповедник.

Вот что я сказал Тайеру и Хичкоку. Они тут же оставили эту тему. Думаю, их волновала не столько моя трезвость, сколько возможный дурной пример, который я мог подать кадетам. Ох, если бы кадетам запрещалась только выпивка! В списке запретных удовольствий числились карты, табак и даже шахматы. Ни музыки, ни книг (за исключением учебников и уставов). Более того, у кадетов не было даже плохоньких кроватей, но об этом позже. Грустная картина, читатель. Честно говоря, я сомневаюсь, что все эти строгости способствовали превращению кадетов в солдат и джентльменов.

– Мы еще не затрагивали вопроса о вашем вознаграждении, – сказал капитан Хичкок.

– Это излишне, – возразил я.

– В качестве… некоторой компенсации…

– Мы же не можем нанять вас на службу и платить вам жалованье, – добавил Тайер.