Кошачий бог. Антиутопия. Книга вторая

– Няня! Ну как в город в таком виде?! Ни костюма, ни документов, ни учебников не взял! Ничего! Как так можно жить? Уля из тайги звонила! Нашли обвинение! И тайгу в папином кабинете! Бред какой-то, бред сивой кобылы.

А Мотя словно не слышала.

– Вот и поживем на Сивцевом вражке, не у кобылы, у нашей родни, город большой, затеряемся. А что весь народ без белой рубашки, без костюма живет, это ничего, это нормально. Загорелый, нечесаный, как раз сойдешь за деревенского. Ой, только не умничай, с завода тоже учиться посылают, слыхивала. Сейчас, главное, шкуру сберечь… А я-то обомлела, как услышала, что Улька жива!

– А папа, что с папой?

– Папа-то? Папа профессор, помурыжат, конечно, потом отпустят. Барыня уж всех на ноги поднимут. Ты, главное, сам не попадайся под горячую руку. А там и Улька прибьется, откуда ни возьмись.

– А я знаю, что не утонула она… Нет больше барынь, няня, не называй так больше маму мою.

– Знаешь… так забудь, чего знаешь, – отрезала няня, пропустив мимо ушей замечание.

И Санька по привычке подчинялся, шел за ней как теленок за коровой.

– Нет, нянь, я сердцем знаю, я во сне с ней говорю, вижу ее часто. Как глаза закрою – вижу!

– Об чем же говорить-то… – улыбнулась Мотя, – знамо дело, о любви. Тело-то молодое, любви просит, жизни… А вот ей-бо житья-то нетути. Перемаяться придется…

– Нянь, ну чего «нетути»? Никак говорить не научишься разумно.

– Глупая нянька, глупая… не будет Мотя профессором, мадамой тоже не будет, глупая совсем потому что. Так уж доля моя, сынок. Не обижай Мотю, я ведь люблю вас, родненькие, своих-то не привелось иметь…

Санька отвернулся, не любил он слезливых излияний Моти, хитро пользующейся своей мудрой «глупостью»…

Ни маман, ни папа больше не вернулись. После армии он успел поступить в институт и закончить перед войной. Его завод эвакуировался в Сибирь, снять бронь так и не удалось. Возвращаться было некуда, только к няне, работавшей дворником все на том же Сивцевом вражке, и она как-то исхитрилась прописать его в свою коммуналку. Ульяна так и не объявилась, если не считать, что Мотя передала ему тетрадку, исписанную ее почерком.

Некая фантазия о запрещенной генетике, говорящих кошках, таинственных вирусах. Складывалось впечатление, что писал специалист в области микробиологии. Он решил, что это намек на ее профессию, намек, в каких научных кругах искать ее. Няня никак не могла объяснить появление этого странного пакета под половиком, куда она прятала ключ.

Улька была здесь, но не нашла его, что немудрено по тем временам. Он увлекся формулами из тетрадки, пришлось еще поучиться химии, биологии, окончил аспирантуру, но уже не по стопам отца.

В день блуждающей звезды он приезжал на место их тайных встреч, но после бомбежек уже не нашел его, бродил рядом, лежал на траве до самых звезд и холодной росы…

13. Виктория

Ульяна задумчиво сидела на пороге дома, держа на коленях доску и раскрытую тетрадку. Она ничего не писала, а смотрела на звезды. Здесь они падали редко, и она могла подолгу смотреть в темноту, не обращая внимания на призывы мальчиков все-таки поужинать. Четырнадцатилетний сын присел рядом, чмокнув ее в макушку, уроки для него на сегодня закончились, даже чистописание в тетрадке он исполнил беспрекословно.

Ей удалось убедить чудиков, что рано или поздно, они должны выйти в люди, чтобы сын получил образование, стал полноправным жителем страны, поэтому она учила его сама помимо компьютерного обучения. Она улыбнулась, вспомнив его рождение и спор об имени.

– Вот, Уля, держи сына, – сказал разведлет, бескровно перерезав пуповину волшебной палочкой – лазерным ножом, – как ты его назовешь?

– Виктором…

– Почему? Мы думали – Санькой.

– Виктория – победа, победа над системой. Виктор Александрович. Теперь я точно знаю день блуждающей звезды, это будет мой второй праздник. Я веду свой календарь чудес.

– Дуля, – вмешалась кошка Удача, махнув хвостом, – Дуля, теперь вылизывай котенка.

– Надо же, кошка, а ревнует как свекровь.

– Ну, не наговаривай, Удача очень умная кошка, а все животные вылизывают своих котят, да и чужих тоже, не гони ее.

– Нет, Ульяна, если победа – Виктория, то почему тогда Виктор, и что значит – Александрович?

– Но он же сын, мужской род – Виктор, женский – Виктория. Санька – это только для меня Санька, а полное имя Александр, значит отчество Александрович.

– А это обязательно иметь полное имя, да еще указывать, чей он сын?

Уля рассмеялась до слез. Просто чудики!

– Обязательно и еще фамилия дается человеку «в миру», как вы говорите. И еще документы нужны. Ну-у… бумажки такие с печатями, что вот такой-то такойтович родился там-то там-то, тогда-то когда-то, за сим удостоверяю: начальник, подпись, печать органа, выдавшего документ.

– Органа? – подивились чудики, – орган какой части тела?

– Ай, как сложно с вами в простых вещах… – отмахнулась Уля, – поищите в компе образцы документов, нам отдыхать пора. Меня кот посторожит, мявкнет, если что-то вдруг понадобится. Кот ученый, ус крученый, – напевала она младенцу, побуждая к сосанию.

Кот отвернулся обиженно, малыш кривил рожицы, но никак не захватывал сосок, чтобы попробовать грудь. Уля капнула молочком на язык, сынуля рот закрыл, она уловила момент позевывания и наконец-то приложила его к груди, новорожденный начал сосать, щекотливо и больно вытягивая молоко из нерасцеженной груди. А чудики никуда не ушли, зачарованно смотрели на сияющее лицо новоявленной мамочки, ничего вокруг не замечающей.

Уля вздохнула, трепетные, незабываемые чувства… Виктор удался в Саньку, с каждым годом все ярче проявлялись черты лица, даже жесты. Такая же феноменальная память, улыбка… Она обняла сына.

– Папку ждешь? – спросил он.

– Да, малыш, я чувствую его. Ему грустно, как и нам, но немножечко, ибо много дел.

– Ты мне сказала, что можно сразу быть в двух местах одномоментно.

– Можно, ну и что? Даже в трех, пожалуй, можно…

– Почему ты об этом чудикам не расскажешь? Они живые люди, тяжело разлуку с домом переживают. Ты не замечала? Видеосвязь, это конечно, неплохо. Уже неплохо… Но каждый стремится понять сущность явлений, а ты молчишь, не замечаешь.

– Разве, Виктор? Не замечала…

– Да, мамчик, да! Об этом надо рассказать, если ты узнала это.

– Ну-у, – потянула Ульяна, – ну это же так просто! Шкурка тела здесь, душа витает в облаках, а когда я пишу сказку, мысленно я здесь отсутствую. Чего уж проще?! При этом мир столь многогранный, что можно заблудиться. Я полагаю, они заблудились, а главный напрасно подозревает и злится на Ирку, она же его любит.