Истории, написанные при свече

– Дорогая, ты теперь королева Германии славной Ротенбургской династии, тебе нужно выглядеть подобающе, с королевской роскошью, а у тебя бедный выбор нарядов, и я подумал, где бы взять самого лучшего портного, чтобы сшил тебе действительно красивые достойные тебя одеяния. И, пообщавшись в свете, я остановил выбор на величайшем французском кутюрье, которого зовут Франсуа Жаккар. Все, кто общался с этим молодым человеком, приходили от его работ в полный восторг, по всей Европе о нём говорят не иначе, как о великом кутюрье. Все богатые знатные дамы, графини, герцогини, леди записываются к нему в очередь за несколько месяцев, и стремятся записать и своих дочерей, так восхищаются его работой, говорят, что он создаёт не просто платья, а целые произведения швейного искусства. Очень часто он обшивает разных королев, принцесс, так от его нарядов остались в восторге французская королева и любимая фаворитка короля Франции, испанская королева и её три дочери. И я решил пригласить его к нам, пусть сошьёт достойный королевы гардероб для тебя, и мой доченьке красивых платьев нашьёт. Правда, молодой кутюрье сразу предупреждает, что из-за болезни глаз, которая сделала его подслеповатым, он не может снять мерки, как обычно, измерительной лентой, а делает это очень пикантным способом, руками, прикасаясь к даме в нужных для снятия мерок местах, запоминает размеры. Если ты не против, завтра в одиннадцать утра он придёт сначала к тебе, а потом к моей милой доченьке Берте…

Ульрика от изумления расширила голубые глаза с декоративные блюдца, приоткрыла нежные уста, не заметив, что от наклона к столу мужа несколько крупных завитых локонов её длинных красивых пепельных блондинисто-жемчужных волос выпали из высокой причёски на бледноватое нежное личико. Она была в полном недоумении, очень заинтригована таким странным талантом, поэтому какое-то время молчала, а потом промолвила:

– Что ж, хорошо, пусть завтра Франсуа Жаккар приходит, только он говорил тебе и Фредерике-Берте, как даме нужно подготовиться к такой своеобразной примерке?

– Он сказал, что дама должна одеть такую скромную домашнюю одежду и панталоны без корсета, чтобы не стесняться на примерке, но чтобы он правильно снял мерки. Например, в ночную рубашку из плотной ткани, не просвечивающийся, и такие же плотные панталоны… – прошамкал старчески седой король Хлодвик-Карл.

Заинтригованная Ульрика с осанкой истинной королевы поправила свою сложную причёску из пепельных блондинисто-жемчужных волос и, кокетливо опусти взгляд голубых глаз в пол, ответила:

– Что ж, я буду готова к снятию мерок, надеюсь, его слава великого кутюрье не напрасна и он создаст для меня шедевры…

… Тем временем в своей съёмной комнате обживался тот самый великий кутюрье Франсуа Жаккар, обаятельный доброжелательный молодой галантный француз двадцати лет, обладавший, помимо таланта кутюрье и вежливого воспитания ещё и приятной внешностью. Он мог бы очаровать кого угодно большими ясными табачного цвета глазами (правда, по всем неловким жестам и не очень выразительному взгляду было сразу заметно, что он немножко подслеповат) светлым лицом и пышными длинными, чуть ниже плечей, каштановыми кудрями.

А помогал ему в этой непростой для Франсуа задачи его подмастерье, весёлый шустрый бойкий не по годам шестнадцатилетний Кит. Когда-то Кит был маленьким бездомным сиротой, который попал в подмастерье к гончару, сильному и жестокому человеку, сбежал, чтобы не терпеть постоянные побои и чуть не погиб на улице от голода, но Франсуа, когда увидел случайно сиротку, уговорил своих родителей забрать Кита в их дом, там Кита и приютили, и накормили. Это случилось ровно восемь лет назад. И Франсуа позаботился о Ките, который в первое время был так запуган, что ночью просыпался в слезах, и так истощён, что забота о его питании и здоровье отнимала много сил, несмотря на то, что сам был тогда мальчишкой, со всей самоотверженностью старшего брата. Никогда Франсуа и его родители не жалел на Кита ни сил, ни времени, чтобы подарить сиротке ощущение семьи…

… Теперь родителей Франсуа давно не было в живых, зато у молодого кутюрье сейчас был в виде Кита настоящий брат, самый лучший преданный надёжный друг и очень ловкий умелый подмастерье, и забавный балагур.

– Кит, дружище, сегодня мы ложимся спать пораньше, потому что завтра нам нельзя опоздать во дворец, я буду брать первые мерки у её величества Ульрики Ротенбургской и её высочества Фредерики-Берты Ротенбургской. Ты, надеюсь, собрал в сундучок всё необходимое для первых эскизов платьев? – протянул привычным мягким голосом Франсуа, с грустью в светлых табачных глазах ощупывая свою деревянную кровать.

– Конечно, Франсуа, я мышей ловлю, свою работу знаю, можешь на меня рассчитывать, я ж тебе как бы за брата младшего…– закатив с озорством на светлом личике зелёные, как и его красивый берет с пером, глаза, а потом заметил неловкость и сказал – Эй, Франсуа, мне показалось, что у тебя небольшая проблемка. Тебе с твоим слабым зрением тяжело ориентироваться в незнакомом месте. Может, я помогу тебе лечь, чтобы ты не полетел с грохотом с этой кровати?

Франсуа забавно смутился и ответил:

– Кит, братик, спасибо, у меня действительно есть такая проблема. Мне бы помочь рукой зацепиться за тот край кровати, чтобы я понял, какой она ширины и не упал…

Кит по-доброму озорно похихикал и поставил руку Франсуа на тот край кровати со словами:

– Спокойной ночи, Франсуа, можешь не благодарить, я ж не чужой…

… На следующее утро к одиннадцати часам Ульрика у себя в будуаре за изысканной вышитой золотой ниткой перегородкой переоделась в скромную с длинным рукавом и кружевами у шейки атласную ночную рубашку длинною в пол и атласные панталончики под ней, распустила свои длинные красивые вьющиеся пепельные жемчужные волосы и стала ждать…

Ждала девушка недолго, через десять минут слуга почтительно спросил:

– Ваше величество, прибыл французский известный кутюрье Франсуа Жаккар, которого вы ждали. Проводить его к вам?

Ульрика от растерянности только кивнула головой и промямлила:

– Эм,…да…, проводите…

По приказу слуги в будуар вошли сам Франсуа Жаккар и Кит. Оба, раз шли к королевской особе были нарядными, Франсуа нарядился в красивый нежно-сиреневый наряд с большим белоснежным кружевным воротником, синим бантом, пышными рукавами с белыми вставками и кружевами, а Кит был в опрятном наряде с белым большим воротником и в любимом зелёном, под цвет глаз, берете. Но, когда Ульрика посмотрела на гостей, то застыла, как замороженная, от восхищения, и не замечала ничего, кроме лица Франсуа.

… Её очень расположило к общению красота молодого человека, изысканность каштановых по плечи кудрей, обаяние светлого приветливого с тонкими чертами лица, очаровательная вежливая улыбка и большие красивые светло табачные изучающие доброжелательность глаза. Хотя она, конечно, сразу заметила, что он подслеповат на самом деле, не лжёт. Он ей казался образцом галантности и красоты…

А Франсуа галантно поклонился и изрёк:

– Моё почтение, ваше величество, позвольте представиться, кутюрье Франсуа Жаккар к вашим услугам, готов создать для ваш шедевры. Если ваше величество не против, можем приступить к снятию мерок…

Ульрика смотрела на него во все глаза и тихо ответила:

– Да, Франсуа Жаккар, начинайте, я готова…

… И тут Ульрика закрыла свои голубые глаза от странного ощущения прикосновений как будто бы давно знакомого ей человека, и откинула за спину свои длинные красивые пепельные жемчужные воздушные кудри. А руки Франсуа с ловкостью истинного мастера своего дела скользили лёгкими прикосновениями по ночной атласной рубашке то вдоль ножки и бёдер, то вокруг талии, потом вокруг груди, покатых нежных плеч, тонкой шеи, рук и запястья…

… Оцепенение Ульрики сменилось ещё большим удивлением, когда Франсуа так быстро кончил это дело и мягким спокойным голосом сказал своему подмастерье:

– Так, Кит, дружище, не считай ворон, раз работаешь подмастерьем, подай мне сначала лист бумаги карандаш для эскиза…

Кит, еле сдерживая бурный смех, с озорством в зелёных глазах поправил берет и быстро подал Франсуа лист бумаги и карандаш, а молодой кутюрье стал что-то чертить и быстро говорить:

– Так, у нас для шедевра несколько препятствий. Во-первых, у вас маленькая грудь, не женственная, ну это дело исправит качественный французский корсет и обилие кружев на лифе. Зато у вас очень красивые плечи, обязательно сделаем на платье вырез лодочкой, чтобы показать их красоту, и украсим кружевами. Так же для более величественного вида к пышной юбке сделаем длинный шлейф, а у шеи стоячий воротник с сапфирами, под цвет ваших голубых глаз. Ну, а последняя проблема состоит в том, что у вашей природной внешности летний тип, вы бледная, и вам нужно шить платье из дорогой однотонной ткани яркого цвета, я предлагаю атлас насыщенного аквамаринового цвета, я постараюсь управиться с этим платьем за неделю, если вам понравиться, буду думать о следующих работах…

Ульрика стояла с распахнутыми от удивления голубыми глазками с озадаченностью и ошеломленностью на нежном личике, а в голове у девушки крутилась одна мысль: «Как?! Как он по нескольким прикосновениям, по одному взгляду не только снял мерки, но и понял все достоинства и недостатки моей внешности?!».

Наконец, Ульрика набралась смелости, прокашлялась и спросила:

– Скажите, Франсуа, а как у вас это получилось?!!

Франсуа с милым обаятельным недоумением на ясном лице и в больших светло-табачных глазах улыбнулся и спросил в ответ:

– Что именно вас удивило, ваше величество?

Ульрика не выдержала и от восторга чуть вскрикнула:

– Но как что?! Вы сейчас сделали всего несколько прикосновений ко мне, и не просто сняли мерки, а всё поняли о моей внешности, все изъяны и достоинства! И при этом вы не записали снятых мерок, ни объёма талии, груди, ни рост, но сразу поняли, какое платье для меня будет идеальным, и сказали, что сошьёте столь сложную работу всего за неделю! Это что, такая безупречная тактильная память или какой-то другой секрет? И как вы, человек со слабым зрением создаёте эти шедевры и увидели, что, да, у меня действительно блёклые краски: бледное лицо, очень светлые пепельные блондинистые волосы, и так удачно подобрали ткань и цвет для платья?

– Ну, – обаятельно и галантно произнёс Франсуа, поправив свой большой белоснежный кружевной воротник – ваше величество, дело в том, что у меня есть проблемы со зрением с детства, это в меня врождённая особенность, и из-за этой подслеповатости я много в мире познавал тактильно, прикасаясь. И потом у меня действительно развилась такая сильная тактильная память, что мне даже не нужно записывать снятые мерки, я и так их прекрасно помню . Это и помогло мне стать великим кутюрье, ведь мне достаточно сделать при снятии мерок несколько прикосновений, чтобы понять о внешности дамы, для корой я буду шить платье, всё. Я не просто шью модное платье, я создаю наряд, который будет украшать именно эту мою заказчицу, будет идеальным для неё. И самое интересное, я подслеповат, но не слеп совсем, я вижу, но только очень нечётко, я вижу все цвета особенно ярко, а вот контуры, мелкие предметы, например цифры на измерительной ленте, у меня очень расплывчаты. Будто бы мой мир художник специально рисовал не чёткими графическими линиями, а взял акварель, широкую кисть и нарисовал всё, что я вижу быстрыми большими мазками, похожими на яркие нечёткие пятна. Поэтому я очень люблю утро и терпеть не могу вечер. Посудите сами, если днём я со всем справляюсь спокойно, как здоровый человек, то вечером в темноте в комнате я ничего не вижу и постоянно спотыкаюсь о все предметы мебели, набил уже хорошее количество шишек, и пару раз за жизнь расквашивал нос…

Ульрика не выдержала и засмеялась звонко-звонко, как колокольчик, она и не помнила, чтобы ей когда-то было так весело и смешно, и с милым смехом спросила:

– Ой, как это всё интересно! Какой у вас необычный дар настоящего кутюрье! А ещё я никогда и не думала, что можно любить и ценить утро! Интересно, а ваша супруга не ревнует вас к дамам, которых вы обшиваете?

Франсуа мило разрумянился, обаятельно улыбнулся, светло-табачные большие глаза молодого человека очаровательно заблестели, и он вежливым приятным голосом ответил:

– А я, ваше величество, ещё пока холостой, мне всего двадцать лет, что за возраст? Так, юность беззаботная ещё. Да и какая причина у моей жены была бы ревновать, если я просто выполняю свою работу кутюрье, мне за мои произведения деньги платят, и большие, у меня ни к одной заказчице не возникло никаких амурных неприличных помыслов. Да, и признаться вам честно, ваше величество, некоторые из них такие капризные требовательные и при этом пожилые некрасивые дамы, как например, я обшивал фаворитку французского короля, пока я ей угодил со всеми её требованиями, с меня семь потов сошло. Вот, пожалуй, если бы у меня была жена, она приревновала меня, наверное, только к вам, потому что столь красивой и величественной королевы я ещё не видел…

Ульрика трогательно смутилась, в голубых глазах застыли слёзы, девушка постаралась их сдержать, но у неё не получилось, настолько комплимент Франсуа затронул струны её души, и наболевшие слезинки потекли по бледному личику юной королевы.

Франсуа тут же галантно пошёл к Ульрике, подал батистовый платочек, поставил ей резной бархатный стул и заботливо, нежно спросил:

– Прошу простить меня ваше величество, если чем-то обидел, я ни в коем случае не хотел этого…

Ульрика сейчас сама не поняла почему, но доверчиво, будто бы доброму хорошему другу рассказала свои сокровенные тайны:

– Франсуа, не извиняйтесь, вы меня ничем не обидели, вы – обходительный вежливый человек, но у меня просо своя очень тяжёлая история. Я родилась не в королевской и не в дворянской знатной семье, мой отец был обыкновенный разбогатевший торговлей мещанин, очень грубый жестокий человек, от которого я за жизнь доброго слова не услышала. Он не умел говорить спокойно, он только приказывал, требовал отчёта, сделал из меня и моей младшей сестры настоящих чернавок и служанок. За любую оплошность он наказывал розгами, а помимо выполнения чёрной работы, требовал, чтобы мы изучали танцы, манеры, этикет, грамоту, чтобы выдать выгодно замуж, получить за таких невест деньги, просто продать. Он был очень жадный до денег человек. Так и получилось, стоило моему мужу, королю Хлодвику-Карлу, подарить ему несколько сундуков с золотом, он тут же отдал меня замуж за его величество. А между прочим, Хлодвику-Карлу уже шестьдесят пять лет, он совершенно равнодушный неласковый муж, который ни разу не сделал мне комплимента, для него я просто хорошенькая кукла, а он всё страдает по своей первой жене, старый сморчок. И мне горько представить, что я совсем одинока сейчас в этой дворцовой золотой клетке, и никогда не могу родить ребёнка, ведь сами подумайте, на что способен в любовном смысле столь пожилой муж? А я мечтала о совсем другой жизни, и мечты никогда не сбудутся, да ещё и его дочь, её высочество Фредерика-Берта Ротенбургская, своими высокомерными подколками добавляет боли. Вы – первый человек, с которым я приятно общалась, как с другом, поэтому я вам и рассказала свои беды…

Франсуа заботливо вытер слёзы Ульрики батистовым платочком с искренним сочувствием на красивом тонкими чертами светлом лице и в больших бездонных глазах бледно-табачного цвета изрёк:

– Что я могу сказать на это, ваше величество? Мне, правда, искренне по-человечески жалко вас, разрешите выразить вам сочувствие. Я не представляю, как, наверное, невероятно больно и обидно терпеть постоянные розги и грубость родителей, чувствовать себя чужим человеком в родной семье, а потом, будучи столь прекрасной дамой, терпеть унижения от мужа-старца и его взрослой дочери от первого брака. Просто я и предположить не мог, что такие семьи и судьбы бывают, я всю свою жизни видел дома противоположную ситуацию. Мои родители нежно любили друг друга до самой старости, и я был любимым окутанным заботой и лаской ребёнком, я с большой радостью наблюдал за нежностью родителей к друг другу и ко мне, и твёрдо знал, что в моей семье всё благополучно. Да, мы не роскошествовали, как знать, но были вполне обеспечены, и отец всегда учил меня, что деньги в жизни не самое главное, очень важно замечать простые радости и прелести жизни в каждом дне. Если мои рассказы вам нравятся, я продолжу, а если раздражают, то, наверное, лучше мне удалиться?