– Однако мы уже говорим, – негромко рассмеялся мужчина. – И я хочу представиться, чтобы тебе не было так страшно беседовать со мной… Меня зовут Игнат Иванович, а тебя?
Ванюшке протянули руку, и он с радостью ухватился за широкую немного шероховатую ладонь Игната Ивановича. Так здороваются взрослые, значит, Ванюшка тоже взрослый! Это так приятно оказаться взрослым не по погодам, а по уважению собеседника.
– Ванюшка, – едва слышно вымолвил мальчонка, от волнения позабыв, что взрослые никогда не представляются короткими и ласковыми именами. Все взрослые имена заканчиваются на «ыч», что придает им солидности, важности.
– Ванюшка, ты раньше когда-нибудь ездил на поездах?
– Нет, – мотнул головой мальчишка. – А вы?
– Я живу в поезде.
– Вам машинист поезда разрешил тут жить?
– Машинист мне не разрешал. Я сам себе это позволил. Вот ты сойдешь в конце пути, а я пересяду на другой поезд, потому что… по-другому мне скучно жить… Скажи, тебе дома когда-нибудь бывает скучно?
Ванюшка честно призадумался:
– Ну-у… было пару раз… Мне почему-то становилось скучно, хотя у меня есть футбольный мяч и команда во дворе. Весной и летом мы каждый вечер в футбол играем, а потом дома мама ругает меня – я прихожу или промокшим, или грязным. Мама говорит, что в такие дни меня очень-очень сложно отличить от поросенка. Я не совсем понимаю, почему я похож на ребенка свиньи, если мои родители – люди…
Игнат Иванович прикрыл лицо ладонью, чтобы мальчишка не видел его широкой безудержной улыбки. Мужчине нравился собеседник той открытостью и теми переживаниями, на которые способен только ребенок.
– Выходит, тебе дома совсем некогда скучать, хоть ты и умудряешься порой это делать. Куча друзей и дворовый футбол – твоя маленькая прекрасная жизнь.
Ванюшка заметил в глазах Игната Ивановича большую грусть-тоску. Такие взгляды для взрослых не редкость. Они вечно чем-то озадачены или опечалены, словно день за днем кто-то по капле выпивает из них жизнь. Ванюшка так еще никогда не грустил. Конечно, его озадачивали многие вещи, например, мысль о поросенке, что родился в человеческой семье, вообще не давала ему покоя, но не настолько, чтоб об этом стоило печалиться.
– Мне скучно, когда я остаюсь дома один. В такие дни я развлекаю себя так: расстраиваю старую соседку, которую мама просит присмотреть за мной. Старуха вечно злится и жалуется маме, называет меня проказником.
– Мне жаль твою соседку – бабка не заслужила такое наказание.
– Может, для соседки я и наказание, а для мамы я подарок – однажды она так сказала.
– Любая мама сказала бы так.
– Да, любая… Мама у меня добрая… и строгая… Я спрашивал у ребят. Оказывается, что все мамы такие. У них тяжелая работа, потому они ведут себя так. И ваша мама такая же?
Игнат Иванович окинул мальчика пристальным взглядом.
– В моей маме сочетается все. Мне сложно описать, что вмещается во все, но она именно такая. Из ее рук можно получить и душевное утешение, и горькое наказание. Мама всегда скажет мне правду в глаза. Она – единственный на свете человек, который не льстит мне, а говорит все как есть. Конечно, при посторонних я для нее – как ты сказал – подарок. Другого она и не скажет, я уверен.
Игнат Иванович попытался объяснить мальчишке сложными взрослыми словами, что быть мамой – это действительно тяжелая работа. Он с годами понимает и уважает весь труд своей матери.
Мальчик подсел ближе к новому знакомому и заглянул в его блокнот, исписанный, исчерканный чернильными зигзагами.
– Почему все зачеркнуто? Вы написали что-то плохое?
– Нет-нет, в блокнот я записываю только все хорошее, сочиняю письма, которые потом отправляю.
– Маме?
– И папе.
– Вы только так с ними говорите?
– Пока я был таким же мальчишкой, как ты, я общался с ними словами, я жил под их крылом. Теперь я вырос и живу своей жизнью, о которой рассказываю им в письмах. Да только… чернильные буквы не заменят живой разговор.
Любопытство вспыхнуло в глазах мальчонки. В нем проснулся интерес к письмам и общению через них. Никогда в жизни он еще никому их не писал, а тут перед глазами человек, который изо дня в день занимается этим увлекательным делом.
– Вы меня научите писать?
– Вот вырастишь и тогда научишься.
– А сейчас можно?
– Хм, сейчас ты живешь с мамой и папой, и в письмах нет необходимости… Но на будущее, я могу тебе отдать одно свое неотправленное письмо. Обычно письма учит писать жизнь, но тебя, так уж и быть, научу я. – Покопавшись в вещах, Игнат Иванович вынул из рюкзака заклеенный конверт с марками и адресом получателя. – Отдаю тебе на сохранение, Ванюшка, частицу своей души… Только не вскрывай сейчас.
– Почему? – нахмурился мальчишка. – Мне еще рано такое читать?
– Ну-у-у… большую половину слов ты, наверное, не поймешь… Спрячь его куда-нибудь в укромное место, а когда подрастешь – вскроешь.
Мальчишка смотрел на письмо как на сокровище. Марки на нем были цветные и яркие, а Ванюшка был неравнодушен к красивым вещам. Пожалуй, их мальчонка будет рассматривать всю оставшуюся дорогу, пока не сойдет с поезда.
– И вы ни капельки не рассердитесь, если я его открою?
– Нет, – улыбнулся Игнат Иванович грустной улыбкой, – не рассержусь. Я сам отдал его тебе – на что тут сердиться?
– А ваша мама?
– Она не знает об этом письме… У нее есть куча других.
Игнат Иванович подпер руками голову, облокотившись на столик, и провалился в размышления, пока Ванюшка с нескрываемым восхищением и любопытством рассматривал белоснежный конверт, синие чернильные линии, складывающиеся в слова.
– Ва-а-аню-у-ушка! – закричали где-то вдали. Крик был едва различим сквозь грохот колес. – Ва-а-аню-у-ушка! Ванюшка! Ва-а-аню-у-ушка!
– Это, кажется, моя мама, – прислушиваясь, пробормотал он. – Я пойду, скажу, что я тут. Она думает, что я потерялся.
– Конечно. Беги к маме… И помни о письме – ты дал мне обещание не открывать его раньше времени.
– Ага, – поспешно согласился мальчонка и убежал на зов матери, забыв попрощаться с новым знакомым. Они были хорошими собеседниками, и Ванюшка надеялся, что Игнат Иванович поймет его и простит за единственное не сказанное слово вежливости.
Они расстались навсегда – разве это не прощание?
– Мама! Мама! Я здесь! – закричал малец, пробегая мимо храпящих одеял и читающей жадины. – Мама, смотри! Мне это подарили!
Мама заключила Ванюшку в теплые объятья. Ее драгоценная пропажа нашлась и отчаяние, закравшееся в материнское сердце, растаяло как снежный ком в жаркую погоду.
– Мне подарили письмо! – радостно воскликнул Ванюшка.
– Подарили? – удивилась мама. – Милый, письма не дарят. Ими обмениваются, их получают или отправляют, но не дарят.