Александр Кучин. Русский у Амундсена

5. Введение гимнастики.

6. Мы настаиваем на немедленном проведении в школьную жизнь тех пунктов петиции, которые может разрешить Педагогический комитет, и на немедленном же сношении с надлежащими инстанциями относительно удовлетворения остальных пунктов»[34 - ГААО Ф. 207. Оп. 1. Д. 211. Л. 89–90.].

Занятия по астрономии в Архангельском торгово-мореходном училище. Фото нач. XX в. (Из фондов МАМИ)

Кабинет физики в Архангельском торгово-мореходном училище. Фото нач. XX в. (Из фондов МАМИ)

Билет об увольнении А. Кучина из Архангельского торгово-мореходного училища. 1905 г. (Из фондов АКМ)

А. Кучин с сокурсниками. 1909 г. (Из фондов АОКМ)

Начальник училища петицию принял, тем более что накануне состоялось совещание руководителей учебных заведений, которое решило принимать петиции от учащихся и отменить занятия до 27 октября. Петиция рассматривалась на заседании Педагогического комитета 25 октября.

Перед педагогами встала трудная задача. С одной стороны, многие из них были настроены либерально и были «за свободы», но, с другой стороны, они понимали, что её одобрение может привести к развалу учебного процесса. Педагогический комитет принял компромиссное решение. Он согласился с пунктами 4, 5, 7, 10 общих пунктов и пунктами 3 и 5 частных пунктов. Пункты 3 и 8 общего, а также пункт 4 частного раздела решено обсудить вместе с родителями. По пункту 1 договорились сообщить просьбу в Правление духовной семинарии, по пункту 2 признано желательным присутствие родителей на заседаниях Педагогического комитета, по пункту 9 указано, что применяется единственное наказание – приглашение неуспевающих учеников в праздники для выполнения учебных заданий. Комитет признал себя некомпетентным принять решение по пункту 2 частного раздела и адресовал его Попечительскому совету.[35 - ГААО Ф. 207. Оп. 1. Д. 211. Л. 94.] Попечительский совет на своём заседании категорически отказал удовлетворить это требование.[36 - ГААО Ф. 207. Оп. 1. Д. 211-а. Л. 40.]

После этого В. В. Заборщиков, преподававший физическую географию и корабельную архитектуру в специальных мореходных классах, уволился. Е. И. Мюлленберга, преподавателя немецкого языка, просили работать до окончания учебного года.

27 октября начальник училища сообщил учащимся решение Педагогического комитета. На занятия пришли ученики общих классов. Старшие ребята отправились в мужскую гимназию, где сорвали занятия.

30 октября состоялось совместное заседание Педагогического комитета и родителей. Родителям предложили призвать своих детей к порядку и вернуть их к занятиям, либо, как было предложено Попечительским советом, с 26 октября училище будет закрыто на неопределенное время.

31-го занятия возобновились, но в конце ноября – новая волна недовольства и беспорядков. 22 ноября к начальнику училища пришли делегаты и потребовали разрешить сходку в общежитии училища. М. М. Беспятов сходку разрешил, но потребовал, чтобы она была после пятого урока и без посторонних лиц. Однако на сходку явились учащиеся технического училища, гимназии, семинарии, городского училища. Начальник направил инспектора, чтобы тот напомнил ученикам их обещание, тогда посторонние удалились. После сходки депутация вновь появилась в кабинете начальника и сообщила, что большинством голосов было принято решение бастовать с 23 ноября. «При этом делегаты заявили, что этой забастовкой они вовсе не выражают своего недовольства по отношению к своему училищу, но имеют в виду интересы учеников городского училища, петиция которых не была принята директором народных училищ»[37 - ГААО Ф. 207. Оп. 1. Д. 211. Л. 106.]. Предполагалась забастовка во всех учебных заведениях. Однако в мужской гимназии имени М. В. Ломоносова был храмовый праздник – Собор Михаила Архангела и в этот день в гимназии по традиции не было занятий. В техническом училище имени Петра I занятия шли обычным порядком, в городском училище бастовали лишь старшие классы. В торгово-мореходное училище на занятия явилось 30 учеников, оказалось, что некоторых силой заставили подписаться за проведение забастовки, а на следующий день активисты выставили пикеты на дорогах к училищу и не пускали учащихся, силой заставляя вернуться домой. Но не все учащиеся были единодушны. Из протокола Педагогического комитета от 23 ноября: «Далее было выяснено, что на основании беседы с учениками, что эта группа учеников (14 человек, признанных агитаторами – прим. авт.) действует на остальных силой и принуждением, ярким доказательством этого случая является полученное по время заседания и прилагаемое при этом письмо учеников Кучина, Волгина, Гусева»[38 - ГААО Ф. 207. Оп. 1. Д. 211. Л. 110 об.].

Это единственное упоминание фамилии Кучина в сохранившихся документах училища, связанных с этими событиями. Его имя не упоминается ни в архиве полицейского управления, ни в воспоминаниях участников революции 1905 года.[39 - Шпаро Д. И., Шумилов В. А. Указ. соч. С. 19.] Впрочем, сокурсник Александра, будущий известный гидрограф Павел Башмаков, говорит о нём как об одном из руководителей забастовщиков.[40 - Башмаков П. Капитан экспедиционного судна «Геркулес» А. С. Кучин // Советская Арктика. 1939. № 7. С. 89.] Не является ли привёденная цитата из протокола Педагогического комитета свидетельством того, что А. Кучин и его друзья выступили против методов, применяемых забастовщиками? Когда основные требования учащихся были удовлетворены, Александр уже не видел смысла поддерживать активистов, сеявших хаос. Выступить против большинства – не это ли проявление характера?

24 ноября забастовка продолжалась, и тогда Педагогический комитет решил:

«Закрыть училище на неопределённое время.

Считать всех учеников уволенными.

Возвратить документы учеников их родителям, причём последних известить об этом.

Прекратить выдачу стипендий с 1 января.

Настоящее постановление передать в Попеч. совет и Отд. торг. мореплавания».[41 - ГААО Ф. 207. Оп. 1. Д. 211. Л. 16.]

Был собран Педагогический комитет. Преподаватели, многие из которых были настроены либерально, признали ряд требований вполне обоснованными. Тем не менее, учащимся было объявлено, что училище будет закрыто, если беспорядки не прекратятся. 30 октября состоялось совместное совещание с родителями, которым было предложено воздействовать на своих детей для прекращения забастовок и возвращения к учебным занятиям. На следующий день занятия возобновились, но затишье длилось недолго. 23 ноября началась забастовка в поддержку учеников городского училища, петиция которых не была принята директором народных училищ. Решением Педагогического комитета училище было закрыто на неопределённое время. Родители послали жалобу на имя министра торговли и промышленности, в которой говорилось, что дети выступают под воздействием внешних агитаторов, а «петиции эти составлены в тех выражениях, которые мы не слышали от детей»[42 - ГААО Ф. 207. Оп. 1. Д. 225. Л. 15.].

В результате было принято компромиссное решение. Занятия возобновились лишь в феврале в общих классах и специальных классах торгового отделения. Специальные классы мореходного отделения были закрыты до начала следующего учебного года, а ученики официально уволены из училища, через полицейские управления родителям выслали все документы. Принимать их обратно в училище или нет, решал Педагогический комитет. Так как нормальных занятий из-за забастовок не было, то ученики должны были повторить тот курс, с которого были уволены.

Общежитие, которое стало местом собраний и куда приходили не только учащиеся, но и посторонние, было признано «рассадником заразы» и упразднено вовсе.

Какова же роль Александра Кучина, ученика 1-го специального класса мореходного отделения. Вот как эти события он описывает в письме своим друзьям 26 июня 1906 года:

«Дорогие Бартольд, Отто и Аксель!

Уф-ф-ф! Тяжело писать, когда человек осознаёт свою вину. Да, это я виноват, что не узнал о том, как вы живёте там, на горе, о том, как дела в школе, и о Тромсё, где я провёл счастливое время. Да, это были счастливые дни, я был всего лишь ребёнком и не знал, что жизнь так трудна. Сейчас, в этот год, я это понял. Слёзы стоят у меня в глазах, когда я вспоминаю зиму, проведённую на Родине. Кровь и пожарища повсюду. Пустые дома, полицейские и солдаты с оружием повсюду.

Мы не могли это терпеть. Мы просили учителей и директора освободить нас от уроков, чтобы быть вместе с политическими партиями и бороться за свободу народа. Я говорю «мы» – это были учащиеся средних школ, гимназий, технических училищ, учительской школы и навигационного училища.

Однажды мы шли со своим красным флагом и встретили толпу, в которой были полицейские и много пьяных, которые были наняты губернатором. Они начали бить младших ребят, которые были с нами. Началась драка. Меня ранили в ногу. В ноябре стало спокойнее, и мы пошли в училище. Но в декабре нам пришлось закончить с учёбой, потому что директор хотел выгнать ученика второго класса (вероятно, Соломона Туфиаса, ученика второго класса торгового отделения, который агитировал не только в училище, но и на лесозаводах в Маймаксе – прим. авт.). Я поехал домой в Онегу. У меня было много работы. В деревнях я говорил с народом о времени, в котором мы живём, о других странах и что мы должны сделать, чтобы возвысить нашу страну. Но пришла весна. Я не захотел плыть с моим отцом, потому что не хочу быть пассажиром на борту. Но я должен заработать деньги на учёбу. И поэтому я приехал сюда покупать рыбу. Приехал сюда перед Пасхой. Я много раз пытался писать вам, но не послал ни одного письма, я думал, что сам приеду в Тромсё. Мой отец был здесь несколько дней назад, он плывёт в Тромсё. Вы должны навестить его. Пишите поскорее. Мой адрес: Hr. A. Kutschin, Kristensens hotel Vard?.

Заканчиваю приветами всем вам, вашим маме и папе, Элизабет, Освальду»[43 - ОИММ № 1320/11.].

Под крыльцом дома Кучиных в Онеге было найдено красное знамя, на котором белой тесьмой вышито «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».[44 - АОКМ КП № 239.] По всей вероятности, это знамя – свидетель событий октябрьско-ноябрьских волнений, происходивших в училище в тот год. Агитация в онежских деревнях, письмо в Норвегию, последующие события, вероятно, могут быть доказательствами того, что Александр не был пассивным свидетелем событий, происходивших в стране.

Итак, весной он едет в Норвегию в Вардё, небольшой городок на севере Норвегии в провинции Финнмарк «покупать рыбу», а оказывается в большевистском издательстве «Помор», которое специализируется на выпуске революционной литературы, нелегально ввозимой в Россию.

Известно, какое внимание В. И. Ленин и Центральный комитет РСДРП(б) уделяли распространению своих взглядов через печатные издания: газеты, брошюры, листовки, прокламации. Издательства и пути перевозки были строго законспирированы. Вряд ли попасть на работу туда можно было «с улицы». Безусловно, получить рекомендацию, а может быть, «направление» или «партийное задание» можно было только в Архангельском комитете РСДРП(б) или от доверенных людей. Значит, в соответствующих кругах Александра знали и ему доверяли.

Издательство «Помор» появилось в 1906 году. Его организатором стал Николай Алексеевич Шевелкин, один из «твердокаменных большевиков», как называл своих соратников В. И. Ленин.

Н. А. Шевелкин примкнул к революционному движению ещё будучи студентом Рижского политехнического института. В 1904 году сослан в Архангельск. Когда началась революция, совершил побег. Архангельский комитет Российской социал-демократической рабочей партии выдал ему мандат для участия в III съезде РСДРП в Лондоне. На этом съезде 14 (27) апреля 1905 года архангельская организация была официально признана и вошла в состав партии. В. И. Ленин, Н. К. Крупская и Л. Б. Красин дали ему задание наладить транспортировку нелегальной литературы «северным путём» через Норвегию.

Он выполнил задание партии. Этот путь оказался и самым дешёвым, благодаря поддержке моряков, перевозивших её на судах Архангельско-Мурманского срочного морского пароходства и поморских шхунах в бочках с рыбой с двойным дном. Северная Норвегия стала не только перевалочной базой, но и местом, где печаталась нелегальная литература. Был куплен русский шрифт, помещение и технику предоставила типография «Финнмаркен» (здание типографии было разрушено во время Второй мировой войны). В 1907 году здесь начала выходить газета «Мурман». Всего вышло около 400 наименований изданий.

Смелый до дерзости, прекрасный оратор и организатор, увлечённый своим делом, Николай Алексеевич, несомненно, сыграл большую роль в формировании личности Александра Кучина. Возможно, именно Н. А. Шевелкин просил своих архангельских друзей-партийцев прислать надежных помощников для работы в издательстве. Так А. Кучин оказался в Вардё.

Большую помощь в организации издательства оказывал почтмейстер Вардё социалист Адам Эгеде-Ниссен. Личность не менее примечательная. Он вырос в радикальной семье сторонников трезвости и социальной справедливости, в 1897 году стал почтмейстером – самым молодым в мире. Хорошо знал русский язык, который изучал в Архангельске и С.-Петербурге. Свои первые контакты с русскими революционерами он завязал ещё в 1901 году на Международном рабочем конгрессе в Копенгагене. В том же году был избран в стортинг – норвежский парламент с программой, разработанной «Левым объединением Вардё и рабочими и рыбаками городов Финнмарка». Он представлял Финнмарк в парламенте 14 лет. Был мэром Ставангера и депутатом стортинга теперь уже от губернии Рогаланд. После революции неоднократно бывал в Москве, встречался с В. И. Лениным и А. Коллонтай. Стал одним из членов Норвежской коммунистической партии, её председателем в 1943–1946 годы, в не самые простые времена, когда Норвегия была союзницей фашистской Германии.[45 - Робертсон Тур. Рассказы из Вардё. Архангельск, 2011. С. 114–116.]

Когда в Вардё появился Фишер, «профессор», под этими псевдонимами был известен Н. А Шевелкин, А. Эгеде-Ниссен с энтузиазмом включился в работу. В декабре 1906 года в норвежском социал-демократическом журнале «Двадцатое столетие» он опубликовал статью «Мои русские товарищи» с фотографией. В России революция продолжалась, «русские товарищи» были на нелегальном положении, поэтому автор так их «зашифровал», что в дальнейшем пришлось приложить немало усилий, чтобы разобрать «кто есть кто». А. Эгеде-Ниссен пишет, что на стуле сидит он, молодой парень справа – юнга, попавший в Вардё после волнений в навигационной школе, в середине – Грачев, студент, имевший шрамы на лице от казацкой шашки и на руке от лошадиной подковы, полученные во время событий на Дворцовой площади 9 января 1905 года, третий – революционер по прозванию Фишер.[46 - Дашков Ю. Ф. По Ленинским местам Скандинавии. «Советская Россия», М., 1971. С. 32–33.] Юнга хорошо узнаваем, это Александр Кучин. Простоватое лицо молодого человека слева как-то мало согласуется с псевдонимом «профессор», который носил Фишер-Шевелкин. Идентифицировать этого человека удалось архангельскому журналисту А. Г. Веселову – это Петр Гусев.

Петр Фёдорович Гусев, уроженец села Ворзогоры Онежского уезда, работал на лесопильных заводах, вёл революционную пропаганду. По возвращении из Норвегии в 1907 году был арестован с грузом нелегальной литературы, сидел в тюрьме. После продолжил агитационную работу в Онеге, создал там социал-демократический кружок. В 1912 году вновь арестован за агитацию на лесозаводах в Маймаксе. После февральской революции бы членом Городской думы в Онеге, в 1920–1921 годах служил в Красной армии. Вернувшись в Онегу, занимался профсоюзной работой, был председателем Комитета помощи голодающим. В 1940 году был репрессирован. Ему припомнили, что он выступал против национализации земли и заводов, за учредительное собрание, против заключения Брестского мира, сотрудничал с белогвардейцами. Был осуждён на 4 года и вышел в 1944-м. Реабилитирован в 1965 году, благодаря ходатайству редакции архангельской областной газеты «Правда Севера».

Человек в центре во всех российских изданиях атрибутирован как Н. А. Шевелкин. Все же было сомнение: а вдруг это не он, а В. Ф. Грачев, студент со шрамами. Пришлось сделать криминалистическую экспертизу, сравнить эту фотографию с известными изображениями Николая Алексеевича. Лица анализировались по нескольким параметрам. Ответ: общее сходство 85–90 %.

Итак, команда издательства «Помор» была невелика. Известно несколько имен: Н. А. Шевелкин, В. Ф. Грачёв (возможно, псевдоним), А. Кучин, П. Гусев и Лисичкин. Работали дружно, тысячными тиражами выпускали агитационную литературу. В уже упоминавшейся статье А. Эгеде-Ниссен писал: «Если русскому социал-демократу дать задание выпустить революционные листовки, он выполнит задание, даже если до этого никогда не стоял у наборной кассы», и далее: «Счастлива Россия, которая имеет таких сыновей и дочерей, которые не сгибаются при любой погоде».[47 - Дашков Ю. Ф. По Ленинским местам Скандинавии. «Советская Россия», М., 1971. С. 32–33.]

В то лето Кучину так и не удалось съездить в Тромсё к друзьям. Сохранилось ещё одно письмо из Вардё от 4 июля 1906 года. Он извиняется, что не сразу ответил на письмо, полученное им несколько дней назад, – «был очень занят», и далее: «Я получаю здесь русские газеты. Пишут, что была большая забастовка в некоторых частях. Солдаты сказали, что они пообещали друг другу не стрелять в крестьян и рабочих и что они служат не царю, а народу. Отто? (брат Хагеманна – прим. авт.) пишет, что в России наступит день. Но – ах, ночь слишком темна, мы можем потерять терпение, прежде чем взойдёт солнце. Наше солнце – это свобода и счастье народа. В прошлом году мы увидели только сверкающий край солнца, но теперь оно заперто в глубокий ящик за блестящими мундирами министров и политиков».[48 - ОИММ № 1320/12.]

Сохранилось ещё одно любопытное послание того лета – открытка с почтовым штемпелем «Онега 13.8.06» на этакой англо-русской смеси: «My dear nephew! This morning I have the interesting post card, for that I thank you. Now in Russia опять наступил прежний режим. Предполагалась общая strike, но не состоялась, о чём I am very sorry». Места на открытке, предназначенного для письма, не хватило, и корреспондент продолжает писать на лицевой стороне. К сожалению, часть текста утрачена, но по смыслу можно догадаться, что автор спрашивает, когда Кучин будет в Онеге, и надеется получить от него письмо из Архангельска. Подпись «your uncle N. Negoda…» (последние буквы не читаются – прим. авт.).[49 - АОКМ кп № 42815. Текст: «Мой дорогой племянник! Этим утром я получил интересную открытку, за которую благодарю. Сейчас в России опять наступил прежний режим. Предполагалась общая забастовка, но не состоялась, о чём я очень сожалею. Твой дядя».] Милое послание, особенно если учесть, что адресовано оно Александру Кучину через «Russian Imperial Consultate Vard?» – русское консульство в Вардё.

Что за дядя? Откуда дядя? По родословию не было у Александра родственников с похожей фамилией. Оказалось, что эту открытку послал его онежский друг Николай Гаврилович Негодяев. Он родился 26 января 1885 года, то есть был старше Александра на целых 3,5 года, и, вероятно, это позволяло ему называть себя шутливо «дядюшкой». Дед, отец и братья отца Николая работали конторщиками на лесозаводе в Поньге около Онеги. Конторщиками называли управленческий, инженерно-технический персонал и бухгалтерию, то есть «белых воротничков». Сам Николай в эти годы зимой учился в Англии, отсюда его свободное владение языком, а летом тоже работал на заводе. На фотографии, сделанной в Онеге в 1912 году, где Александр со своими друзьями, Николай стоит справа в верхнем ряду.

В сентябре ночью в издательство пришли норвежские полицейские, начался обыск. В издательстве ночевали В. Ф. Грачёв и А. Кучин. Одному из них удалось выскользнуть, он побежал к А. Эгеде-Ниссену, но его не было дома. Его жена, взяв ребёнка, под проливным дождём направилась в лавку, где рыбаки ждали погоды, чтобы отправиться на промысел. Вместе с ней рыбаки пошли в типографию и вынудили полицию прекратить обыск. Но через несколько дней, выгадав время, когда А. Эгеде-Ниссен, пользовавшийся большим влиянием в Северной Норвегии как депутат стортинга, отсутствовал, полиция вновь нагрянула, конфисковала всю литературу и рассыпала набор.

Ситуация была сложная. Н. А. Шевелкину и его товарищам грозили арест, высылка из страны, скорее всего – в Россию, а там суд, тюрьма, ссылка.

В газете «Финнмаркен» появилась статья «Будут ли норвежские власти служить помощниками русского царя? Российская социал-демократическая литература конфискована в Vardo». В статье говорилось о том, что министр юстиции Норвегии считает, что издание подобной литературы «ставит Норвегию в опасное положение по отношению к России и идёт в разрез с параграфами норвежского закона, запрещающего распространение того, что возбуждает на восстание против правительства этой или другой страны». Далее: «Русская социал-демократия послала людей для печатания литературы, которая запрещена в царстве беззакония. Эти люди так любят свободу свою и своего народа, что покидают родину и дом, чтобы в стране более свободной сделать то, что запрещено на родине. Они работали день и ночь, пока наконец было напечатано порядочное количество литературы, которая была бы распространена среди тёмного ещё крестьянства. Но вот является норвежская полиция и забирает эти результаты их труда, который, как они ожидали, должен был бы пойти на пользу родного народа, и забрала только потому, что в брошюре была фраза «долой самодержавие»… Мы думаем, что мнение, заключённое в этих словах, отзовётся в груди каждого, кто мыслит, в груди каждого на земле… Мы даже не считали возможным, что власти конфискуют эти брошюры и помешают им попасть туда, куда они назначены: несчастному русскому народу, который под бичём палачей борется за свою свободу, чтобы свергнуть ненавистную власть реакции… Мы думаем, что все цивилизованные страны должны помогать русскому народу сломить власть царя… Мы призываем союзы рыбаков и рабочих в Vardo немедленно созвать массовый митинг для протеста против конфискации и отмены параграфа в данном случае и для выработки резолюции протеста для представления его в Норвежское правительство».[50 - ГААО. Ф. 207, оп. 1, д.]

Дело получило широкую огласку, прошли митинги протеста в Киркинесе, Вардё, Тромсё, Осло и других городах. «Дело Вардё» было вынесено на рассмотрение суда. Суд не нашёл оснований для запрета издания такой литературы. Издательство продолжило работу.

В это время Александр был уже далеко. В училище начались занятия. Чем он занимался в Норвегии, не знали даже его однокурсники. П. И. Башмаков много лет спустя пишет, что в том году А. Кучин был на зверобойном промысле и помогал через знакомых моряков перевозить нелегальную литературу в Россию.[51 - Башмаков П. И. Указ. соч. С. 89.]

Можно только представить реакцию дирекции и преподавателей, когда в училище пришло письмо с протоколом таможни о том, что у лучшего ученика училища Александра Кучина, возвращавшегося из города Вардё на пароходе Мурманского общества «Николай», были конфискованы патроны и переписка. Действительно, при возвращении из Норвегии Александр был подвергнут тщательному таможенному досмотру, и, вероятно, не случайно. В соответствующих органах его деятельность в революционном издательстве была известна. При нём были обнаружены коробка с патронами к револьверу системы «браунинг», две рукописные статьи революционного содержания, «Выборгское воззвание», фотография матроса Александра Вешнякова, месяц назад пытавшегося провести на пароходе «Ломоносов» нелегальную литературу из Норвегии, а также записка от товарища, в которой говорится о том, что его преследует полиция, он бросает учёбу и едет агитировать в Кестеньгу Кемского уезда. При нём был и транспорт с нелегальной литературой. По семейным преданиям, он успел выбросить её в наволочке в иллюминатор. Н. И. Шевелкин на склоне своих дней говорил А. Г. Веселову, что Саша все же провёз литературу и в этом ему помогли друзья-моряки.[52 - Веселов А. Г. Под Полярной звездой. Архангельск. 1975. С. 81.]

2 октября состоялось заседание Педагогического комитета. Начальник училища сообщил, что в беседе с ним А. Кучин сказал, что в марте он уехал в Александровск, надеясь получить место на судне научно-промысловой экспедиции, но оно уже ушло в плавание, уведомление о том, что ему оставлена вакансия на одном из пароходов Мурманского общества, он не получал, поэтому уехал с отцом в Вардё, где всё лето находился на покупке рыбы. Патроны ему дала какая-то женщина, чтобы он сделал цепочку для часов, одна рукописная статья – это его перевод статьи «Будут ли норвежские власти служить помощниками русского царя?», опубликованной в газете «Финнмарк», другую – «Армия и революция в России и возможность войны России с Норвегией» – его просили передать в газету «Северный листок», издававшуюся в Архангельске и известную своими либеральными взглядами.