И посетителя посетила смерть. Книга II. Другая чаша

, оказалась запертой в городе.

Повзрослевший на войне Карл XII предвкушал викторию, хотя и понимал, что вряд ли она превзойдет по значимости Нарвскую битву. Тогдашняя победа оставила Россию в Северной войне без союзников, Дания и Речь Посполитая отказались от притязаний на Балтию. «Русские будут пытаться прорвать кольцу и уйти к Бресту, – Карл XII ткнул тростью в карту, – нам придется гнаться за ними вплоть до Киева, и тогда на чужой земле будем воевать уже мы».

Городские ворота приоткрылись, выпустив горстку лазутчиков, захлестывавших коней. Те, поднимая снежную пыль, понесли своих седоков. Вдогонку грянули залпы. Одно ядро угодило в самую гущу, калеча людей и лошадей. Из месива выскочил один всадник и устремился прочь, но и его коня догнал меткий выстрел. Рекрут вывалился из седла и покатился с крутого обрыва вниз. Упав, он зажмурился, приготовившись катиться дальше. Но вместо этого ударился спиной о камень, который не дал ему сорваться в овраг. Боль в позвоночнике, вспыхнув, погасла. Драгун почувствовал на себе чей-то отрешённый взгляд…

2

Речь Посполитая,

между Белостоком и Гродно,

Супрасльский монастырь,

в год 1706 месяца февраля в 7-й день,

вечеря

Рекрут открыл глаза: перед ним сидел дряхлый монах. Его серая домашняя ряса была усыпана белесой пылью. В скрюченных пальцах он держал резную пластину. Старец разглядывал её сквозь круглое стеклышко, которое само по себе держалось в его левом глазу. Рядом, прислонённый к окну, стоял посох.

– Пить! – прохрипел рекрут, отвыкший от звука собственного голоса. Монах поднял голову. Стеклышко, выскользнув из-под лохматой брови, повисло на веревочке, которая была на шее вместе с крестом.

– Вот и очнулся, – старец поднес к его губам ковш. – Как тебя звать?

– Никитой, – рекрут попробовал приподняться, опершись на локти. Он чувствовал, как напряженно бьётся на шее жилка, как торопливо стучит в груди сердце, но нисколько не чувствовал своих ног. Вода текла ручейком за ворот.

– Где мой полк? Наша армия прорвала осаду?

– Да, и отступила к Киеву. Шведы последовали за ней.

– А как же я?

– Быть может, тебя Бог сберёг для большего.

– Сделав меня калекой!?

– Возможно, иначе ты бы, сын мой, не оказался там, где оказался…

3

Речь Посполитая,

между Белостоком и Гродно,

Супрасльский монастырь,

в год 1706 месяца марта в 19-й день,

перед утреней

Никита проснулся от топота. Десятки пар ног попирали каменный пол, спускаясь по ступенькам. С пятки на носок, с носка на пятку.. Монахи спешили на утреню, привычно переставляя ноги. Люди ходят, как дышат, – не задумываясь над тем, как они это делают. Ведь это так естественно и просто.

Никита попытался укрыться с головой. С одеяла соскользнула книга. Из сочинения Симеона Солунского выпала закладка, с умыслом вложенная отцом Василием: «У монаха.. свободна.. только голова, устремленная к Богу..» («А моя голова разбухла от мыслей о моих непослушных ногах. Возможно, потому что я не монах? Но и голова старца Василия тоже не свободна. Она сокрушается о его немощных руках, из-за которых он не может починить посох..»)

4

Речь Посполитая, между Белостоком и Гродно,

Супрасльский монастырь,

в год 1706 месяца апреля в 26-й день,

после утрени

Монахи подхватили больного под мышки и за ноги, посадили на широкий стул с подлокотниками и скамеечкой для непослушных ног. Никита заёрзал – сооружение, скрипнув, медленно тронулось с места.

– Да за тобой теперь не угнаться, – старец Василий закашлялся смехом. – Ты не против небольшой прогулки?

Никита только успевал крутить головой: закрытые двери, распятия на белых стенах… Сзади одышливо пыхтел отец Василий.

– Брат Вацлав, я ведь говорил о прогулке, а не о пробежке, – укорил он.

– Я хочу увидеть церковь, – отрывисто потребовал Никита.

Старец посмотрел на желваки на его скулах и осторожно заметил:

– Я думал начать с печатного двора. Его у нас называют типографией.

– Нет! Это потом.

– Хорошо, так даже лучше. Я тоже с отрицания начинал, – и, не оглядываясь, направился к каменному собору.

Свечи уже потушили, и Благовещенский собор погрузился в полумрак, скрадывая странное сочетание пышной причудливости с отрешённой простотой.

– Этот иконостас работы гданьского мастера Андрея Модзелевского.. А вот список чудотворной иконы Божией Материи Смоленской, её ещё называют Супрасльской. Она тут два столетия. В новосозданный храм её привез митрополит Иосиф. А фрески спустя полвека писали под началом Нектария, сербского иконописца. Бог един, но свою любовь к Нему мы выражаем по-разному.

– Нет! Если бы было так, то моего отца не били бы батогами за то, что в его стрелецком полку толковали, как бы восстановить старую веру. Ему ещё повезло, иных – на плаху или в горящий сруб.

– Значит, не зря я прибег к тайнописи, – задумчиво сказал старец. – Никона осудили, а книжная справа его ещё не раз для расправы послужит.

– Ты о чём? – не понял Никита.

– Нас ждут в типографии, – уклонился от прямого ответа отец Василий.

Под сводами палаты стояли деревянные столбы с перекладиной. Сквозь неё проходил винт, на нём была укреплена доска.

– Это пиан, – указал на неё монах у станка. – А это кука. – Выпачканный краской палец нацелился на рукоятку. – Она заставляет пиан опускаться.

– И что тогда? – Никита окинул взглядом длинные столы с ящичками и задрал голову вверх – там на веревках сохли как простыни книжные страницы.