Продается шкаф с любовником

Самсонова отшатнулась:

– Невероятно! Вы не знали, кого любит ваша сестра?

Верховский с досадой поморщился:

– Какая любовь? У нее даже парня не было. Машеньке было не до любви.

– Могу я узнать ее возраст? – удивленно осведомилась Далила.

– Восемнадцать.

– Восемнадцать? Действительно, для любви возраст неподходящий, – с горькой иронией заметила она.

– Вы Машу не знали, – рассердился Верховский. – Она была уникальная девушка: училась, работала, имела множество увлечений…

– Каких?

Он растерялся:

– Ну, так сразу не скажешь. По лекциям бегала, по курсам каким-то, по клубам. Всего не упомнишь.

– Вижу, вас не очень-то интересовала жизнь вашей младшей сестры, – заключила Далила.

Верховский возмущенно затряс головой:

– Не правда! После катастрофы, после гибели наших родителей, я много работал. Но это не значит, что я забросил Машу с Наташей. Я и за девчонками присматривать успевал.

– Как вам удавалось?

– Друзья помогали.

– Какие друзья?

– Однокашники: Борька Мискин, Пашка Замотаев, Кроликов Гоша, Серега Хренов.

– Как-как? – изумилась Далила, с трудом скрывая улыбку.

– Серега, кореш мой, Хренов, – пояснил с серьезнейшим видом Верховский. – Мы, как те мушкетеры из книжки Дюма, четверкой дружили. Замотаев был вроде Атоса. Он вдумчивый и серьезный. Бабник Мискин больше похож на Арамиса, хотя Кроликов Гошка красивей. Но он здоровяк и балда, потому был у нас за Портоса. А я заводила компании, вроде как д'Артаньян.

Далила с иронией осведомилась:

– А Хренов был у вас за кого?

– За кого был Серега Хренов?

Растерянность Верховского говорила о том, что ранее подобным вопросом он не задавался.

– Даже не знаю, – задумчиво ответил он после продолжительной паузы. – Серега к нам пятым присоединился значительно позже, кажется, классе в восьмом. Но мы его как-то сразу приняли в нашу компанию.

– А разве это легко – дружить впятером? Разве вы не разбились на пары?

– Нет. У нас настоящая дружба, у нас монолит.

Когда погибли родители, мне было трудно, но друзья помогали. Особенно Замотаев.

Заметив уличающий жест Далилы, Верховский поспешил пояснить:

– Мы по-прежнему монолитом дружили, но с Замотаевым у меня был общий бизнес тогда. С ним я виделся чаще, он чаще и помогал. Кстати, Пашка допомогался: в результате он на моей Наташе женился, на сестре. Теперь и она Замотаева. Вы ее знаете. Она меня к вам и направила.

– Да-да, мы одноклубницы с вашей Наташей, – подтвердила Далила.

Верховский смущенно признался:

– Если честно, я упирался, к вам идти не хотел, но Наташа моя… Короче, заставила.

– Отчего же идти не хотели? – с легкой усмешкой поинтересовалась Далила, заранее зная ответ.

Русский мужчина консервативен, он плохо следует моде содержать в чистоте свою душу, он не верит в психологов. Соответствуя русской традиции, он сам стрессы и топит, а не лечит последствия стрессов.

Стрессы, правда, не тонут – тонет русский мужик.

Однако это ему безразлично, потому что он пьян и доволен. А до того, что утром ждут его новые стрессы, нет ему дела. Он и новые стрессы будет топить.

Далила много раз слышала от мужчин: «Зачем мне психолог? Я сам себе доктор. Рюмашку-другую накатишь, и все стрессы будто рукой сняло».

– Почему вы не хотели обращаться к психоаналитику? – повторила она вопрос, ожидая традиционного ответа.

– Да как-то неловко, – не обманул ее ожиданий Верховский. – Здоровый мужик, а словно девица должен вываливать проблемы на женщину.

Далила напомнила:

– Для вас я не женщина, я психолог.

– Да хоть и психолог. Чем мне психолог поможет?

Машеньку никто не вернет. Значит, и от боли никто меня не излечит.

Далила спорить не стала, она дипломатично сменила тему.

– Странно, – сказала она. – Вашу сестру, Наташу Замотаеву, я год уже знаю, но она никогда не упоминала о Маше.

– А что тут странного? – удивился Верховский. – Гибель Машеньки всех потрясла. Несколько лет все жили в шоке. Наташа очухалась только тогда, когда Пашка на ней женился. Ей врачи строго-настрого запретили о Машеньке говорить. Даже думать о Маше запретили. Я, мужчина, и то не могу пережить это горе, а уж Наташа моя и подавно. Она сидит дома, без дела, одна. Я хоть на дела отвлекаюсь. В последние годы мой бизнес наладился, я за границу подался и вроде начал беду забывать, а в Питер вернулся и снова расклеился.

– На что вы жалуетесь? – осторожно спросила Далила, не слишком рассчитывая на ответ.

Верховский вздохнул, сделал длинную паузу и нехотя произнес:

– Как тут скажешь? Нервы ни к черту, бессонница. Но если чудом засну, сны тогда мучают. Сон, впрочем, снится один и тот же. Его я вам уже пересказал.