Проклятие брачного договора

– Я, – выдавила из себя Дина.

– При каких обстоятельствах?

– Я возвращалась с работы, вошла в подъезд и увидела, что перед лифтом что-то лежит. В темноте я не сразу поняла, что это… человек, – она сглотнула, потому что Павел Попов совершенно точно уже не был человеком. – Я решила, что ему плохо, присела, начала тормошить, а потом поняла, что он мертв.

– Он так и лежал, когда вы вошли?

– Нет, он лежал ничком, а перевернулся, когда я потянула за рукав куртки.

– Так, вы сказали, что возвращались с работы, значит, вы здесь живете?

Дина открыла рот, чтобы начать объяснять, что в доме на Мещанской оказалась совершенно случайно, но тут в разговор вмешался Борис.

– Вообще-то здесь живу я, – с выражением сказал он, словно посылая Дине какой-то особый сигнал, – а это моя девушка, которая приехала в Москву и, естественно, остановилась у меня.

Под ногами у Дины ощутимо поплыл пол.

– Вот как, – зоркий взгляд глаз под нахмуренными бровями переместился с Дины на Бориса, и она облегченно перевела дух. И что это за дурацкая привычка чувствовать себя виноватой, даже если ты уверена, что не сделала ничего плохого? – тогда давайте с самого начала. А вы, собственно говоря, кто?

– Я Посадский Борис Аркадьевич, тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения, – совершенно спокойно сказал Борис и достал из своего портфеля паспорт. – Работаю в Москве, точнее в Подмосковье, директор ООО «Кристалл Блю». Живу в этом доме уже два года, снимаю квартиру номер тридцать восемь на основании договора. Телефон владельцев квартиры готов дать.

– Вы постоянно здесь проживаете?

– С понедельника по пятницу. На выходные уезжаю в свой родной город, к родным и, – он покосился на Дину, – близким людям.

– Так, с вами ясно. А девушка, вы говорите…

– Моя подруга Дина Резникова. Мы встречаемся в нашем родном городе, и, конечно, когда она приезжает на работу в Москву, то останавливается у меня.

– А вы тоже работаете в Москве? – уточнил следователь.

– Да, я переводчик, приезжаю сопровождать переговоры. У меня несколько постоянных заказчиков, но бывают и разовые контракты.

– И как давно вы знаете господина, – он снова заглянул в паспорт, который держал в руках, – Пасадского?

– С детства, – честно призналась Дина. – Наши дедушки дружили, ну и родители немного тоже.

– Ага-ага. А ваш паспорт можно посмотреть?

Дина похолодела. Сейчас ей придется объяснять, что паспорт она выронила на вокзале и за прошедшие полтора суток так и не удосужилась даже туда позвонить, чтобы узнать, в целости ее документ или нет. Боже мой, ее же сейчас в полицию заберут.

– Вот, пожалуйста, – услышала Дина и увидела, как Борис протягивает следователю ее собственный паспорт. – Мы вместе садились в поезд, поэтому ее паспорт остался у меня.

Он врал так уверенно, что Дина на мгновение сама усомнилась в том, что на самом деле все было не так. Интересно, зачем ему это нужно? И почему ее паспорт оказался у него? Получается, что ночью, пока Дина спала, он выкрал его из ее сумки? Бред какой-то. Следователь тем временем листал Динин паспорт, не догадываясь о ее внутреннем смятении.

– Так, ладно. Вы, Дина Михайловна, обнаружили тело, возвращаясь с работы. А вы, Борис Аркадьевич, как тут оказались?

– Я тоже возвращался домой с работы. Сегодня вечером у меня назначена деловая встреча в ресторане, и на нее я планировал пойти с Диной. Ехал, чтобы ее забрать, находился в одном квартале от дома, когда она позвонила и сказала, что произошло. Я, разумеется, заволновался и постарался приехать максимально быстро. Полицию вызвал я, потому что Дина была в шоке.

Он продолжал врать, и Дину это напрягало все сильнее. Ни в какой ресторан они не собирались, вернее, Дина туда не собиралась, и возле своего дома Борис оказался вовсе не из-за нее. Да что же это такое происходит?

Следователь явно пока не видел в их показаниях никаких нестыковок. Ну конечно, он же не знал, что до случайной встречи в купе Борис и Дина не виделись несколько лет. Впрочем, встревать в разговор и выводить Бориса на чистую воду она не собиралась, оставив разбирательства на потом, когда они останутся одни. Правда, ей уже казалось, что этот невыносимо длинный день никогда не кончится. А ведь совсем недавно она шла по улице и улыбалась солнцу, и думала, что день сегодня хороший, отличный даже. И вот тебе, пожалуйста.

Задумавшись, она не заметила, что следователь снова обращается к ней, точнее, к ним обоим.

– Извините, что?

– Я спросил, знаком ли кому-нибудь из вас этот человек, – их собеседник кивком головы указал на тело, вокруг которого продолжал хлопотать медэксперт. – Может, он живет в этом подъезде? Вы его когда-нибудь видели?

– Я не знаю, где он живет, – покачал головой Борис. – Возможно, что в этом подъезде, хотя это было бы слишком большим совпадением. Я рано ухожу на работу, поздно возвращаюсь, а на выходные уезжаю домой. Я даже своих соседей по лестничной площадке за эти два года видел один раз, а уж кто живет на остальных этажах, в принципе, понятия не имею. Но этот человек нам обоим знаком. Он ехал с нами в поезде, и мы провели в одном купе ночь с воскресенья на понедельник. Его зовут Павел Николаевич Попов. По крайней мере, он нам так представился.

Взгляд следователя стал цепким, колким, злым. И Дина вполне его понимала. Сначала люди едут в поезде со случайным попутчиком, а спустя полтора суток его тело находят в их подъезде. Подозрительное совпадение, если честно.

– Та-а-ак, – сказал следователь голосом, не предвещавшим ничего хорошего. – И чем вы можете объяснить, что этот самый Попов найден в вашем доме с проломленной головой? Да еще найден именно вами. Вы что, договаривались, что он приедет к вам в гости?

– Да ни о чем мы не договаривались, – Борис был абсолютно спокоен, и сейчас Дина остро завидовала его слоновьей толстокожести. Самой ей было очень страшно. – Мы попрощались в купе, и он ушел. Мы не собирались встречаться. Ни здесь, ни где бы то ни было еще. Как он оказался в нашем подъезде, я понятия не имею.

– И я должен в это поверить? – у следователя скептически изогнулась бровь.

– А это как вам будет угодно. Я говорю правду, но доказывать это не обязан. Есть такое понятие как презумпция невиновности. Хотя это вы и без меня знаете, наверное.

– Нам нужно осмотреть вашу одежду, снять отпечатки пальцев и сделать смывы с рук, – сообщил следователь. – Доказывать вы, конечно, ничего не должны, но в подозреваемые вполне годитесь. Не хочу бегать за вами по всей стране, когда мы найдем орудие преступления.

– Пожалуйста, я готов пройти все необходимые процедуры, – сообщил Борис, по-прежнему спокойно. – И Дина тоже.

Она кивнула, словно загипнотизированная мягким тембром его голоса. Как сквозь сон, она что-то подписывала, к чему-то прикасалась. На ее глазах наконец-то увезли накрытое простыней тело, лишь на плитке пола остался обведенный белым силуэт, точно такой, как она привыкла видеть в детективных сериалах. Боже мой, еще вчера вечером она считала, что любит детективы. Да она их терпеть не может.

В подъезд опасливо заходили соседи, которых до этого не пускали внутрь, держали на улице. Пугливо косились на меловой контур, брезгливо на Бориса и Дину, бочком заходили в лифт и уезжали, подальше от чужих неприятностей. Краем глаза Дина видела, что Борис позвонил и отменил вечернюю встречу, на которую уже точно не успевал, и подумала, что зря не купила продуктов на ужин.

Как бы то ни было, тягостная и муторная процедура все-таки подошла к концу, и их отпустили восвояси, велев завтра с утра явиться в отдел полиции. Услышав это, Дина снова запаниковала:

– Я не могу, у меня переговоры, если я не явлюсь, то сорву их. Никто не успеет найти другого переводчика за такое короткое время.

– Я приду с утра, – решительно сказал Борис. – А Дина подъедет, когда освободится. Давайте решим этот вопрос по-человечески. Тем более что вы понимаете, если она все равно не придет, ей за это, по большому счету, ничего не будет.

– Ладно, – после некоторого молчания ответил следователь. – Только я убедительно прошу вас из Москвы никуда не уезжать.

– Не уедем, – заверил Борис. На этом и распрощались.

Весь вечер Дина провела, завернувшись в теплый плед, найденный на диване. Несмотря на это, ее трясло в мелком ознобе, руки и ноги превратились в ледышки, и ей никак не удавалось согреться. Поглядев на нее довольно скептически, Борис оделся и куда-то ушел, а вернувшись, притащил с собой пакет всякой снеди и встал к плите. Через полчаса квартира наполнилась изумительными запахами, а еще минут через двадцать он пригласил Дину к столу.

На нем стояла запеченная в фольге семга, зажаренный картофель по-домашнему, салат из овощей и сваренный горячий глинтвейн, в котором плавали кружки оранжевого апельсина, солнечного лимона, имбиря и палочка корицы.

– Пей, – Борис почти силком усадил Дину на стул, пододвинул к ней чашку, над которой поднимался ароматный пар, и она обхватила ее двумя руками, словно к печке прижалась. – Пей и ешь. Никакой вселенской катастрофы не произошло. Смерть отвратительна, и мне правда жаль, что тебе сегодня пришлось это все увидеть, но этот человек для тебя никто, поэтому остро горевать о его смерти не стоит. И не смотри на меня так, это не цинизм, а эмоциональная гигиена. Меня, кстати, этому твой дед научил. Он как-то объяснил, что врач не может умирать с каждым своим пациентом, потому что очень быстро действительно умрет и не сможет больше никому принести пользу.

– Но я же не врач, – слабо возразила Дина.

Горячий глинтвейн стекал по пищеводу, согревая желудок, от которого по всему организму расходились волны тепла. С каждым глотком Дина тряслась все меньше, словно пила не подогретое вино, а волшебный эликсир, снимающий гигантское внутреннее напряжение.