Профессору, хоть в русском университете, хоть в японском, положено руководить студентами.
– Попробуйте поработать с аспирантом Танабу!
Хидэо смотрел на неё так, словно сомневался, справится ли она со столь сложной задачей?
Она обиделась – в России через её руки прошли десятки аспирантов. Хидэо об этом знал. Но всё-таки решил упростить её задачу:
– Помогите ему решить уравнение.
Тихий маленький Танабу пришёл, обхватив короткими руками огромную кипу бумаг. На вопрос о смысле его работы он сообщил:
– Я развиваю идею сэнсэя Кобаяси.
Она села разбираться в работе – не могла же она, как школьница, просто начать решать какое-то уравнение! Тем более что оно было жуткое, трёхэтажное. Уже через полчаса выяснилось, что уравнение, которое обещало поглотить уйму времени несчастного Танабу, даст в результате лишь маленькое уточнение, ни на что не влияющее. Она решила честно предостеречь Танабу.
– Почему Вы решили использовать именно эту формулу?
Очки Танабу запотели.
– Так велел сэнсэй…
– Конечно, сэнсэй прав, – как можно мягче сказала она. – Но можно поискать более простой путь!
Она объясняла, Танабу слушал странно, неподвижно, словно спал с открытыми глазами. Она закончила, он молча встал, сложил бумаги и ушёл. Минут через десять в её кабинет, не стучась, вбежал Хидэо. Не здороваясь, начал нервно:
– Почему Вы сказали аспиранту, что он не должен делать то, что я велел?
Губы Хидэо трепетали. Он едва сдерживался.
– Я не говорила ничего подобного, – не поняла она сэнсэева гнева. – Я просто предложила более простой путь.
– Я дал Танабу указания, – прервал её сэнсэй. – Он должен исполнять их! А не искать какие-то другие пути! Я попросил бы Вас не разговаривать со студентами таким образом!
Хидэо удалился, не объяснив, как следует правильно со студентами разговаривать. Может быть, вот так:
– Какую замечательную работу поручил Вам сэнсэй! О, он безусловно прав и указания его мудры! А я готова проверить вычисления. И, возможно, правописание. Если разрешит сэнсэй.
И ещё одно ей было непонятно – откуда узнал Хидэо содержание её беседы с Танабу? Правда, выйдя вслед за Танабу в коридор, она увидела его спину, заранее согнувшуюся в вежливом поклоне возле двери кабинета Хидэо. Но она не предполагала, что аспирант отправляется доложить боссу всё. До мельчайших деталей.
В конце концов, она всё-таки решила помочь Танабу с вычислениями – должна же она была хоть как-то оправдывать большую японскую зарплату! Хидэо, застав её за этим занятием, улыбнулся благосклонно. Он даже захотел поучаствовать в работе, ставшей на правильные рельсы.
– Чему равна вот эта постоянная? Напомните аспиранту!
– Надо посмотреть в справочнике, – бросила она рассеянно.
Танабу изумлённо поднял брови. Хидэо уронил очки.
– Вы… Вы не помните? А я считал Вас специалистом!
Она знала, конечно, что учиться в Японии значит заучивать наизусть. Знала, что здешние школьники зазубривают даже железнодорожные справочники. Иначе тут никаких экзаменов не сдашь. Она всё это знала. Но одно дело – знать из книг, другое – встретить в жизни.
– Работой Танабу буду руководить я, – бросил Хидэо, направляясь к двери.
Через неделю он сказал:
– Попробуйте заняться студентом Мацутани. Он не аспирант, дипломник.
Сэнсэй давал ей задание попроще. Предельно сократив научную часть беседы, она отдала первые инструкции:
– Поднимите температуру градусов до двухсот – трёхсот…
Мацутани поклонился и ушёл. А она решила, что вопрос исчерпан – проблема не стоила выеденного яйца. Легкомысленно решила. Через несколько минут её настиг в студенческом зале возбуждённый Хидэо. Следом за ним брёл Мацутани.
– Что Вы сказали студенту? – Хидэо почти задыхался от негодования. – Двести или триста градусов – это по-Вашему одно и то же?
Она уже не удивилась, что содержание её разговора с Мацутани дословно стало известно Хидэо. Она приняла этот местный обычай доносить всё боссу. И попыталась объяснить: по всем законам физики для свойства, которое студент изучает, что двести градусов, что триста – всё равно. Как и четыреста. Вот после пятисот что-то может и случится. Студент, тем более дипломник, должен это понимать.
– Давайте спросим, что думает по этому поводу Мацутани-сан, – предложила она. – Какое у него мнение?
Сэнсэй, опустивший её рассуждения о законах физики мимо ушей, посмотрел на неё с весёлым изумлением.
– Спросить студента? Какое у студента может быть мнение?
Сэнсэй разговаривал с ней тоном учителя школы для неполноценных. Он и студентов своих, кажется, считал неполноценными. Или роботами для исполнения указаний. Настолько точных указаний, что размышлять над ними не имеет смысла.
– Студенту следует отдавать точные указания! Абсолютно точные! – отчитывал её Хидэо.
Мацутани стоял рядом, согласно кивая каждому слову сэнсэя. И ребята у компьютеров подняли головы, прислушиваясь. Сэнсэй отчитывал её при студентах! Почувствовав себя оскорблённой, она решила отомстить.
– Хорошо! Поднимите температуру до двухсот тридцати двух с половиной градусов.
Она думала, они засмеются. Или обидятся. Потому что эти полградуса – такой же абсурд, как измерение расстояния от Москвы до Токио с точностью до миллиметра. Но Хидэо закивал серьёзно. А студент, выхватив из кармана блокнот, стал записывать. Она смотрела на озабоченно чиркающего карандашом Мацутани и вспоминала японскую сказку про деревенского парня Сабуро. Он делал всё в точности так, как ему велели: надёргал в огороде редьку и принёс её домой, перепачканную в земле.
– Всё, что на огороде выдернешь, разложи сначала посушиться на грядке! – приказал отец.
И парень разложил на поле золотые монеты вырытого клада. Их украли.
– Всё, что найдёшь, принеси домой! – рассердился отец и Сабуро принёс дохлую кошку.
Сказка смеялась над глупым Сабуро, японская сказка.
Через неделю в её кабинет постучал китайский доктор Чен.
– Сэнсэй назначил меня руководить работой Мацутани.
Она не обиделась, что её опять отлучили от работы с ребятами. Она всё равно не понимала, в чём состоит её руководство, если студент передаёт все её распоряжения шефу и ждёт приказов от него? Чен не уходил, чего-то ждал.
– Я не знаю эту работу, – сознался он.