Зачем?

Так он мне предлагал 5 раз. В шестой – слушать его любезности мне не хотелось. И я решился. Не помню, какого числа июня месяца 1941 года я зашел к нему, вытянул билетик с вопросами. Первые два я знал исключительно, но третий …темный лес. Ответил на два и замолк, профессор поднял голову и говорит: приступим к последнему.

– К последнему – в последний раз,– ответил я.

– Почему?

– Ухожу на фронт добровольцем.

У профессора брызнула слеза, он дрожащими руками поставил “посредственно”. Отдал мне и говорит: идите, желаю вам счастья.

После этого у меня засела мысль, действительно пойти добровольцем. Так как, по состоянию здоровья меня признали негодным к службе в РККА.

Не медля, пошел к другу Льву Аксянцеву. С ним мы решили идти, но получилось так: внутренние силы говорят “иди”, а внешние – “не иди”.

30 июня все комсомольцы по предложению РК партии (Дзержинский РК КП(б)У г. Харьков) собрались идти в добровольцы. Не хотя, пошли и мы. Многих взяли, а нас нет. Тут-то нам стало обидно, внутренние силы одолели внешние.1 июля мы снова пошли и опять отказ. Что делать? Такой вопрос мы задавали друг другу. И вот 3 июля решили, я 4 июля поехали работать в колхоз «Путь к коммунизму», Алексеевского района, Харьковской области. Чем-то нужно было быть полезным. Но все же это не фронт. Как ни говорят, что завод, колхоз то же фронт. Это все не то. Федот да не тот. Но ничего не сделаем. Нужно пока мириться с этим. Война только началась.

В сентябре 1941 года эшелон со студентами– добровольцами двинулся в сторону Москвы. Комсоргом этого батальона был Леня Бержанский. Единственно, что напоминает сегодня об этом событии – памятник тем, ушедшим ребятам, рядом с университетом, над спуском Пассионарии.

Папа рассказывал мне обо всем еще много-много лет после войны.

17.05.43.

………………………………………..…………..

Вообще, сейчас полная неразбериха. Власти на местах – это маленькие царьки, что хо

тят, то и делают. Действуют по принципу: кого хочу – помилую, кого хочу – казню. По рассказам комиссара, жена секретаря Кустанайского обкома занята только пошивом новых нарядов. Продукты, привозимые для нужд города, складываются в кладовые обкома, и там “прилипают” к рукам. 14 мая, когда я приехал, привезли откуда-то сельди очень много. А вечером какая-то женщина тащила полный ящик от стола домой.

Сегодня мне дали в Обкоме поесть: стакан простокваши и четыре белых пирожка, начиненных рисом с яйцами. Поджаренные в масле. Вообще, очень вкусно, но не по военному времени.

С севом обстоит очень плохо. Некоторые колхозы и целые районы к 14 мая засеяли 14-16% площади. Нет тягла, нет людей, нет семян – вот основные причины.

…………………………………………………….

Записи в дневнике начинаются только со второй половины 1942 года. После того, как прожиты страшные месяцы обороны Москвы. На переднем крае – в пехоте. Ранение, обморожение, выздоровление и признание не пригодным к дальнейшей службе.

Он начал писать тогда, когда понял, что уже остался жив, что уже можно писать для себя, оставив себе память о войне.

Очень мало писал о том, что было там, на фронте.

Не писал о тяжелейшем ранении, о невыносимых болях. Правда, потом обо всем этом часто вспоминал.

А вот о любимой Лидочке в дневнике очень много.

После госпиталя поехал в г. Кустанай. Сначала работал инструктором обкома комсомола и ездил с проверками по колхозам. Потом вернулся к учебе в университет.

26.05.43.

……………………………………………………

Люди живут плохо. Чем же все это объяснить? Как мне рассказал ветфельшер в колхозе “Пламя”, уборка зерновых проводилась преступно: полову сложили в небольшие кучи и они сгнили, солому сложили в скирды и ее разворовали, сено сложили в скирды, и оно сгорело. Уход за скотом варварский. На работу идут по желанию.

Причина – война. Она забрала мужчин, лучших лошадей, заводы не дают запчастей для с.х. машин. Весь скот гибнет от голода на широких, степных пространствах. Земля не родит из-за плохой обработки. Люди истощаются то голодания. А пока война идет…

29.05.43.

……………………………………………………

Лида! Лида! В ней я нашел настоящего человека, любимую девушку, верного товарища. Всем я говорю, что она моя жена. По крайней мере, я так хочу. И сейчас я не могу ей изменить. Никакая женщина не заменит ее. Где ты, моя милая, родная? Чувствуешь ли ты, как я здесь, в далеком, диком Казахстане, страдаю о тебе?

Да, ты чувствуешь. Если мы никогда не соединим свои сердца, то память о тебе я унесу с собой в могилу как самое родное.

02.06.43.

……………………………………………………

В Федоровке один лейтенант дал мне любопытное письмо одной девушки какому-то ее другу в госпитале.

Вот его содержание.

Толик! Если у вас есть в госпитале подходящий капитан или майор, то, конечно, ты должен его мобилизовать на мою долю. Обрисуй меня в хороших красках, и скажи, чтобы он написал письмо. Только, конечно, чтобы был высокий, интересный, с руками и ногами. Одним словом, легко раненый и не женатый. Вот тебе мой заказ. Если выполнишь, то значит, ты еще кое на что способен. А если – нет, значит, тебе ничего нельзя доверять.

Сима.

Вот, дрянь! Значит, чтобы был с руками, ногами и между ногами.

07.11.43.

Домой явился в 5 утра. Встречали Октябрьскую годовщину. Сложились по 250 рублей и закатили такой пир, что не дай бог. Во всяком случае, было весело.

Вчера уже передали о взятии Киева войсками генерала Ватутина. Подъем невероятный.

……………………………………………………..

Несколько дней тому назад получил письмо из Дружковки. Пишут, что всех моих родственников и часть знакомых взорвали на заводе. В общем, немцы ввели «новый порядок».

08.11.43.

Иногда вдумаешься, всмотришься в свою жизнь, и делается страшно. Ведь я совсем не обеспечен. Вечно без денег, вечно мечта поесть, никогда не бываю сыт. Даже хлеба никогда не бывает. Что эти 600грамм, когда больше ничего. Одна надежда на столовую, где только гадкий винегрет без жиров, на обед суп землистый с черной лапшой, без мяса, без масла. Я не жалуюсь на судьбу, я понимаю, но….

……………………………………………………

Завтра меня будут принимать кандидатом в члены ВКП(б).

23.11.43.

С 21 ноября урезали всем норму хлеба. Теперь вместо 600 гр буду получать 500 гр.

29.11.43.