Женские судьбы. Повести, рассказы, стихи

– Вот в школу пойдёшь через год, все буквы выучишь, – вставила Дарья.

– Он лучше всех был, а почему тогда умер, если жив?

– Сталин болел, поэтому умер, – опять дед.

– Почему не лечился? Я кашляла, меня мама лечила. А что у Сталина нет мамы?

– Мама его, наверно, ещё раньше умерла. Царствие ей небесное, – перехватила ответ на вопрос, заданный деду. Дарья побоялась, что вопрос о Сталине испортит хорошее настроение деда.

– А кто теперь лучше всех, если Сталина нет? Бабушка, а где Царствие небесное? Вот сегодня облаков нет, а его не видно. На небе только солнце, звёзды и планеты. Оно на планете?

Вопрос повис в воздухе, да и подошли к дому невесты. Во дворе и возле дома было много народа.

Ждали жениха с невестой. Те задерживались, гостей пригласили в большую комнату с расположенными у окон поперёк комнаты столами, покрытыми скатертями. Бабушка с Надей и Любашей сели на скамейку окна, повели разговор. Забежали какие-то мужики в красных рубахах с зачехлёнными топориками, стали бегать по комнате, просить садиться к столу, а кто не сядет, тому ноги отрубят. Все смеялись, а Надьке стало невесело.

– А что все смеются и ноги не прячут?

– Да шутка такая.

– Страшилка, не шутка.

Люба, которую всегда раздражали вечные вопросы Нади, повела Надю к детям, играющих с котятами, в другую комнату, чтобы не мешала беседе взрослых.

Вскоре появились молодожёны, встреченные радостными криками. На крыльце родители благословили их иконой в расшитом полотенце и караваем с солонкой. Начались традиционные свадебные забавы и розыгрыши, молодых обсыпали монетами, рисом, дарили подарки, которые сватьи складывали на поставленный для подарков стол.

Геннадий в белой рубашке и чёрном костюме держал под руку Веру. Она была в белом с ромашками расклешённом по моде того времени удлинённом платье, на обрезанных и уложенных в перманент волосах веночек с восковыми цветами, скрепляющий фату. И невеста с румянцем на лице и сияющими от любви и счастья глазами была похожа на ангела; хотя не красавица, но очень милая, нежная и обаятельная.

Даже всегда гордая своей красотой Люба сказала тихо Дарье:

– Постаралась невестушка.

Пригласили двух гармонистов, и свадьба не только ела, играла, пела, плясала, но и танцевала под подаренный молодожёнам радиоприёмник с проигрывателем и пластинками.

К вечеру наиболее нетрезвые гости подрались, их помирили рюмками водки и рядком уложили спать в сенях на кушетке. Со словами «В первую ночку сынка и дочку» героев дня отправили в спальню, и гости начали расходиться.

Глава 4 Тоска пришла, когда не ждали

Молодая семья в радостных хлопотах провела год: ждали появления ребёнка. Вера с радостью шила пелёнки из бумазеи и фланели, украшала их вышивкой и кружевами. Вязала костюмчики, пинетки и шапочки. Связала даже одеяльце.

Сынок появился через год, но прожил меньше двух недель. Ребёнок родился беспокойным, всё время был у груди днём и ночью, молока образовалось много. Измученная за день Вера ночью кормила ребёнка лёжа, уснула и грудью придавила носик младенца. Не было конца горю семьи. Геннадий не упрекал, сам страдал и винил себя, что не проснулся той ночью, ведь видел, как устала жена, а Вера стала на тень похожа. Родители и муж успокаивали, говорили, что дети ещё будут, надо принять и жить с этим.

А вот Люба после этого невзлюбила сноху. Обиды накапливались, до этого она критиковала приданое Веры. Всё при ближнем рассмотрении показалось не новым, пропахшим нафталином. Не довольна была и подарками новой родни на свадьбу: чашки да ложки с кастрюлями, утюги. Лучше бы деньги, как наша родня. И Вера какая-то неласковая, скрытная, молчаливая, вечно занята, а ведь думала, что дочкой станет. Даша всегда успокаивала золовку, что на вещи заработают, люди разные, родню не выбирают, не осуждают, надо привыкнуть, самой быть уживчивей и ласковей, всё устроится, не надо мешать им своим отчуждением. А ведь как ждала Люба внука! Как радовалась его появлению в надежде, что отношения наладятся.

Ещё до родов Веры она уговорила мужа переехать в город. Дом и всё имущество за небольшую сумму продали семье сменившего Григория егеря. Купили в фабрично-заводском районе города небольшой дом. Скотину не держали, только кур. Григорий устроился рабочим на фабрику, Люба – в фабричную столовую. Вот только зажили как-то однообразно и скучно. Любовь сначала развлекала себя посещением магазинов, радовалась приобретению новых вещей, потом загрустила.

Григорий же тосковал по Джеку, Лариске (они остались на кордоне), по лесу, чистому воздуху и речке.

– Что тут? Шлак, камни да рельсы железные и пыль вместо воздуха.

Работники столовой проходили осмотр, врач обнаружил опухоль в груди Любы, дал направление в область. Там подтвердили, предложили грудь удалить, но Люба, всегда гордившаяся своей грудью, отказалась от операции. Григорию не жаловалась, так как переезд произошёл по её инициативе. Со своей болью и пришла к Дарье. Сначала

Даша выслушала её, посочувствовала и рассказала свою историю:

– Выявили у меня это заболевание, не вслух сказано будет, в желудке, во время войны, году в 43. Подсказал местный врач-сосед метод Капустина по лечению, сказал, что ученик Капустина и в Свердловске есть. Прибыла по указанному адресу, в ноги бросилась, молила спасти. Сказала, что старший сын на Курской дуге погиб, муж воюет. С кем четверо сирот будут, если помру? Деньги ему давала, не взял. Сказал, что метод его не гарантирует излечение, но он попробует помочь. Велел привезти 10 куриных свежих яиц. Привезла. Положил в больницу.

Каждый день сестра в процедурном кабинете обрабатывала яйца спиртом, вытягивала иглой шприца белок, смешивала с какими-то лекарствами в колбе, набирала получившуюся вязкую белую смесь в шприц и ставила уколы в бедро, не в ягодицу. После десяти дней дали перерыв и снова – к врачу. Он дал выписку нашему участковому врачу, как на месте продолжать лечение, но сказал, что яйца должны быть всегда только из-под курицы, свежие, тогда эффективнее будет. И так чуть не полгода. Опухоль прошла. Выписывая, спросил, собираю ли травы, дал список трав и рассказал, как собирать, заваривать и пить их. Собираю эти травы и пью до сих пор, но не всё время, с перерывами. Бог милостив. Живу пока, как видишь.

Дарья написала адрес врача, и Люба, отпросившись на работе, поехала к нему в больницу. Но всё зря. Врач, как оказалось, давно не работает, метод посчитали не перспективным. Путь к излечению лишь один – операция.

Темнее тучи приехала домой Люба. Приходила домой – ложилась на кровать, ничто её не интересовало. Григорий пытался взбодрить жену, а когда узнал о её беде, сам впал в уныние, уверенный, как и жена, что операция не поможет, только страдания продлит. От тоски не хотелось идти домой после работы, не мог видеть осунувшееся лицо дорогого человека, слышать её стоны по ночам. Появились друзья, с которыми стал сначала заходить в пивную за кружкой пива, затем и пиво не помогало, стал пить что покрепче. Водка вначале снимала напряжение, но потом уже не помогала, ввергала в уныние и тоску, становилось жаль не только Любу, но и себя.

Глава 5 Обновление души и праздник 1Мая

Однажды ранним утром к Дарье забежал Геннадий и с болью в голосе и комком в горле сообщил:

– Тётя, батька попал под поезд, всю ночь на рельсах пролежал, помер на них от потери крови. Только что сообщили. Я похоронами займусь, а ты вместе с Верой к матери ступай, надо ей сообщить как-то осторожно, валериану возьми или ещё чего.

Трудная миссия предстояла женщинам. Равнодушная в последнее время Люба рыдала, себя не помня. После похорон Григория знакомый врач почти насильно забрал её в больницу, где, подлечив, сделали ей эту злосчастную операцию.

Когда разрешили посещение, в больницу пришла Вера. Села не на стул, а на край кровати, обняла свекровь и сказала:

– Выздоравливай, мама.

– Зачем? Кому я нужна-то теперь?

Наклонилась Вера к свекрови, шепнула на ухо, чтобы не сглазить:

– Ты нам с Геной нужна. Тяжёлая я. С первым не справилась, а как с двумя? Двойню обещают. А ещё квартиру скоро получим, как новый пятиэтажный дом на улице Ленина построят. Там и вода, холодная и горячая, и паровое отопление, топить печь не надо будет. А ещё ванная будет и туалет.

– Выздоравливай только. К нам перевезём тебя после больницы, нельзя пока одной-то. Силы копи. Вот фрукты принесла, витамины нужны, – уже громче продолжила, прощаясь.

– Какая у тебя дочь ласковая да добрая, – незлобно позавидовали соседки по палате.

– И красивая, – добавила Любаша.

После посещения невестки пропали все обиды, стало стыдно за свои придирки. Права была Дарья, не осуждать, а принимать и любить. Вот Вера приняла её, такую больную, неуживчивую, полную обид и горя. Винила себя и в гибели Григория, при переезде думала лишь о себе, не помогла мужу выбраться из тупика, не спасла лаской и добрым словом. Надо выбираться из болезни, сопротивляться ей, быть в круговороте жизни, как когда-то именно этим, а не методом Капустина, спасла себя для других Даша.

Дарья с её хвостиком Надей тоже навестили Любу, девочка заканчивала первый класс, впервые готовилась пойти на демонстрацию.

– Учительница сказала нам готовиться к празднику. Готовиться – это веточки сорвать и в воду поставить, чтобы листочки появились, сделать цветочки из тонкой папиросной бумаги и прикрепить их к веточкам. Вот я тебе три принесла, чтобы и ты, тётя Люба, праздновала, – тарахтела она.

Девочка не раздражала Любу, как это было обычно, а детский голосок только радовал и укреплял желание жить, появившееся после посещения невестки.

Демонстрация, к которой радостно готовилась Надя, утомила первоклассницу.

Долго строем ползли по Уральской улице до центральной площади. Через квартал на пересечении с улицей Осипенко находился дом бабушки. С родителями Надя за 20 минут не спеша доходила до него. Собрались у школы за час до демонстрации, строили и без конца пересчитывали детей, колонну выравнивали, потом всю дорогу снова останавливались, поправляли колонну; мальчишки всю дорогу дёргали девочек за косы, толкали друг друга. Пока дошли до площади, полопали все воздушные шары, поломали веточки.

Остановились и снова подравнялись невдалеке от построенного пленными немцами Дворца культуры, по краям которого возвышались на постаментах массивные музы, дипломная работа Эрнста Неизвестного. Дед с присущей ему усмешкой называл их мясистыми бабами.