Женские судьбы. Повести, рассказы, стихи

И хотя Роза Иосифовна и Аркадий Васильевич очень привязались к студентке, т.к. она тоже была «самый сок», квартирантка уехала в общежитие.

Однажды утром в то время, когда Таисия Степановна обычно с термосом выходила на кухню, она не появилась там.

Аркадий Васильевич робко постучал в дверь её комнаты. Она лежала на кровати, но была уже в другом мире вместе со своими детьми и мужем. Альбом лежал возле упавшего столика с отпавшей ножкой. Похоронили Таисию Степановну на кладбище, где Широкая речка. Было 5—6 соседей, Роза Иосифовна, Аркадий Васильевич и Владик. Стол с отпавшей от него ножкой, как и другие нехитрые пожитки, вывезли на помойку. А альбом? Куда же его? Не с ней ведь. Только в огонь.

03.03.2022

Листая памяти страницы

Глава 1 Возвращение из армии

Геннадий вернулся из армии, где отслужил три года, в марте 1954 и намеревался сразу бежать к Татьяне, но тётка с мужем, у которых он жил последние два года, устроила встречу, как было принято; приехали родители с кордона, пригласили родственников. Все собрались в большой комнате с массивной печью, одна сторона которой выходила на маленькую кухню, вторая часть – в комнату. На печи полати были, где он спал раньше и заветное слово «Танечка» ещё сохранилось, хоть печь и побелили к его приезду. Демобилизованный скромно сидел в центре стола, рассказывал о службе. Детвора то и дело выбегала на улицу за снегом, который, балуясь, опускала ему за шиворот и удивлялась, что он не боится холода; мальчишки крутились возле него, залазили под стол, стреляли из детских пистолетов пульками. Ребятишек, покормив, отправили во двор, где они стали играть в «войнушку», удачно атаковали собаку, которая громко лаяла, местное население, куры, испуганно эмигрировали из курятника и громко кудахтали. Степан, муж Дарьи и хозяин дома, открыл калитку в огород, покрытый уже рыхлым снегом, закрыл стоящий там колодец крышкой и крикнул: «Солдаты, вперёд, к победе!» Детвора с криками «ура» помчалась в огород.

Гена, улыбаясь, сидел во главе стола, так хотелось спросить тётку о Тане, ведь полгода от неё писем не было, тётя Даша в письмах на вопрос о ней однотипно отвечала, что давно её не видела. А жили-то на соседних улицах. При всех спрашивать было неудобно. Только к ночи родня разошлась по домам. Родители уехали утром, и Геннадий после их отъезда стал собираться якобы пройтись. Надел впервые за три года всё штатское. Пиджак раньше был великоват, до службы ещё к окончанию училища решили купить с запасом, зато пиджак и брюки теперь в самый раз. Причесался и, сбрызнув волосы одеколоном из пульверизатора, оглядел в зеркало свою фигуру, сохранявшую привычную военную выправку; улыбкой попытался скрыть тревогу, появившуюся в глазах.

– Ты куда собрался? Не к Тане ли? – опередила его вопрос тётка. – Я видела её не одну несколько раз, не хотела тебе писать об этом. Ты осторожнее там и Надьку возьми с собой. Надька, пятилетняя внучка Дарьи, сама хотела увязаться за Геннадием.

Он понял это « не одну», от сопровождения попытался отказаться, но решил не обижать девчушку, вцепившуюся в него двумя руками. Подумал: схожу с ней в магазин, куплю конфет, а потом её – домой, а сам тоже с конфетами – на соседнюю улицу.

Очень удивили магазины. Такого до армии видел только в областном городе. Пирамиды баночек с красной и чёрной икрой, сгущенное молоко, копчёные колбасы, красные головки сыров. Надя оказалась экспертом по конфетам. Купил по сто граммов «Ромашки», «Буревестника», «Озеро Рица» и сразу дал ей по одной. Надька стойко держала оборону, пришлось идти с ней.

Двухэтажный дом, те же занавески в окне второго этажа, подъезд, где так долго целовались при прощании с Татьяной. Обещала ждать, в письмах рассказывала о себе, о друзьях, мечтали о совместном будущем. Двери открыла мать Тани, просила больше не беспокоить их. И он понял то, чему не хотел верить: не дождалась. Сразу покраснело его лицо, забегали на скулах желваки и помутнел взгляд.

Пошёл по центральной аллее, потом повернул обратно, бродил с Надькой, уплетающей конфеты, по знакомым улицам. Дошли до училища, которое до армии с отличием закончил по специальности «Машинист экскаватора», побеседовал с преподавателями, посоветовали не тянуть с трудоустройством, карьер за городом расширяется, рабочие всегда нужны.

Отвёл попутчицу домой, а сам вернулся к вечеру, сообщил, что проходил медицинскую комиссию для устройства в комбинат, планирует вскоре перебраться в рабочее общежитие.

– Что же у меня жить-то не хочешь? – с обидой спросила Дарья.

– Не сердись. Хочу самостоятельно жить начать. Приходить буду, дяде Степану помогу по хозяйству, тебе – в огороде.

Глава 2 На кордоне

В первое воскресение Геннадий поехал к отцу на кордон, где провёл своё детство. Григорий работал егерем, и Геннадий помогал в детстве насыпать корм и соль для животных, а, повзрослев, даже переписывал отчёты, которые отец составлял для охотничьего хозяйства. На кордон к неудовольствию сидящего на цепи пса Джека часто приходили косули, лисы; зайцы вообще ночью тут хозяйничали, а тот лишь лениво лаял.

А вот подруга Джека Лариска (так звала собаку мать Геннадия Люба, всегда мечтавшая о дочке, но из-за женских болезней не дано ей этого было) отчаянно всех прогоняла. Лариска с детства стала лесным животным, жила не в доме, не в конуре, а рыла себе норы, куда систематически таскала сворованные у хозяев и охотников вещи: то носок, то детскую игрушку, даже свою боксёрскую перчатку Геннадий нашёл в её норе.

Миска с едой, которую даже и ставила Люба не у конуры, а у норы, часто стояла с холодным супом или кашей, а собака ловила в кустах лесных мышей, бегала за зайцами, принесла раз маленького зайчонка. Лежал как мёртвый, потом пришёл в себя; Григорий соорудил ему клетку, кормил, а когда зайчишка подрос, выпустил в лес.

Весной у Лариски появлялись щенки, обычно пять. Она их прятала в норе, выводила уже повзрослевших; относилась к ним по-разному: выбирала обычно кого-то одного, холила, кормила, облизывала, других гнала от себя. Кормить новых членов семьи приходилось Любаше. Она искала им новых хозяев, и каждый год находить их было сложнее.

Раньше ещё один член семьи жил в доме: любимец всех кот Васька, который отличился ловлей мышей. Григорий раз по просьбе родственника отдал его временно, а вышло, что навсегда. Не смог прижиться кот в коммунальном доме. Всегда ласковый, Васька сначала проявил строптивость, кусался, когда ласкали, затем загрустил, отказывался от еды. Раз выбежал из открытой двери и пустился по лестнице, ведущей вверх, на чердак. Как ни звали новые хозяева, кот не спускался; и мясо, и рыба в его плошке оставались и затем заменялись: он бастовал. Позвали Григория, чтобы тот выманил Ваську с чердака и забрал с собой. На голос хозяина вышел, есть не стал, лёг и у его ног умер. После этого держать кошек в доме не стали, о Ваське помнили.

Григорий с Любашей радостно встретили сына, расспросам конца не было. Одобрили решение жить в городе и начать самостоятельную жизнь в общежитии: у Дарьи семья разрослась, дочь замуж вышла, пока Геннадий служил; её семья с ними живёт, да и внуков полон дом.

В городе снег подтаивал, а в лесу он лежал кругом. Взяв лыжи, вместе с отцом Гена решил пробежаться по лесу. Снег уже покрылся тонким настом, в детстве и без лыж по нему бегал. Небо серо-голубое, весеннее, ели не мёртвые, какие бывают летом, а живые, и тёплый жёлтый свет украсил сосны. А на этом дереве хорошо к зиме подготовились белки. Сколько под ним ошелушенных еловых шишек! А на полянке много сбегов. Зайцы, похоже, побегали тут. Солнечные лучи видны сквозь заросли, у ствола зимние опята. Люба зимой их порой на суп собирает.

– А полыньи в реке появились? – поинтересовался сын.

– Появляются, но бобров не видел. Поляна у реки выгорела у того места, где ты рыбачил. Костёр рыбаки не потушили.

Как же Геннадий соскучился по лесу, по хлопотам и заботе матери, её отменным пирогам. Лес успокоил душу, захотелось жить активно, просто жить, пусть и без Тани.

Глава 3 Социализм строить надо и жениться пора

По улицам города после амнистии, назначенной Ворошиловым, неспешно проводимой Берией, ходили в ватниках отпущенные на свободу люди, готовые всего лишь «за дайте поесть» наколоть и напилить дрова, помочь впоследствии вскопать огород и выполнить любую работу по хозяйству. Дарья относилась сочувственно к ним, у самой в 1952 муж Степан пришёл из мест заключения. Осуждён был за спекуляцию, продажу телёнка от собственной коровы. А продал потому, что четверо детей было, к школе надо было много чего прикупить, да и одежду к зиме. Жили тогда в деревне Щипачи, увидел его с телёнком бдительный сосед на рынке и сообщил куда следует. Почти полтора года находился Степан в заключении. Родственники помогли Дарье с детьми перебраться в город, перевезти немудрёные вещи, обустроиться Дарья перебивалась без него, вела хозяйство, держала корову, кур, свинью. Летом собирала ягоды и грибы, продавала на рынке овощи, лесные и садовые ягоды, молоко, сметану, творог. Брали охотно, были и постоянные покупатели. Брат Григорий и его жена были первыми помощниками во всём и всегда. В город и приехал Степан после освобождения. Бывший колхозный учётчик устроился забойщиком в карьере.

Вся страна строила социализм, и Геннадий его строил. Работал старательно, норму добычи асбеста перевыполнял и от общественной работы не увиливал, но грустный какой-то был, по мнению близких.

Как-то к Дарье пришла Любаша. В город приехала с сыном повидаться и, не застав его дома, решила зайти к золовке. За чаем разговорились.

– Дружит, может, с девушкой, нет ни в общежитии, ни у вас, а сегодня выходной, – начала беседу встревоженная мать.

– У нас выходной, а он по сменам работает, пропадает на работе. Повысили его: был помощником машиниста экскаватора, сейчас машинист.

– А с девушкой не видела? Парню скоро 22, а не женат, – опять подняла тревожившую её тему Любаша.

– Что ты, парень не девушка, не засидится, выберет невесту. Видела его на днях у колонки с Таней, она в положении, воду помог ей набрать и понёс потом.

– Этого ещё не хватало! Муж-то как, если узнает?

– Плохо, Люба, она с мужем живёт. Тот и пьёт, и бьёт.

– Сама себе такую судьбу выбрала. Не хотелось бы мне, чтобы он ей воду носил, придётся потом не своих внуков нянчить.

Долгим был этот воскресный разговор, на котором решили срочно найти порядочную девушку и познакомить с ней Геннадия.

Вскоре такая девушка нашлась. За парным молоком пришла женщина, проживающая на соседней улице. У дочери ребёнок родился, а молоко не появилось, подкармливали разведённым коровьим. У дочери подружка-соседка, зовут Вера. Не красавица, 24 года, в девках засиделась, а всё потому, что скромная очень; а так образованная, бухгалтером работает, и шьёт, и вяжет, и чистоплотная. Родители обеспеченные, отец непьющий. Показывала Вера дочери моей приданое. В шкафу полно обуви, пальто не одно, шуба, а платья сама шила, все модные, шёлковые да шерстяные. Для дома там скатерти, постельное бельё, одеяла, перина. Хоть сейчас замуж, а жениха нет.

Узнав, когда Вера с работы приходит, Даша и Люба решили под предлогом посещения её соседей посмотреть на предполагаемую невесту. Дом был солидный, аккуратный. Зашли к её соседке с бидоном молока, но из-за изгороди рассматривали Веру. Стройная, худенькая, светлые с рыжинкой волосы, лицо узкое, черты его черты невыразительные, но с лица воду не пить. Всё лучше, чем ожидающая ребёнка Татьяна. И имя серьёзное, говорящее: Вера.

Познакомить удалось не сразу, причин для встречи не было. Как-то в весеннее воскресение Дарья пригласила Гену помочь по хозяйству, а подруга – Веру сходить за молоком и яйцами к Дарье. Разговорились о фильме, который шёл во Дворце культуры неподалёку от дома Дарьи, оба пока его не смотрели. Даша и предложила вечером им сходить в кинотеатр, что и сделали. Проводы, разговоры; Геннадий рассказал о кордоне, о токующих глухарях. Вера захотела посмотреть на это зрелище. Решили в следующее воскресение съездить на кордон.

На ток пришли под вечер, спрятались в шалаше, укрытом еловыми и сосновыми ветками, довольно комфортном, был там даже матрас, накрытый простынёй, одеяло с подушками – Люба постаралась. Ждали долго, но стоило того. Глухари прилетели ночью, сначала ходили по току, потом послышалось щёлканье, сначала редкое, с большим интервалом, а потом раздалась трель пощёлкивания, её заменило скрежетание.

Из шалаша Люба разглядывала забавные позы этих удивительных птиц. У кого перо к шее прижато, у кого поднято, даже вздыблено, если к нему приближается партнёр, клювы подняты, хвосты, как веер.

Сначала молчали, потом Геннадий сообщил, что во время тока птицы не слышат, складка в слуховом проходе заполняется кровью, набухает и во время пения закрывает слуховой проход. Молодые люди расслабились, стали смеяться над позами глухарей. Глухариное весеннее многоголосие, близость общения разбудили и чувства молодых людей, желание соединения, тела их сплелись, и в предрассветный час, когда сумерки начали светлеть, а на зов глухарей прилетели партнёрши, Геннадий уже обязан был жениться на Вере. Не зря Люба приготовила им в шалаше удобную постель.

Глава 3 Свадьба

Свадьбу назначили на сентябрь, очень тёплый в тот холодный год. На свадьбу Надя шла с бабушкой и дедушкой. Родители решили встретить молодых у загса. Дед вышагивал в белой рубашке, костюме, часто приглаживая прямые русые подстриженные к свадьбе волосы, щурил серо-зелёные глаза, сыпал прибаутками, пословицами, что говорило о хорошем настроении. Маленького по сравнению с дедом роста, подвижная, даже юркая, бабушка шла рядом. Как редко это бывало! Дарья в новом цветном платье и таком же платке на кудрявых светлых с седыми паутинками волосах осторожно несла шкатулку с подарком: жениху – отрез на костюм, невесте – на платье. Надька, как из пулемёта, обстреливала их вопросами:

– Почему по радио говорят каждый день, что Сталин умер, но он жив. Вот кот Митрофан задрал цыплёнка, тот не ожил, а Сталин как ожил?

– В памяти жив, – отстрелялся дед.

– А если память плохая? У меня, папа говорит, плохая, я буквы забываю, он их скажет, а я потом забуду. Сталин туда не поместится.