Перо из крыла Ангела. Тайны творчества

С унынья, тоски, одиночества

Данаи, рыдавшей во мгле…

(Песня кота Баюна)

На этот раз кот Баюн решил поведать миру о том, как женщины входили, влетали, вплывали, вползали в литературу на заре туманной юности нашего странного и несчастного мира…

– Вот хотя бы взять сестер Бронте или бедняжку Остин, – заговорил ученый кот, – были они одиноки, сиры и несчастны, и кроме убого поместья и клочка серого неба, ничего не видели, а шороха опавших мертвых листьев ничего не слышали. Ничего больше не светило им, тут поневоле писательницей станешь. Податься больше некуда, а заняться в унылые серые вечера чем-то надо.

Баюн был настроен на какой-то лирический лад, даже порыжел на глазах, – практически в костер превратился.

Алина странно заволновалась, приготовившись услышать не слишком приятную правду о себе, но Баюн повернул свое Слово совсем в другую сторону, словно почувствовав ее волнение.

– Но это только финал истории или середина, а в начале была, угадай с трех раз кто? – он яростно ткнул пальцем в небо…

Алина замерла, уверенная, что никогда не угадает. Но заглянул Баюн далеко, наверняка в их любимую античность.

– Медея, – выпалила Алина.

– Холодно, морозно, эта бы уничтожила все творчество в зародыше, остались бы от него только рожки да ножки, кто угодно, только не твоя любимая Медея, у тебя осталось две попытки.

Кот пригрозил ей игриво, хотя это значило, что если она не угадает, то тайна так и останется тайной навсегда, и клещами и иными пытками он ее из девицы не вытащит.

– Медуза, Ехидна, Пандора отпадают по той же самой причине, они разрушительницы, – подсказал кот.

– Елена, – не сдавалась Алина.

Кот почесал за ухом и произнес уже примирительно:

– Конечно, чтобы нашему графу написать «Войну и мир», Елена просто необходима, кстати, ты заметила, что она есть и в его романе – ее зовут даже так же, как твою древнюю героиню. Элен – сколько же бедняжке веков пришлось томиться, чтобы дожить чуть ли не до наших дней, и чтобы граф над ней вволю поиздевался. Но сама понимаешь, не могла она ничего написать, только поцелуи отпечатались на ее плечах, как говорил Рыжий, не больше, не меньше. Но уже в древности, когда мудрецы замолкали перед ее красой, было понятно, что никакого даже дохленько сонета, уж не говоря о большем, они не напишут. А ей когда было писать, то Тезей ее украдет, то Менелай за ней прибежит, а тут и Парис вместе с Афродитой уже подоспели, нет снова пальцем в небо, дорогая. Из Елены такая же писательница, как из меня балерина Большого театра.

Кот ерзал на месте, Алина хотела назвать Пенелопу, ведь той на своем бедном острове больше и делать было нечего, когда дорогой муж всю жизнь бродяжничает, а ты работай да сочиняй истории про тайны наслаждений, которых нет, и не предвидится. И ведь это она пряла свой ковер, совсем как писала роман, строчка за строчкой именно у нее возникали.

Она открыла рот, но кот уже подслушавший ее мысли, замахал лапой, заставляя ее замолчать:

– Это похоже на правду, но Пенелопа не наделена была таким полетом фантазии, да и опыта у бедняжки кот наплакал, тут мало что сочинишь.

Тогда Алина решила положиться на свою интуицию, но произнесла просто, не задумываясь:

– Даная, Дана, Даная.

Кот облегченно выдохнул:

– А я уж думал, что тайна так и останется тайной, и я унесу ее с собой в могилу. И нечего дивиться и голову ломать, сама подумай, девица, которая чуть ли не с рождения была подвергнута насилью трусливых безумных царей. Сначала папашка так хватался за свою никчемную жизнь, что замуровал ее в темницу, а когда насильник насильников Зевс все-таки проник туда, то царишка этот просто решил ее утопить или уморить вместе с младенцем. И это было бы не самым худшим выходом для нее. Но Зевсу нужен был Персей, Медузе – возлюбленный, из-за которого она лишилась головы, но и безголовая служила ему верой и правдой, а миру нужна была писательница-сказочница. Так все и сошлось, Даная была спасена и обречена на новые муки и житейские и творческие. Ведь дальше тоже было сплошное насилие чужого царя, всех его товарищей, сколько их там было… Как тут не начать писать всю свою историю, конечно сказку, если написать то, что было на самом деле, то содрогнется мир, нет, Даная все-таки не хотела его погубить – вот и появилась героиня, любимая всеми, кого не встретит на пути, на руках носимая обольстительница, пред красавицей и умницей каменели (в прямом, а не переносном смысле) все женихи. Если не каменели добровольно, но появлялась голова Медузы у Персея в руках, тогда уж без вариантов, камни падали на землю

Могу подтвердить, что и тот самый царь окаменел, правда, не от прелестей Данаи, чего греха таить. А случилось это, когда Персей ему показал голову своей любимой Медузы, а царь был хоть и злодей, но доверчивый злодей, такое бывало, вот и окаменел, потому что не верил, что мальчишка мог с самой Медузой расправиться, да еще и убийственную голову ему притащить в знак благодарности.

Но кто будет выяснять, отчего окаменел насильник, Даная – то сочинила совсем другую историю. Елена не сочинила, ей сочинять нечего было, а Даная сочинила – так и стала первой писательницей – ну должен же был ее Зевс как-то отблагодарить за то, что она миру Персея подарила.

– Но ты забыл один факт из того мифа – Персею Медуза подарила Пегаса, потому возможно и Данае что-то перепало, – напомнила коту старый миф Алина.

– Ничего ей не перепало, это была шутка Медузы – Пегаса она подарила тому, кому он нужен был как прошлогодний снег. Полетал на нем немного Персей, да Аполлону его и отдал, слишком дорогая и ненужная забава для него таилась в этом крылатом коне. А матушку его бедную и крылом не задел ретивый конь, как раз наоборот, университетов она не кончала, ничего о сочинительстве не ведала, да знать и не хотела, придумывала, что придется, вот и написала то, что написалось. Конечно, если бы хан ее пообещал казнить, если история не понравиться. Она бы очень сильно задумалась, стоит сочинять что-то, но никто за ней не следил. А Зевса все сатиры боялись, потому даже критиковать этого бреда не стали, один тогда уже с вывернутой шкурой ходил, когда с Аполлоном связался, а тут сам Зевс…

А беда наша в том и состоит, что если бы от Шехерезады наша женская литература пошла, то может быть и голову бы включали сочинительницы, и не были бы там беспечны. Но вы все от Данаи народились – а во тьме и сплошном насилии надо что-то красивое и легкомысленное придумать, чтобы реальность больше такой мрачной не казалась..

Алина задумалась и загрустила, конечно, кот Бегемот плут страшный, историю эту, как и все другие, он просто на ходу придумал, чтобы повеселить немного всех, кто так внимательно его слушал.

Но разве в каждой шутке нет дозы и доли правды? Разве писательницами становились счастливые и любимые создания? Да они просто жили и радовались жизни, им некогда было писать. Нет, для этого сначала надо было пройти все круги ада, закалиться, вырваться из тьмы, исключительно для того, чтобы хотя бы в своих романах прожить красивую жизнь, узнать тайны наслаждения.

Но кот уже ударил ее лапой по плечу:

– Да ладно тебе унывать, пошутил я, если не нравится Даная, давай отсчет от Ариадны вести, она вон хоть и брошена была Тезеем, но с Дионисом осталась, а там столько всего случалось, пиши свои романы – не хочу.

– Нет, – запротестовала Алина, – она предала брата и отца своего. Это еще страшнее в итоге, – предательство родных ради чужих, – последний круг ада. Не нужна нам такая писательница. Она расплатилась за предательство сполна, вот и пусть остается в своем бессмертии спокойно

– Но есть еще Фемида, – справедливая, верная, чем плоха, – не унимался кот. Он начинал заметно злиться и шипеть.

– Ненавижу всепрощение, не хочу, чтобы все становились такими. Да и что она написать может, бедняга.

Кот хотел предложить ей Афродиту, но тут уж запротестовала Алина:

– Перестань, Даная так Даная, это больше похоже на правду..

Кот самодовольно усмехнулся и протянул ей лист:

– Я вот тут к случаю стишок сочинил, так пустяки, но мне нравится. Если сам себя не похвалишь, никто не похвалит, – самодовольно заявил кот, выпятив грудь вперед.

И он скромно отошел к окну и стал смотреть, как голуби целуются на крыше, Баюн, прочитавший лекцию о зарождении женской прозы, немного устал, но был возбужден и доволен собой, а как иначе?

Даная в темнице своих заблуждений
Мечтает опять о дожде золотом,
Не ведает даже, как грозною тенью
Врывается Зевс, а что будет потом?
Персей – для трусливого деда проклятье,
И гибель для матери бедной, увы,
Из тьмы да во тьму, только Зевса объятья
И вспомнит и горькую правду молвы.

И та, что вовек не дорвется до света,
Придумала снова иные миры,
Пусть царь ее грозный потешится где-то,
Потом и ему не снести головы.
Медуза – и снова в насилии ада
Рождается бедной царевны экстаз.
И бредит, и мечется, нет, нам не надо
Судить ее строго за бред ее фраз.

Ее мастерству только бесы учили,