Анатомия обмана

– И с чего такие выводы.

Он хмыкает.

– Помнишь, Прохор заходил к нам в самом начале, когда озвучивал результаты экспертизы, оставив мать и дочь наедине?

Киваю, прекрасно помня, настороживший даже меня разговор.

Как там говорит папа обо мне? Пороху не нюхавший юнец?

– Зверева постоянно говорит с уточнениями. Это не прямой обман, Максим, но тревожный звоночек. Она десятки раз повторила: «Он не бьёт своих детей», «Он не мог этого сделать с Аней» и прочее, прочее, прочее… Знаешь, это как скрытый сигнал, что с кем-то другим он мог так поступить и кого-то другого он мог избить. Обычно такие женщины кричат, что их мужчины не обидят и мухи. Они более категоричны и непоколебимы, а эта… Что-то там есть.

– А Аня в чём мать выгораживает?

– Когда она думала, что они наедине и их никто не слышит, она попросила мать сказать правду. То есть, мать всё-таки была в курсе, каким способом её муж воспитывал неродную дочь. Но упорно продолжает это отрицать, давая показания.

Я не впечатлён.

– Я тоже это заметил. Но мы не сможем заставить девчонку потопить собственную мать. Пусть идёт как идёт.

Отец со мной согласен.

Звереву недолго ходить без судимости. Результаты экспертиз против него. Кровь на деньгах Анина. На них же его отпечатки. Его анализ крови показал, что человек крепко выпил и вполне мог бы соскочить под состояние опьянения и аффекта, если бы это был единичный случай в их семье. Телефон Анюты чист. Хотя я вообще не понимаю, что там хотел найти Прохоров. Он отчитался, что никакой активности в заявленные часы не было. Не было и сомнительных поисковых запросов.

Меня до зубного скрежета злит этот следователь. Я всё чаще ловлю себя на мысли, что он не мразь за решётку хочет посадить, любителя распускать руки на тех, кто не в состоянии дать сдачи, а уличить Аньку в обмане.

– Он всегда был таким конченым? – вырывается у меня, слыша его очередной вопрос.

– Ваша мать утверждает, что Зверев Валерий Александрович любил вас с сестрой одинаково. Равноценно вкладывался и равноценно занимался вашим воспитанием. Основным источником дохода в вашей семье был именно он. Не проще ли ему было бы вас куда-то сплавить, при такой неприязни, как вы утверждаете? Школа-интернат. Родственники по отцовской линии. – абсолютную херню несёт он.

– Девчонку сейчас рванёт. – хмыкает отец.

Перевожу взгляд на Аню. Грудь часто вздымается. Зрачки расширены. Глаза как блюдца. Незаштопанная бровь изогнута. Лицо стремительно краснеет.

– Виталий Евгеньевич, – цедит девчонка, – А вы от стула жопу открываете? Всегда здесь сидите и записываете то, что вам говорят все, кто к вам приходит?! – голос звенит злостью и высокомерием. – Кто меня обеспечивал? Я ушла из школы с девятого класса, получив аттестат. Сразу же устроилась работать в кафе, где и работаю по сей день! С тех пор и до этого самого дня я обеспечиваю себя сама! Воспитание? Вам мало ваших бумажек с освидетельствованием его воспитаний? Так давайте, тащите несколько пачек бумаги, я тоже вам расскажу массу всего интересного! А лучше сразу ноутбук! У вас же нормальный райотдел? Или до сих пор всё от руки и на тяп-ляп фиксируете?!

Горжусь этой девочкой. Вроде высказала всё следователю она, а горд я.

– Анечка, но ведь ты же сама так захотела. – лепечет её мать. – Ты ведь и шла туда на летнюю подработку.

– Мама! – рявкает Поплавская, отчего её длинные волосы взлетают вверх, вторя положению тела девушки, что вскакивает с места. – Я так тебя люблю! Так люблю тебя, мама! Но ты этого не понимаешь! Даже сейчас не понимаешь!

Фурия, вихрь, а не девчонка. Даже Прохор в шоке.

– Не ревнует ли она мать к отчиму и новой сестре? – бормочет отец, отвлекая меня от завораживающего зрелища.

– Ну таким способом вряд ли можно… – осекаюсь. До меня доходит, что отец имеет в виду.

– Если он сядет, то очень даже можно.

– Пап, ты чего? – смотрю на своего старика, сомневаясь в его благоразумии.

– Да ничего. Мысли вслух. – отмахивается он.

Я успокаиваюсь.

Всецело верю Ане. Мне плевать, кто и в чём сомневается.

Она любит свою сестру. Она вся побитая рвалась её спасать всего одну ночь назад. Она с ней играет. Проводит время. Милана улыбалась, увидев свою старшую сестру на парковке утром, когда мы выходили из райотдела и повстречались с её очень “приятной” бабкой.

Ревность к матери? Так и для этого она что-то припозднилась. Зверева в браке с отчимом Ани больше шести лет. Неужели бы не вырвалась наружу эта ревность за все предшествующие года?

Сомнительные мотивы.

– Кхм… – кашлянув в кулак, я перевожу на отца требовательный взгляд. – Почему ты и Прохоров вообще пытаетесь найти Анины мотивы? Не Зверева, а Анины. Что происходит?

– Я? – изумляется. – Я вообще ничего не ищу. Рассуждал вслух. Мне это помогает. Слуховая память и восприятие такое. То, что слышу твёрже того, что я вижу.

***

Она не понимает. По-прежнему не понимает. Не помнит ничего, что он творил годами.

Как спасать маму, свою семью, если самый близкий человек в неадеквате? Я столько всего уже рассказала усатому при матери, а она ни на миг не засомневалась, ничего не поняла, ни о чём не догадалась.

Мне чертовски больно и обидно, но ничего из этих чувств не должно просочиться наружу.

Злит меня следователь? Умышленно выводит из себя? Просто издевается? Ну и пожалуйста! Злиться и огрызаться я имею право – это нормально, учитывая сложившиеся обстоятельства.

Обеспечивал меня отчим. Ага. Воспитанием он моим занимался. Смешно, не могу, дайте поржать хоть спокойно, а не это всё. Мать моя утверждает, понимаешь ли. Шикарно. Мало того что она сидит, хлопает заплаканными глазами и ничего, НИЧЕГО не понимает и не слышит, не хочет думать, она ещё и врёт!

Взрываюсь в одно мгновение:

– Виталий Евгеньевич, а вы от стула жопу открываете? Всегда здесь сидите и записываете то, что вам говорят все, кто к вам приходит?! – усы следователя пришли в движение. У нормальных людей вверх ползут брови, а у него – усы. – Кто меня обеспечивал? Я ушла из школы с девятого класса, получив аттестат. Сразу же устроилась работать в кафе, где и работаю по сей день! С тех пор и до этого самого дня я обеспечиваю себя сама! Воспитание? Вам мало ваших бумажек с освидетельствованием его воспитаний? Так давайте, тащите несколько пачек бумаги, я тоже вам расскажу массу всего интересного! А лучше сразу ноутбук! У вас же нормальный райотдел? Или до сих пор всё от руки и на тяп-ляп фиксируете?!

– Анечка, но ведь ты же сама так захотела. – то ли оправдывается, то ли продолжает защищать этого урода мать. – Ты ведь и шла туда на летнюю подработку.

Я шла! Да, я шла в кафе подработать на лето, чтоб у меня были деньги. Хоть какие-то. Хоть на что-то, за что не придётся отчитываться ни мне, ни матери. И осталась я в кафе работать, потому что поняла, что могу эти деньги зарабатывать, а тянуть мою учёбу просто никому не упёрлось.

Конечно, я мечтала, что поступлю в какой-то колледж подальше отсюда и смогу так же работать и не загибаться, но… Уехать оказалось не так просто. Не просто корни – удавка на шее.

– Мама, я так тебя люблю! Так люблю тебя, мама! Но ты этого не понимаешь! Даже сейчас не понимаешь! – очередная попытка, подсказать матери верное направление, вырывается наружу.

В допросной становится тихо. Виталий Евгеньевич чешет свои усы, мама с настороженностью смотрит на меня, а я не могу заставить себя занять прежнее место.

– Но я тебя тоже очень люблю, Анечка… – мать подаёт голос, медленно поднимаясь на ноги.

Я не спешу бросаться в её объятия, хоть и какая-то неведомая сила меня в них толкает.

– И его, да? – хрипло отзываюсь я, отступив на шаг назад.