Господь, прибежище мое… Мой путь к Богу

Сестренки не слушались, разбрасывали вещи, игрушки. Я их наказывала, шлепала, они жаловались на меня папе, он, не разобравшись, наказывал и бил меня. Мне не хотелось жить, и я сказала: «Убей меня!» Отец пожалел меня и стал оставлять дома старших сестер, по неделе каждую, а меня отправил в школу.

Мамы не было дома уже восемь месяцев. Нам сказали, чтобы готовились к худшему, мама не выздоровеет. Я помню, как долго и горько плакала. Я понимала, наверное, лучше всех, как нам тяжело будет жить без мамы. Подавленная, уставшая, я легла спать, но вскоре проснулась от своего крика «нет! нет!». Смотрю – вся подушка мокрая от слез и я в слезах. Мне приснился сон, который я и сейчас ясно помню, как будто он приснился мне только вчера. Мне снилось, что маму хоронят, она уже на кладбище, и могила вырыта, а я бегу изо всех сил и кричу «нет! нет!», а когда подбежала к могиле, руками ее закрыла, обнимаю маму, не даю ее хоронить.

Господь спас не только маму, но и нас с папой. Через сон Он мне показал, что мама будет жива, по моей просьбе, так как детская молитва с искренней любовью к родителям и просьбой к Богу не забирать их очень сильна. Мою просьбу Господь услышал. Через неделю в контору колхоза позвонили по телефону, чтобы сообщить нам, что маму спасли, нашли сыворотку от сибирской язвы и вертолетом доставили из Киева. Маме ввели ее в вену, и ее состояние улучшилось.

Мама пошла на поправку, но умерла бабушка Домна – мама моей мамы, которая жила у брата. Маму проводить ее в последний путь не отпустили, из-за слабости. Моя младшая сестра Лиза заболела воспалением легких и ее положили в в больницу, в мамину палату, и она лежала там вместе с мамой. Только в конце мая маму выписали из больницы. Как мы радовались! А я больше всех.

Еще помню, как на праздник, день Святой Живоначальной Троицы, все уехали в церковь, а меня оставили на хозяйстве, и я от обиды и огорчения очень плакала. Я тогда пасла коров вместе с соседкой и угощала ее своим молочным киселем. Соседка хвалила – очень вкусно!

До того времени, когда я перешла в третий класс, село наше было многолюдно, в нем имелась школа-восьмилетка. Потом нашу школу объединили со школами близлежащих сел и перевели в другое село, где детей было больше. После этого жители стали уезжать из села, остались одни старики и вдовы. Я помню, что, когда я училась в четвертом классе, начали исчезать родники, мелеть и пересыхать озера, пропадать рыба. Прекратился рыбный промысел, рассохшиеся лодки лежали на берегу. Исчезли птицы, жившие у воды. Начались рыбьи заморы. Полуживую и снулую рыбу выбрасывало на берег. Ту, которая была еще жива, мы собирали у берега руками. Чайки опережали нас, они выклевывали рыбе глаза, и мы ее уже не брали. Поживиться рыбой приходили лисицы и бездомные собаки. Дожди шли все реже и все вокруг стало сохнуть, трава исчезла, вместо нее появились солончаки.

Когда я приехала в Захаровку на каникулы из школы-интерната, где училась в пятом классе, я не узнала наше село, за пять лет оно опустело. У родителей осталась одна корова, свинья и немного птиц кур, уток и гусей, да и этих нечем было кормить. Все овощи и фрукты возили из Новотроицка. От прежнего изобилия не осталось и следа. В селе насчитывалось с десяток домов, где доживали свой век старики-пенсионеры и наш дом-конюшня, стоявший возле высохших озер. Вот, что значит, Божье благословение над нами, видно, отошло оно от наших мест и страшно было видеть исполнение гнева Божьего над нами грешными. Мы жили, словно под кровом Всемогущего Отца и ни в чем не нуждались, не осознавая и не ценя своего счастья. Бог взращивал нас для Себя, чтобы мы прославили имя Его, но нам некогда было обращать свои взоры к Небу, мы погрязли в ежедневных делах и заботах и забывали про Него. Но я знаю, что все по воле Твоей и нам не познать стезей Твоих. Я была счастлива в те минуты, когда была с Тобой и Ты со мной. Твое присутствие я ощущала особенно отчетливо, когда мне было плохо, и я просила Тебя о помощи. Для Бога нет невозможного, нужно только просить с верою, и Господь даст просимое, если оно будет нам во благо. Я спрашивала у Тебя: почему болеет мама, почему угасло наше село, почему высохли озера и многое другое, даже не надеясь получить ответ. Ответы я получила. Все происшедшее с нами было промыслительно; даже мамина болезнь и отказ отца переселяться в тот момент из нашего старого дома в Новотроицк. Когда же пришел срок, Господь переселил нас.

Со временем Господь вернул воду в пересохшие озера, но прежних высоких берегов уже не было, и вода залила часть прежней суши, как раз то место, где стоял наш дом и еще два соседских, к тому времени нежилые. Дома были саманные, из смеси глины и соломы, вода их быстро размыла, и они развалились, но мы уже жили в Новотроицке, в новом доме. Спаслись в нем от вод, словно семейство Ноя в ковчеге.

Первые мультики.

Помню, как только первый телевизор появился у наших знакомых в селе Кирки, мы с сестрой Ольгой пошли к ним смотреть мультики. Туда вели две дороги. Одна из них – короткая, новая насыпная дамба. Летом, во время сбора урожая, по ней ездили машины. Зимой и весной она была непроходима для машин и пешеходов, так как вся заливалась водой и было не разобрать, где дорога, а где озера. О том, что дорогу залило, ни хозяйка, ни мы не знали. Другая дорога, старая, более длинная, вела в обход озер. Из дому мы ушли в восемь часов и добрались до места через два часа по длинной дороге, которую мы хорошо знали. Посмотрели мультики, немного поиграли с детьми, и в двенадцать часов тетя Наташа вывела нас на дорогу новую, нам не знакомую, и сказала: «Идите, по этой дороге, она короче, за час дойдете и будете дома». Стояла весна, снег таял, все было залито водой, и мы не видели дороги. Кругом вода, а на ней острова. Мы сбились с дороги и пошли по островам. И забрели на озеро. Солнце хорошо прогрело землю за день, лед отошел от берегов и стал хрупким, трескался под нами, и мы часто проваливались в воду. Слава Богу, что было озеро не глубокое, а только по плечи мне, ведь я плавать не умела, и сестра тоже. Да и сезон не для купанья, и мы не моржи. Уберег Господь! Научил, что делать! Я действовала, как взрослая: не пугалась, не плакала, а боролась за жизнь и сестру спасала. Мне, когда я сейчас это вспоминаю, страшно становится. Сейчас бы я такого сделать не смогла: в воду – со льда, из воды – на остров, а потом с острова в воду и на лед, и так три раза подряд. Только после этого мы выбрались и увидели наш дом. Наш дом стоял в километре от озера, на самом конце села и его было видно, так как перед ним других домов не было. Мы видели, как папа ходит по двору, он нас ждал со стороны той дороги, по которой мы утром ушли. Он и подумать не мог, что нас пошлют по другой дороге. Ведь и он эту дорогу не знал, ему и в голову не пришло, что это его дети там, на озере. Он думал, что это рыбаки там ходят.

Оля была меньше меня ростом, и вода ей была с головой, поэтому мне приходилось ее нести на плечах. А чтобы не мочить одежду и обувь, я снимала ее и свое пальто, и свои сапоги, и переносила их на остров или на лед, так как мне в сапогах ходить в воде тяжело было, а потом возвращалась за ней и на плечах переносила ее к вещам и одевала, а сама была мокрая. Но лед проваливался под нами, и одежда все равно намокла и отяжелела, и в сапогах вода. Я не могла такую тяжесть нести, за два раза переносила. Когда мы выбрались, наконец, на свой берег, солнце уже садилось и холодало. Мы разделись догола, отжали одежду, оделись и побежали домой радостные. Мы дрожали, как осиновые листы, но на бегу мы согрелись. Явились мы домой уже в шесть часов вечера. Папа, увидев, что мы так поздно пришли, и что мы идем с той стороны, откуда он не ждал, решил, что мы там заигрались и домой не спешили. Он очень беспокоился оттого, что нас долго не было, поэтому мне досталось. Когда же он увидел, что мы совсем мокрые и понял, что мы чуть не утонули, то растер нас водкой и посадил греться на печь. Вот так мы запомнили навсегда наши первые мультики. Больше нам не хотелось их смотреть.

Кошечка-копилка

Когда мне еще и четырех лет не исполнилось, жила недалеко от нас подружка моих сестер, и, когда их не было дома, она приглашала меня в гости. Мы играли, а потом брали копилку-кошечку и ножом доставали из нее монетку. Бежали в магазин покупать конфеты – леденцы самые дешевые на 10 копеек 100 грамм. Однажды я осталась дома одна, мне стало скучно, и я пошла к подружке-соседке. Я пришла к ней, а у них дома никого. На дверях тогда замков не было. Я открыла дверь и окликнула подружку, никто не ответил. Я вошла в дом и мне эта кошечка-копилка на глаза попалась. Я захотела вытащить, как подружка, оттуда монетку, уж очень было интересно смотреть, как она вытягивала их, а мне не позволяла, а тут представилась возможность самой попробовать. Я со страхом подошла к этой копилке, но желание побороло страх. Я взяла нож, вставила, в щелку, и монета вылетела. Я пошла в магазин и купила 50 грамм конфет. На другой день прихожу опять к ней, а в доме двери открыты. Я опять позвала, и опять никто не откликнулся, а кошечка-копилка стояла на окошке и так и манила к себе. Я взяла ножик, который лежал возле копилки. Опять вставила его в щелочку, а монетка не выпала. Тогда я стала кошечку-копилку трясти. Она выскользнула из моих рук и разбилась. Я убежала домой, не взяв ни одной монетки, и никому ничего не сказала. Рассказала я о случившемся папе, уже когда подросла, а когда призналась в содеянном, так и облегчение получила. Я просила у Бога прощения, говорила, что больше не буду. Я тогда боялась папу больше, чем Бога. Больше я никогда не брала чужих вещей. Спасибо Тебе, Господи, за тот урок!

В Геническе. Школа-интернат

Когда я перешла в пятый класс, мне пришлось вместе со старшими сестрами ездить в Благовещенку, в школу. Дороги у нас грунтовые, и после дождя ни одна машина не проедет. Нас возили в школу на грузовой машине, а когда она ломалась или шофер болел, шли шесть километров пешком. Я, после длительного пребывания в холодной воде и переохлаждения, заболела и ходить много не могла – ноги крутило, из-за этого, после Нового года, мама меня отдала в интернат в город Геническ.

Я впервые оказалась так далеко от дома. Домой я могла приезжать на летние каникулы, а в зимние и весенние каникулы мы ездили на экскурсии в другие города. Поездки эти были для нас наградой за хорошую учебу и дисциплину.

Помню свое первое знакомство с директором школы, Любовью Ильиничной. Высокая, статная женщина, с ласковой улыбкой и добрым лицом. Глаза у нее были голубые, как и у меня. Она мне сразу понравилась. Подозвав к себе, она погладила меня по голове и сказала, что теперь будет мне за маму и папу, я в их семье и должна исполнять все требования, которые записаны в распорядке школы-интерната, а маму твою мы отпускаем к другим детям, она там им нужнее.

Я представила себе, сколько всего делает по хозяйству наша мама, но нас только восемь человек вместе с мамой, а тут… Это ж сколько у нее работы!

Вдруг, слышу, что меня спрашивают: «Ты со мной согласна? Плакать не будешь?» Я ответила: «Хорошо, буду исполнять все требования и плакать не буду».

Потом пришла классная воспитательница и отвела меня к медсестре, а после медсестры – к кастелянше, тете Шуре. Та подобрала мне школьную форму, сменные платья и обувь (сапоги зимние, ботинки осенние, туфли и босоножки), колготки, пальто зимнее – и все это мне, да еще и новое! Я смотрела на это и радовалась в душе – мне не верилось, что все это будет моим. Как Золушке – повезло! Я впервые в жизни перед зеркалом примеряла так много вещей. Не помню, благодарила ли я тогда Бога, но сейчас я понимаю, что без Божьего благословения этого бы не было. И теперь, через полвека, я благодарю Господа за тот подарок и за Его заботу. Ведь я надела новую форму только, когда пошла в первый класс, и то точно не помню, новую ли, помню, что была она «на вырост». Остальная одежда от сестер доставалось, когда они вырастали, так как папа мало зарабатывал.

Когда мне все подобрали, меня вымыли в бане и одели во все новое и красивое. Я, словно из Золушки превратилась в принцессу. После этого повели в спальню, к моей кровати, застланной белой простыней и накрытой синим шерстяным одеялом, свернутым конвертом. Эта была моя первая собственная кровать, дома мы все спали на печи или с мамой на кровати. Потом меня познакомили с одноклассниками, повели в учебный корпус, показали парту и выдали в библиотеке учебники, тетради, ручки и все принадлежности, необходимые для учебы. Для занятий физкультурой – кеды и спортивный костюм. Портфеля не выдали за ненадобностью, так как в партах были полки для книг, а домашние задания делались в классе. В спальном корпусе находилась и столовая, куда нас водили строем.

При получении книг я обратила внимание, что буквы мне незнакомы и названия книг как-то по-особенному звучат. Пришли в класс, сели за парты, достали учебники для подготовки уроков на завтрашний день, спрашиваю соседа по парте – что это за буквы такие? Он мне отвечает: «Мы учимся на украинском языке». А я ведь четыре с половиной года училась на русском. Как же мне теперь быть? А это пятый класс, где уже проходят геометрию, алгебру и другие предметы, и все на украинском языке. Я горько плакала и причитала: «Забери меня, мама, домой!»

Но мама не слышала и не видела моих слез, так как уже уехала домой, а до села от Геническа было пятьдесят километров. Я думаю, мама даже не знала, что в интернате учили на украинском языке, ведь во всех других школах был русский, она в такие подробности не вникала. Ее тогда больше беспокоило мое здоровье, особенно, чтобы мне не приходилось добираться до школы и обратно двенадцать километров пешком.

Воспитатель меня успокоил, вытер мне слезы моим носовым платком и начал объяснять мне украинскую азбуку. Украинские буквы схожи, в большинстве, с русскими буквами, и я быстро выучила те, которые отличались. Со словами было хуже, их за один день не выучишь, а программа идет своим чередом. Я математику знала хорошо, поэтому все правильно решала, но не объясняла решений, так как я еще не знала достаточно украинских слов. Некоторые смеялись, что я говорю на русском. Я решала задачи и примеры у доски молча. Учитель математики видел мои знания и ставил мне пятерки, но вот по русскому и украинскому языкам положение у меня было плачевное. Устно еще полбеды – одно слово украинское, а другое русское – никто не замечал. Но, когда нужно было писать диктант на русском языке, я писала буквы украинские, а на украинском – русские, так как от страха боялась написать не ту букву. Учительница, Любовь Михайловна, моя тезка, увидела эту мою особенность, и, когда был диктант по русскому языку, она мне на ухо говорила: «Люба, будем писать украинский диктант». Тогда я писала русскими буквами, и наоборот. Так она меня выучила, и я поверила в себя – пошли хорошие отметки. К концу года я уже почти освоилась с украинским языком, но на педсовете меня решили оставить на следующий год в пятом классе, так как все понимали, что мне будет тяжело учиться, имея малый запас украинских слов. Летом же со мной позанимается воспитатель, мы поучимся писать диктанты и читать по-украински. Так я осталась на второй год в пятом классе из-за украинского языка.

Одни мои одноклассники сочувствовали мне и старались помочь, другие дразнили второгодницей. Меня это очень обижало, и частенько я плакала ночью, уткнувшись в подушку. Пожаловаться было некому: папа и мама далеко. Обидчикам своим я не подавала виду, что меня это задевает, они с полгода подразнили меня, а потом перестали.

Господь давал силу перетерпеть обиды. Спасибо Ему! Он всегда был со мной и допускал ровно столько, сколько я могла выдержать. Надо мною смеялись, а я терпела и старалась не отставать от насмешников в учебе, так что, к концу полугодия, я с ними сравнялась отметками и по русскому, и по украинскому языкам, а с остальными предметами у меня все было хорошо. Когда меня ставили в пример, то некоторые одноклассники говорили: «Она уже все это проходила, так поэтому и знает». К концу года все уже забыли, что я второгодница и больше надо мной не смеялись, так как я теперь могла и говорить, и писать на украинском языке.

Бог меня с детства учил преодолевать трудности, ведь он знал, что за стенами интерната будет труднее, а, когда с маленькими проблемами справляешься, то и с большими будет легче. Жаль, что я тогда не читала Евангелие, где пророк Лука писал (14.11) «Ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится». Я обращалась к Господу в душе, когда мне было тяжело, ведь я знала, что Он слышит нас и помогает по вере нашей и, когда Он видит, что просимое будет нам во благо наше, то и дает. Жаль, что и Библию мы не изучали в школе, может быть, тогда я совершила бы меньше ошибок в своей жизни.

Во время учебы в интернате мы часто ездили на экскурсии. Исколесили весь Крым: Ялту, Бахчисарай, Севастополь, Симферополь, Феодосию, побывали на Сапун-горе, панораме «Оборона Севастополя», в «Ласточкином гнезде», в картинной галерее Айвазовского и многих других местах.

Ходили на теплоходе в Киев через Каховское море и по реке Днепр. Когда наш корабль вошел в Каховское море, там начался шторм, волны захлестывали палубу и нам велели срочно спуститься в свои каюты. Так штормило, что теплоход валился с одного борта на другой, и мы, как куклы-неваляшки, падали, вставали, но, не успев встать на ноги, вновь падали. Небо было темное, и тучи черные и тяжелые, и молнии сверкали в небе, а после них гром гремел и дождь был с градом. Ветер дул с такой силой, что подымал волны выше нашего теплохода и кидал наш теплоход во все стороны, и, казалось, что волны затянут его в пучину. Я очень боялась воды, плавать не умела. Я просила Господа спасти нас, и Он помог, буря прекратилась так внезапно, как и началась. Во время качки большинство из нас укачало, их тошнило и рвало, а я падала, вставала и несла воду тем, кто просил и нуждался в моей помощи, укладывала в постель слабых и убирала за ними. В этой суете мы не заметили, что уже наступил штиль. В автобусах и в машинах меня не укачивало, теперь выяснилось, что и «морской болезни» я не подвержена. Наверно, Бог меня проверял на трусость, я ведь в шторм от страха дрожала, но пересилила себя и помогала, как могла, нуждающимся – «глаза боятся, а руки делают».

Нас водили на экскурсию в здание Каховской ГЭС, где вода вращала турбины, теплоход наш проходил через шлюзы: водой наполняли один шлюз, а из другого шлюза вода выкачивалась и так нас подымали, а потом опускали, это было очень красиво и впечатляюще.

На пути нашем стоял город Канев. Наш теплоход причалил к берегу, и мы все поднялись на гору, к памятнику Тарасу Шевченко, а потом продолжили свой путь к Киеву. В Киеве мы посетили Владимирскую церковь, Киево-Печерскую Лавру и другие достопримечательные места. Домой возвратились мы без приключений.

Автобусом нас возили в уникальный заповедник Аскания – Нова, уголок девственной степи, которой никогда не касался плуг. Этот роскошный оазис создал барон Фридрих Фальц-Фейн – потомок немецких колонистов, которые осваивали украинские южные степи. Так Господь знакомил нас с красотой Своего творения!

Когда я училась в восьмом классе, нас на зимние каникулы пригласили в Москву на елку. Кроме елки мы ходили в Третьяковскую галерею, на Выставку Достижений Народного Хозяйства, во Дворец спорта «Лужники», на Красную площадь, а когда нас повели в Мавзолей, и мы стояли в очереди, у меня пошла кровь из носа и не переставала идти до тех пор, пока меня не привезли в школу, где мы остановились. Те из наших, кто не смог из-за меня попасть в Мавзолей, были огорчены, и я тоже. Я так переживала, что не увидела Ленина. И мне сон приснился, что несут гроб с телом Ленина на кладбище хоронить, а людей – не протолкнуться. Видимо, Господь уберег, меня от этого посещения.

Вскоре после нашей поездки в Москву я занемогла. Мои ноги так болели, что меня были вынуждены положить на стационар, в городскую больницу. Обследовав, меня врач-специалист дал заключение – сердце больное, диагноз – «порок сердца». Я там лечилась, стояла на учете и периодически проходила госпитализацию. Мне очень хотелось быть врачом или медсестрой, я с удовольствием помогала медсестрам разносить таблетки больным, раздавала термометры, а потом их собирала и записывала показания в карточку, где отмечалась температура пациента. Я ходила на кружок медицинских сестер и нас там всему учили. Врач увидела меня бегающей с градусниками, позвала, медсестру отругала, а меня приказала привязать к кровати, пока я не пообещала ей, что бегать без надобности не буду.

Однажды пришла меня проведать Галина Никитична, врач из школы-интерната и ей рассказали, что я не лежу, а бегаю. Тогда она попросила меня выписать и забрала к себе домой, у нее было двое сыновей: Сергей и Александр и нам было весело. Галина Никитична считала меня своей доченькой. Я у нее бывала часто, пока она работала у нас в интернате, а потом приехал ее муж, и она перешла работать директором в медицинское училище в Геническе. Она мне говорила: «Школу окончишь, приходи в училище – подадим документы, и будешь учиться, а жить будешь у меня или в общежитии».

Я попала в больницу в конце января, а выписали меня в марте. Это был последний, выпускной год и нужно было сдавать экзамены, но меня не допустили – врачи сказали, что мне нельзя волноваться. Мне выставили оценки те, которые я заработала в течение года. На второй год не оставили. У меня была аллергия на все медицинские препараты, врачи меня перекормили лекарствами. Врачи мне велели в течение двадцати лет не принимать аспирин и года два не учиться – отдохнуть, дать организму покой.

Получив аттестат об окончании восьмилетки, я подала документы для поступления в медицинское училище города Геническа, но, оказалось, что там не принимали студентов из Новотроицкого района, так как в 1969 году в нем открылось свое медицинское училище, а я, по паспорту, была жителем Новотроицкого района. Мне сказали: «Пришел приказ из вашего района студентов не принимать, поезжайте в свой район и поступайте там». Я не пошла к Галине Никитичне – не хотелось «по блату» поступать и, не простившись, уехала домой.

Херсон. Кооперативное училище

С Новотроицким медицинским училищем у меня тоже не получилось. Видно, у Господа на меня были другие виды, спас Он меня от неправильного выбора. Меня же за своеволие Он вел тернистыми путями к моей специальности, как евреев по пустыне и наказывал любя, когда я отклонялась от Его воли. Я решила поехать в Херсон, поступать в Кооперативное училище, учиться профессии повара-кондитера. Учиться нужно было два года. Папа одобрил, сказав: «Голодная никогда не будешь». Я даже и не знала, что моя сестра Нина уже окончила это училище и получила специальность пекаря.

Собрав все документы, нужные для поступления в училище, я пошла на автовокзал, взяла билет на Херсон и приехала туда в два часа дня. Пришла в училище в третьем часу. Приемная комиссия работала до двух часов, и все ее члены уже ушли.

Что делать? Ведь я не знаю никого в этом городе. На гостиницу денег нет, только на обратную дорогу. Я сейчас только поняла, что меня «пас» Господь и все мои проблемы решал, а мне казалось тогда, что это я такая умная. Благодарю Тебя, Господи, за все, хоть и с опозданием на пятьдесят лет! Я и тогда благодарила Господа, ведь без Него я ничего не делала, всегда просила Его помочь. Я вышла из училища, села на ступеньки у входа, решив сидеть здесь всю ночь, до утра. Еды у меня с собой не было, вещей тоже никаких, только лакированная маленькая мамина сумочка, которая застегивалась вверху металлическим замочком – там лежали документы и деньги.

Вечером ко мне подошла женщина-сторож и спросила, почему я здесь сижу. Я рассказала ей, что, пока добиралась, опоздала на комиссию, теперь жду завтрашнего дня. Идти мне некуда, а на гостиницу денег нет. Она меня пожалела и сказала: «Давай я тебя пущу в класс, где учатся, там парты, ты поспи на столах, все-таки не на улице». Я обрадовалась, пошла в класс, сдвинула парты, положила сумочку под голову и уснула. Меня разбудил стук в дверь; сторож привела в класс абитуриентку, приехавшую еще позже меня. Мы познакомились. Ее звали Людмила. Она была из Ново-Маячка и тоже приехала поступать на повара-кондитера. Под утро мы замерзли, но настроение наше от этого не ухудшилось, мы были довольны и счастливы, от того, что нас приютили, и, признаюсь, на парте гораздо лучше спать, чем на улице.

Утром сторож вывела нас из класса, чтобы никто не узнал, что мы там ночевали. Мы от души поблагодарили ее и сели на ступеньках у входа в училище ждать прихода сотрудников приемной комиссии. Они пришли, приняли наши документы и велели ждать вызова. Будет отборочная комиссия, и после нее нам или пришлют отказ или зачислят в студенты. Мы с Людмилой помчались на вокзал, там пожелали друг другу удачи и уехали каждая к себе домой.

Дождавшись вызова из училища, я опять уехала в Херсон, уже на учебу. Я приехала раньше, за день до начала учебы – надо было найти себе жилье. Познакомилась в училище со своими сокурсницами, и мы решили снять комнату на четверых. Комнату нашли недалеко от училища, в ней были железная кровать и старый диван с зеркалом. Тамара и Галина положили свои вещи на кровать, а нам с Людмилой достался диван. Мы устали от поисков жилья, быстро приготовили себе ужин, поели и улеглись спать. Утром надо было рано вставать и бежать на лекции.

Я закрыла глаза и почувствовала, что меня кусают. Клопы! Я лежала, боясь пошевелиться, чтобы Людмила не подумала, будто я чесоточная. Лежала и терпела. Кусали меня недолго, и я уснула. Утром я встала, а Людмилу не узнать: у нее глаз заплыл, лицо отекло, вся покусана, в волдырях, и постель вся в крови. Видно, когда ворочалась, клопов, напившихся крови, раздавила. Она не пошла в училище, а отправилась с хозяйкой в аптеку – покупать дезинфецирующее средство от клопов. На следующую ночь мы спали на полу, вытравить всех клопов мы не смогли, и они продолжали нас кусать. Людмилу больше всех; а моя кровь им не подошла, меня почти не кусали.

На третий день мы не выдержали соседства с клопами и стали подыскивать другое жилье. Когда нас спрашивали, почему мы уходим с прежней квартиры, мы честно отвечали, что из-за клопов. Услышав про клопов, домохозяева тут же отказывали нам в сдаче. Так продолжалось, пока кто-то нам не посоветовал не говорить про насекомых, а придумать другую причину.

Мы послушались совета и быстро нашли себе комнату. В этой квартире другую комнату снимали два летчика гражданской авиации. Помню одного из них, Александра Лютикова, он подарил мне книгу – справочник по математике для поступления в высшие учебные заведения и разъяснял мне непонятный материал. Он мог подарить эту книгу не мне, а кому-нибудь из моих подруг, мы ведь все общались друг с другом и жили у одной хозяйки. Теперь я знаю, что у Бога не бывает случайностей.

Господь меня благословил таким образом, чтобы я училась по этой книге и поступила в техникум, а потом в институт. И меня подталкивал к ней, чтобы брала ее в руки и учила. Я всю жизнь думала, что сама училась решать примеры и задачи по алгебре, геометрии и физике, а это Он мне помощников посылал, когда я была в затруднении. При переезде в Санкт-Петербург на таможне у меня пропал ряд книг, в их числе и справочник по математике, и Библия. Со временем Господь открыл мне, что попустил этому случиться потому, что тому, к кому эти книги попали, они принесли пользу, а у меня лежали бы мертвым грузом. Библию же Господь послал мне новую, чтобы я могла подарить ее другим, нуждающимся в ней, кого Он благословлял ею через меня.

Постельное белье мы получили у кастелянши в общежитии. Общежитие находилось в центре, а училище – на краю города. С деньгами у нас было туговато, мы везде ходили пешком, экономили на проезде, тогда и пятак нам был большим подспорьем. Слава Богу, что Херсон относительно небольшой город. Нам выдали матрас по подушке, одеялу и по две простыни. Я и сейчас помню, как мы тогда с Людмилой узел этот тащили на плечах через весь город. От усталости мы падали на свой узел, прохожие смеялись, на нас глядя, мы тоже смеялись – от безысходности. Только к вечеру добрались мы до училища. Сил нести этот тюк у нас больше не было, мы оставили его у охранника и отправились за подмогой. Когда мы пришли на квартиру, наших однокурсниц там не оказалось, но, к счастью, там были парни. Мы рассказали им о нашей беде с узлами, и они вызывались помочь – им это было не в тягость. Так началось наша самостоятельная жизнь.

За пять лет жизни в интернате я привыкла, что всем необходимым меня обеспечат и мне ни о чем не нужно беспокоиться: оденут, накормят, экскурсии, праздники, кружки и т.д.. Жила я, как при коммунизме, все общее и обо всех одинаково заботились, а, если что не так, бежали к воспитателю, учителю, врачу или директору, знали, что помогут.