И удавка на шее – наградой,
Среди стен в съемной квартире.
Будни скромные скрашены пляской,
Тел в безумстве рвущие цепи,
Как игра с любовью на прятки,
Кто быстрее сгорит в этом темпе.
Бой по рёбрам как в барабаны,
И мотивчик знакомый до боли,
Где-то там в песках брели караваны,
А у нас свой аншлаг и гастроли.
От смущенья закат упал краской,
Ночь прикрылась черной ночнушкой,
Сморщил тополь листвы складки,
А у нас тут свои погремушки.
Пахнет алым. Просрочено утро.
Вскрылись вены у синего неба,
В клочья ночь, и луч перламутром
Мне узлом завяжи руки крепче.
Скрип кровати ноктюрном пьяным,
Губы в кровь, кожа содрана с мясом,
Смехом в такт навзрыд фортепьяно,
Жёстко-грубый наш танец страсти.
Тише, тише, тише
Бархат поцелуев по запястью кожи,
Заклинаньем шепот,
Ласковый и сонный,
Взмах ресниц и тает отраженье томно,
Сверху накрываю волосами шёлком,
Пальцами чертила,
Линии по коже,
В вены страсть вводила,
В положенье лежа.
Разбудила зверя, тише, тише, тише,
Тени повторяют все движенья наши,
Подливая масло,
В страсть огонь желанья,
Пыткою признанья, сердце замирает.
Больно нестерпимо, нестерпимо сладко,
Молнией рассыпались,
Стоны отпечатки,
С абажура тенью в зеркалах осколки,
Разбивая стены,
В мир огромных стекол,
Страсти бесконечный стон ужасно долгий,
Тише, тише, тише, нежно, потихоньку.
Стоном оживает жертвенное ложе,
Грубо в такт ласкает,
В положенье лежа,
В темноту скатилось время небылицей,
В положенье стоя об висок стучится.