– Сат? – удивилась она.
– Серафима? – в тон откликнулся тот. – Доктор, у вас отличный вкус, я в этом никогда не сомневался. Только осторожнее – ее легко вывести из себя! Неустойчивая психика – так, кажется?
– Откуда ты так хорошо знаешь русский? – привычно огрызнулась Сима.
– Благодаря ловким пальчикам нашего гения, – весело откликнулся Сат.
Машина тем временем тронулась. Вместо руля рука Сата сжимала джойстик.
– Прикуси язык и смотри на дорогу! – приказал Анджело Сайенс.
– А как я буду слушать ваши наставления? – Сат так и сидел, обернувшись к ним, и вслепую вырулил из огромных ворот. У Серафимы от испуга перехватило дыхание. Ей показалось, что они непременно впишутся в рекламный щит на повороте. Лицо Сата выражало веселье, но Симу пугал его серьезный прожигающий взгляд. Нахальный андроид не хуже своего создателя видел ее выразительные глаза с поволокой, соблазнительную грудь и гладкую кожу.
Глухая перегородка с легким шелестом отделила пилотажную рубку от салона. Флаер поднялся на небольшую высоту, и Сима забыла и о Докторе, и о Сате.
Да, Лондон будущего был великолепен. Он уверенно стремился ввысь, а у своего подножия лелеял прекрасные парки. Здания совершенно неземной архитектуры, казалось, презрели закон всемирного тяготения. Воздух заполняли летательные аппараты, передвигающиеся явно по каким-то правилам. Анджело Сайенс увлекательно рассказывал о городе, о зданиях, о людях, которые там работают и творят.
Во время экскурсии из флаера выходить не пришлось, но Анджело Сайенс объяснил, что пешеходные дорожки мягко пружинят под ногами.
– Как все эти… аппараты не сталкиваются друг с другом в час пик? – удивилась Сима.
– Каждый флаер перед взлетом автоматом связывается с сетью диспетчерских, которые и ведут его по воздуху. Высота зависит от дальности полета и загруженности линий.
– Везде так?
– Да, везде. Сеть диспетчерских есть в каждом городе и контролирует весь городской транспорт. Для междугороднего существует своя сеть, от городской она не зависит, но связана с ней.
– А если автоматика дает сбой?
– Что ты, Серафима, какой сбой? Есть контроль и взаимозаменяемость элементов сети. С самого начала развития сети сбоев ни разу не было, поверь!
– Нас тоже ведет сеть?
– Нет, но нам предоставлен воздушный коридор. Все заранее обговорено. В следующий раз мы погуляем с тобой в одном из городских парков.
– А белки там водятся? – улыбнулась Сима.
– И белки, и лисы, и барсуки, и лебеди, так же, как и в твое время.
В восемь вечера Сат припарковал флаер к отелю невероятных размеров, нижний этаж которого занимал ресторан.
– Мы не пойдем в большой зал, – сказал Анджело Сайенс. – Внизу, под первым этажом, есть уютное местечко, куда я и приглашаю тебя на сегодняшний ужин.
Они вышли из флаера, и Анджело провел спутницу мимо швейцара, который с достоинством поклонился. Место, куда король генетики пригласил свою «любимую пациентку», и в самом деле подкупало уютом. Небольшой богатый зал, оркестр наигрывает негромкую музыку. Столиков и гостей немного, величественные сеньоры в обществе антично красивых женщин. Все знали Анджело Сайенса, и владыка медицинской империи здоровался с каждым поименно, представляя Серафиму по имени.
Сайенс усадил Симу в удобное кресло и уселся сам, недостигаемый для всех, как скала в море. Сима приосанилась. Она опасалась, что посетители сожрут ее глазами, но этого не случилось. Если и был интерес к ее персоне, то его умело скрыли.
– Я нечасто выбираюсь из Лаборатории, так что я благодарен тебе за этот вечер. Чувствуй себя, как дома, – посоветовал Анджело Сайенс.
– Это ваш ресторан?
– Нет, я никогда не ужинаю в своих ресторанах.
Сима приняла небрежное замечание к сведению. Анджело с заботой посмотрел на нее.
– Тебя что-то беспокоит?
– Знаете, мистер Сайенс, этот Сат…
– Не стоит из-за него портить вечер. Скоро он отправится на Зертилию. Там он с блеском применит свои возможности. Здесь я использую его как охранника, пилота и шофера, а это все равно, что компьютером забивать гвозди. Пусть работает на Зертилии, раз не хочет спокойно жить на Земле.
– В смысле, спокойно умереть? Ему ведь осталось недолго?
– Да, он очень старый.
– Вы называете старостью четырнадцать лет?
– Это старость для андроида.
– Но почему?
– Видишь ли, Серафима, андроид, как и человек, после появления на свет начинает активно познавать окружающий мир. Разумеется, у него с самого начала есть желания, но осмысливать их он начинает только со временем. Андроид гораздо более совершенен, чем человек, и физически, и умственно, я об этом забочусь. Однако он рождается сразу взрослым, и не успевает осмыслить, что можно делать, а что нельзя, для этого, как оказалось, необходимо детство, и весьма длинное, как у человека. Вот, к примеру, у него появится желание, осуществить которое ему мешает конкретный человек. Андроиду можно вбить в голову, что людей убивать нельзя, моя команда постоянно этим занимается, а если желание возьмет верх? А уж чувство жалости! Мы то и дело сталкиваемся с фактом, что андроиды осознают чувство жалости с большим трудом. Жалость, сострадание у них имеются, но личное эго сильнее! Досадно даже. Нет времени для социальной адаптации, как у ребенка, вот в чем дело.
– Его можно запрограммировать, чтобы он был безопасен для человека, – заметила Сима.
– Мои андроиды – не роботы, милая девочка.
– Выходит, андроиды жестокие?
– А ты обрати внимание на детское общество. Оно безжалостно. Жестокость – основа выживания организма, именно она берет верх в экстремальных ситуациях. Гуманизм необходимо воспитывать, он возможен только в цивилизованном, устоявшемся обществе без катаклизмов, а жестокость заложена природой. А что бы было, если бы дети обладали физической силой андроида, его интеллектом? В конце концов, ребенка можно приструнить силой.
– Значит, ваши андроиды все-таки опасны!
– Ни в коем случае, – поднял палец Анджело Сайенс. – Иначе я не выпускал бы их «в люди» даже в Лаборатории. Лишь прожив бок о бок с хомо сапиенс, андроид становится опасным, и вина за это лежит только на человеческом обществе.
Сима обреченно вздохнула и посоветовала:
– Сделайте жизнь ваших творений длиннее, тогда он все успеет понять.
– Успеет. Но до этого он может многое успеть сделать. Это опасно.
– И поэтому они умирают, можно сказать, в подростковом возрасте.
– Серафима, сдается мне, что ты держишь андроида за человека. Эта твоя притча во языцех, Сат, по сравнению с человеком всего лишь удачный набор генов. Я понимаю тебя, он очень похож на обычного человека, но это только потому, что он достаточно пообтерся в общении с людьми.
– В таком случае, мы тоже набор генов.
– Мы – творение природы, а андроиды – мое творение, то есть творение человека. Я вовсе не претендую на роль Господа, который каждого, даже самого захудалого сапиенса наделяет душой. Мне это, знаешь ли, не под силу. То, что создал человек, несоизмеримо с созданиями Божьими.