Мобильник

– Да мне сегодня вечером никто не поверит!

– В смысле? – спрашивал Янь Шоуи.

– В том смысле, что сегодня я сидел за одним столом с самим Янь Шоуи, – продолжал восхищаться Лао Хэ. – Не думал, что наше национальное достояние окажется таким простым человеком.

Только тут Янь Шоуи понял, что попался на удочку Лао Хэ. Однако, будучи уже навеселе, он пощупал себя за голову и пошутил:

– Да, я тоже обычный человек.

Он никак не ожидал, что сидевшая напротив У Юэ вдруг холодно заметит:

– А кто же вы еще, если не обычный человек? Янь Шоуи, а вам не кажется, что ваша известность несколько дешевая?

Сидевшие за столом, равно как и сам Янь Шоуи, остолбенели и уставились на У Юэ. А та, пристально глядя на Янь Шоуи, продолжала:

– Вы просто телевизионная картинка. За пределами телестудии вы – никто!

Ее слова вызвали некоторое замешательство. Янь Шоуи даже несколько протрезвел. Пока они ужинали, он ни разу не обратил внимания на У Юэ. Сама У Юэ тоже не претендовала на то, чтобы заговорить или сфотографироваться с Янь Шоуи. Сейчас же, глядя на нее, Янь Шоуи сразу оценил ее томные глаза. На секунду они широко открылись и словно мечом пронзили Янь Шоуи в самое сердце. Хотя ее замечание прозвучало несколько колко и эпатажно, по сути оно было разумно. Янь Шоуи протянул к ней свой бокал:

– Премного благодарен за напоминание, а то я бы и не понял, что съел несколько зубчиков чеснока. Выпьем.

Этот его тост разрядил атмосферу за столом. Директор издательства поспешил заметить:

– Лао Янь не единственный, кто является телекартинкой. Взять, к примеру, наших партийных лидеров или руководство страны. Попади они в династию Цин, их бы чтили как императора, но зато, появись они на улице, их никто бы и не признал. Выпьем.

К концу ужина Янь Шоуи окончательно напился. Перед сном все пошли на прогулку под луной к озеру Жуциньху. Вниз прямо со скал в лунном отблеске с журчанием стекали струйки воды. У Юэ к концу банкета тоже захмелела. Постепенно они с Янь Шоуи отделились от группы сослуживцев. Хмель обоим развязал руки. У Юэ чуть наклонилась, обнажив под луной свою белоснежную талию, которая оказалась даже белее, чем сама луна. Руки Янь Шоуи тут же устремились к ее коже. У Юэ, откинувшись, захохотала, после чего вдруг вплотную прижала свое лицо к носу Янь Шоуи:

– Ты хочешь заняться со мной любовью?

Эта ее фраза снова отрезвила Янь Шоуи. Не то чтобы раньше он не гулял на стороне. Просто в случаях с другими девушками он добивался их постепенно, ему еще никогда не предлагали переспать вот так вот, в лоб. Янь Шоуи отдернул от нее руки. Заметив его растерянность, У Юэ, снова откинувшись, захохотала. Потом она вдруг провела своей рукой по лицу Янь Шоуи и сказала:

– Я в сто втором.

После этого она бросила Янь Шоуи и поспешила присоединиться к коллегам впереди.

Далеко за полночь Янь Шоуи спустился с третьего на первый этаж и вошел в сто второй номер. Что это было, чего только стоили ее груди и стоны! Они одновременно достигали вершины экстаза. А каким жаром исходила ее кожа, похоже, градуса на два горячее, чем у обычных людей. Прикасаясь к ней, можно было расплавиться, хорошо еще, что есть кости, способные выдержать такую температуру. А еще у У Юэ имелось кое-что не поддающееся описанию, что-то типа тоненькой антеннки, выходящей изо лба, благодаря которой она не только отправляла, но и получала сигналы. Впервые в своей жизни Янь Шоуи познал, что такое полное удовлетворение. Вместе с тем этот опыт подтвердил, что до этого он удовлетворения не испытывал, включая общение с Юй Вэньцзюань и другими женщинами. Все прошлые разы вдруг показались ему совершенно пресными и безвкусными. Однако и это еще не все. Более всего его возбуждало, что во время близости У Юэ не переставала сыпать самой отборной матерной бранью. И совращенный ею Янь Шоуи следовал ее примеру, выкрикивая самые непристойные и грязные словечки, которые он никогда раньше не произносил вслух. С двух часов ночи и до шести утра эти двое не могли утихомириться. Без передышки работали как их тела, так и их языки. Кроме телесного удовлетворения, они испытали удовлетворение душевное – от выплеснутой словесной грязи очистилось все их нутро. Как будто после замусоленной одежды надели чистую рубашку, подарившую ощущение общей свежести. Когда рассеялась ночная мгла, наступило ясное утро. Янь Шоуи впервые оценил пользу от бранных слов. Благодаря им человек словно заново рождался, очищаясь и душой, и телом. Такое вот дезинфицирующее средство. Когда в то утро Янь Шоуи явился на съемочную площадку, ноги у него подкашивались, да и говорил он как-то сбивчиво. Да Дуань быстро распорядился отключить камеры и подошел к нему: