– Ради бога. Как прошла ваша поездка?
Я сознаю, что мои двадцать минут неумолимо истекают.
– Отлично. Не возражаете? – я кивком указываю на диктофон. – Мне хотелось бы вывести ваш голос в эфир. Разумеется, когда вы будете готовы.
Он облизывает губы и смотрит на мой рот.
– Можете начинать прямо сейчас.
Я включаю диктофон. Загорается красный глазок – наблюдающий и записывающий циклоп. Я остро сознаю точку зрения моей потенциальной аудитории и формулирую вопросы таким образом, чтобы получить желаемые ответы. Передо мной возникают разные линии разговора и лучшие способы их проведения. Я ощущаю себя автором этого продукта.
– Как было упомянуто в письме, мой подкаст…
– Я знаю о вашем подкасте, – говорит он тихим, скрипучим голосом. – Я слушал. Мне известно о вас.
– Я… да, я была не уверена, что вы можете получить доступ к таким вещам.
– Есть многое, чего вы еще не знаете, Тринити Скотт.
Он внезапно подается вперед и хлопает ладонями по столу. Я вздрагиваю.
Он смеется, потом сипло хохочет.
– Но я приложу все силы для вашего просвещения, юная Тринити Скотт.
Возмущение нарастает изнутри, превращается в гнев, а затем перерождается в нечто гораздо более темное, сложное и глубокое. Я стискиваю зубы.
– Так же, как вы «просветили» Лиину Раи? – спрашиваю я, глядя ему в глаза. – Вы были ее консультантом по профориентации, вы давали ей внешкольные уроки по английской литературе.
Он проводит языком по нижней губе.
– Да, все верно. Многообещающая ученица. Так скажите мне, что вы хотите узнать?
Я немного смещаюсь на стуле, беру блокнот и карандаш и просматриваю свой список вопросов, потому что мои мысли разбежались в стороны. Я уже выбилась из графика, и мне нужно эффектное высказывание. Я сразу перехожу к одному из главных вопросов.
– Почему сейчас, Клэйтон? Вы не говорили ни слова о вашем преступлении, но почему-то решили сделать это сейчас, – я делаю паузу. – За эти годы вы получили множество запросов от ученых, журналистов и авторов документальных детективов. Почему вы выбрали меня?
Он откидывается назад и сцепляет руки за головой, демонстрируя свои мускулы. Доминантная поза.
– Вы имеете в виду, зачем я выбрал хорошенькую начинающую радиожурналистку? Не потому ли, что старый Клэй Пелли хочет посмотреть на свеженькую, живую женщину? Он хочет, чтобы она пришла к нему, потому что ему наскучило столько лет жить за решеткой… потому что у него никого не было после четырнадцатилетней Лиины?
Жар ударяет мне в щеки. Он снова подается вперед.
– Как вы думаете, почему?
Теперь будь осторожна.
– Власть, – отвечаю я. – Ваше молчание было последним остатком некоей власти и контроля над Лииной и ее родителями. Вы лишили их объяснения в суде. Вы не дали прессе никаких ответов. Ваше молчание было чем-то вроде последней заявки на контроль над общиной Твин-Фоллс, над школой и учениками. Над следователями, которые пришли за вами, арестовали вас и посадили сюда, – я ненадолго замолкаю. – Но со временем эта власть истощилась, потому что никто больше не приходит к вам со шляпой в руке и не умоляет об откровенной беседе. О вас забыли. Вы потерялись за монотонностью времени в четырех стенах. Потом вдруг появляется популярный подкаст о настоящих преступлениях, и вы принимаете мое предложение. И… да, это своеобразное развлечение. У вас снова появляется возможность немного поуправлять чужим поведением, – я прищуриваюсь. – Например, поведением молодой женщины.
Он ухмыляется и склоняет голову набок.
– Но вы получаете кое-что взамен, правда? Расскажите, Тринити, в чем состоит ваша цель. Рейтинги?
– Расширение аудитории. Да, больше людей будут слушать мои подкасты. И… ваш случай действительно интересует меня.
– Мой случай нельзя назвать необычным. Мужчина насилует и убивает юную женщину. Это происходит постоянно.
– Но учитель не каждый день становится насильником и убийцей. Муж. Отец. Это поднимает стоимость ваших акций.
– Думаю, вы мне понравитесь, Тринити Скотт, – он широко улыбается. Сексуальный контекст считывается без труда. И мне вдруг становится нехорошо. Слишком много кофе и адреналина, слишком мало сна. И он мне не нравится. Отвращение подкатывает мне к горлу, и, что бывает очень редко, я задаюсь вопросом, что я вообще здесь делаю. Но часы тикают. У меня есть обязательства. У меня есть спонсоры. По многим причинам мне нужно довести дело до конца.
– Давайте начнем с Лиины, – твердо говорю я. – Почему она?
– Вы имеете в виду, зачем выбирать ее среди всех остальных учениц?
– Да. Я получила копии всех материалов вашего дела. Судя по записи вашего признания, Лиина не случайно оказалась в ту ночь на мосту Дьявола. Пьяная и одинокая. В темноте, где никто не мог ничего увидеть. Вы пестовали ее. Вы нацелились на нее. Финал под мостом был результатом этого. Так почему Лиина?
– Она была не такой, как остальные.
– В каком смысле?
На его лице появляется странное выражение. Скрипучий голос звучит еще тише, чем раньше.
– Почему она была не похожа на остальных? Думаю, вы знаете ответ. Наверное, все знают. Лиина не была хорошенькой и сексуальной девушкой. Она была… слово «обыкновенная» было бы явным преуменьшением, да, Тринити?
Кровь бросается мне в лицо.
– Значит, ее внешность делала ее отверженной среди сверстников? Это делало ее более легкой мишенью?
– Давайте, скажите это, – поддразнивает он. – Лиина была безобразной. Во всяком случае, так она сама говорила о себе. Другие девочки и мальчики из школы называли ее уродиной. Они придумывали ей разные клички: «толстуха», «чудо-юдо», «бетономешалка», – он следит за моим взглядом. – Они тиранили ее.
– Значит, ею было легче манипулировать, поскольку она была лишена любви и внимания? Потому что она была изгоем?
– Лиина была неуклюжей в обществе сверстников, и да, она изголодалась по ласке и доброжелательности. Но она также была одаренной девочкой. Поэтому она перешагнула через два класса в уроках английской словесности и поэтому я дополнительно занимался с ней. Думаю, в наши дни ей бы поставили диагноз «расстройство аутистического спектра». Она была талантливой поэтессой. Глубоко внутри нее обитала прекрасная душа. Люди не замечали эту душу за всем остальным.
Я испытываю легкое потрясение.
– И поэтому вы убили ее? Потому что она была одаренным изгоем и обладала прекрасной душой?
Молчание. На его виске пульсирует жилка. Он оценивает меня, возможно, размышляет о том, что собирается сказать мне, изменяет свое мнение.
Я нацеливаюсь на трещину, которую различила в его броне.
– Вам нравилась Лиина?
В его глазах мелькает огонек неподдельного чувства. Понимание ошеломляет меня, как удар: Лиина действительно нравилась Клэйтону. Мой интерес вытеснил страх.
– А вы ей точно нравились, Клэйтон. Это очевидно из нескольких страниц ее дневника, которые удалось обнаружить. Она писала о том, как вы обучили ее юнгианской концепции Тени. Она писала, что у нее и у вас опасные Тени.