Почти идеальная жизнь

Теперь в голове крутилась только одна мысль: «Чего еще я не знаю?»

Она посмотрелась в зеркало заднего вида, открыла дверь и встала. Мак в салоне застонал:

– Эди. Пожалуйста.

Она подождала возле машины, пока он выйдет и закроет дверь. Сунув клатч под мышку, она взяла его за руку и вошла в ресторан.

– Доктор и миссис Свон, – произнесла администратор излишне громко, после чего официант обошел стойку и скрылся. – Мы очень рады, что вы пришли к нам сегодня. Ваш столик будет готов через секунду.

Эди прошептала благодарность и усилием воли заставила улыбку оставаться на месте. Она думала про всех людей, которые соберутся здесь. В первых рядах будут Тидвеллы: Тодд Тидвелл учился вместе с Маком на врача, и Эди недавно проектировала новую пристройку к их дому. Будут Джейкобсы, Логаны и Маури – все готовые купить Маку пива и предаться воспоминаниям о школе и баскетболе. Друзья из церкви, из клиники Мака, из района. Диана ненадолго завезет Томаса и Эйвери, и сестра Эди, Бланш, вероятно, тоже появится. Если найдет время в своем плотном светском графике на вечер пятницы. Даже родители Мака приехали из своего нового дома в Северной Каролине на сороковой день рождения единственного ребенка.

Так много людей, которые любят и уважают Мака Свона. Так много людей, которым надо думать, что в семействе Свонов все прекрасно.

Вернулся официант и, улыбаясь, пригласил их:

– Прошу сюда.

Они последовали за ним, лавируя между столиками, а когда подошли к двери во дворик, Эди отошла в сторону, чтобы Мак вошел первым. Он помедлил, но она упрямо смотрела чуть выше его плеча. Наконец он шагнул мимо нее. Официант открыл дверь, и на них обрушились музыка, радостные возгласы и ликующий рев праздничных свистелок.

* * *

Все были в прекрасном настроении. Опустошались и вновь наполнялись винные бокалы, звякали пивные бутылки, смех и разговоры неслись из каждого уголка дворика. Стол в дальнем конце был накрыт любимыми блюдами Мака: креветки фри, кукурузные шарики, капустный салат и ребрышки барбекю. В углу на высоком стуле сидел один из друзей с гитарой и гармоникой на шее и пел все, начиная с Джеймса Тейлора и Стерджилла Симпсона и заканчивая «Grateful Dead» и Джоном Мейером. Кованые столики были расставлены по извилистому дворику, создавая небольшие уединенные карманы, где велись более задушевные разговоры. В горшках цвели поздние цветы и вьющийся плющ. Свечи и гирлянды белых огоньков давали как раз нужное количество света.

Этот вечер должен был стать идеальным. Одним из тех свободных от ответственности вечеров, когда они могли есть и пить сколько угодно, смеяться с друзьями, наслаждаться приятной беседой, может, станцевать несколько медленных танцев, а потом отправиться домой и, если не слишком устали, посмотреть, что принесет ночь.

Вместо этого они притворялись. По крайней мере Эди. Она не могла точно знать, что происходит у Мака в голове или на сердце, но каждый раз, глядя на него через двор, видела его напряжение. Стресс всегда накапливался в его шее и плечах, заставляя наклонять голову вправо-влево или растирать шею сзади. Это было не так очевидно, чтобы заметил кто-то посторонний – или если и заметили, то, вероятно, просто решили, что у него болят мышцы после спортзала или более энергичной, чем обычно, игры в баскетбол, – но Эди видела.

И подобно тому, как стресс ощущался у Мака в шее, у Эди он ощущался в животе колючим комком, который не дал съесть ничего, кроме одной креветки.

Чуть ранее мама Эди привезла детей, как они и запланировали, и те сразу же бросились к Маку с объятиями и возгласами «Поверить не могу, что ты не знал!» и «Поверить не могу, что Томас не проболтался!». Они ели свои порции ребрышек и креветок и вежливо улыбались, пока взрослые ахали, как сильно они выросли.

Ее папа тоже заглянул, выбравшись из своего охотничьего домика. Он поцеловал Эди в щеку, пожал руку Маку и обнял Томаса и Эйвери. Сердце Эди заболело еще сильнее, когда она увидела, как он высматривает маму. Когда он наконец отыскал ее, его плечи опустились, однако он не подошел к ней. Она была слишком поглощена разговором с одной из медсестер Мака и не заметила, что он смотрит.

Или по крайней мере сделала вид. Когда, пробыв совсем немного – он никогда не любил праздники, папа пробирался сквозь толпу к выходу, мама прервала разговор, чтобы проводить его взглядом. На ее лице смешались грусть и досада. Прошел год, как родители Эди разъехались, и это до сих пор казалось ей таким же неестественным, как и в день, когда они сообщили ей о своем решении.

Через час или около того мама увезла детей, и Эди стало чуть легче дышать. В их присутствии – видеть их лица и знать, что их жизнь вот-вот перевернется, – откровение Мака жалило еще больнее.

В какой-то момент, когда Эди собрала открытки и пакеты с подарками, которые скопились на столиках, кто-то похлопал ее по спине. Наставник Мака, доктор Фитцджеральд.

Он крепко обнял ее обеими руками. От него пахло корицей и еще чем-то экзотическим с привкусом дыма.

– Эди. Ты устроила мужу изрядный праздник.

Она улыбнулась.

– Спасибо. Я хотела… Ну, я рада, что праздник удался.

Фитц обернулся, чтобы видеть гостей.

– Я видел Томаса и Эйвери. Удивительно, как растут дети. Хотя уверен, ты в курсе, видя это день за днем.

– Да. Кажется, будто они все еще должны бегать в подгузниках и с сосками.

На другом конце двора к Маку подошли его родители. Его мать, Луиза, в строгом кремовом свитере и жемчуге, поцеловала воздух возле его щеки. Дэвид, его отец, чопорно пожал ему руку. Каждый раз, видя этих троих вместе, она удивлялась, как у таких церемонных, безэмоциональных людей мог родиться настолько свободный и дружелюбный Мак.

– Как работа? – спросил Фитц. – Есть интересные новые клиенты?

– О, все хорошо. Ничего слишком безумного. Хотя есть один человек, который попросил спроектировать ванную вокруг фортепиано.

Фитц округлил глаза:

– Фортепиано? В ванной?

Она кивнула:

– Рояль. Конечно, это большая ванная, и он сказал, что акустика идеальная. Но тем не менее.

– Но тем не менее, – согласился Фитц.

– Синтия здесь? Я ее не видела. – Он замешкался на секунду дольше, чем следовало, что дало Эди возможность присмотреться к нему. Его рот открылся, как будто он забыл, что хотел сказать. – Она в порядке?

– О, да. Да. Просто ей надо было остаться дома сегодня. Позаботиться кое о чем. – Он помолчал. – В остальном у тебя все нормально?

Абрахам Фитцджеральд был добрейшей души человеком, учтивым, ласковым великаном. Обычно ей нравилось, что он всегда задает верные вопросы или говорит именно то что нужно. Но сегодня его деликатные вопросы казались назойливыми.

– Все хорошо. – Она постучала по кромке открыток в руке. – Спасибо, что пришел. Я рада видеть столько людей, пришедших ради Мака. Мне надо убрать это в сумочку.

– Конечно-конечно. Я все равно подошел за парочкой кукурузных шариков. Только не говори Синтии.

Она улыбнулась:

– Твой секрет в безопасности.

Когда она складывала открытки и пакеты на пустой стол у двери, у ее локтя появился Мак.

– Привет, – тихо промолвил он. – Я весь вечер пытаюсь вернуться к тебе, но меня постоянно останавливают поболтать.

– Все хорошо. Это твой праздник. Так и должно быть.

– Я знаю, но…

– Эди! Мак!

Они оба повернули головы на вопль. К ним с полным бокалом мартини, пошатываясь на высоких каблуках, семенила Лиса, жена Карлтона. Обоих они знали целую вечность. Ее светлые волосы лежали каскадом рельефных волн, а белый комбинезон с открытым плечом демонстрировал такие же рельефные руки.

Лиса обняла ее, расплескав немного спиртного – хорошо, что на землю, а не на Эди, потом потянулась к Маку.

– С днем рождения, большой парень. Каково быть первым, достигшим отметки четыре ноль?