Изгнанники, или Топ и Харри

– Я не поеду с вами.

– Нет? Я думал, тебе тоже надо на ту сторону Миссури.

– Хау. Но я поскачу один.

– Ну как знаешь. Но мужчина один в этой глуши – это нехорошо. Поехали с нами! Я буду рад.

– Я не хотел бы обидеть моего бледнолицего брата, но я не могу поехать с ним на его ферму. Я объясню. У меня с Тачункой-Витко личная вражда. Тачунка-Витко взял тебя под защиту, Адам Адамсон, тебя и твою жену, твоих детей и твою землю. Тебе не подобает принимать тотем Тачунки-Витко и вместе с тем приглашать к себе в гости его заклятого врага.

– Ах ты, незадача, и впрямь неудобно. А что, вражда такая сильная?

– Хау.

– Жаль. Тогда ты прав. Спасибо, что честно мне все сказал. Тем более жаль, что не поскачешь с нами.

Адамсон позавтракал, а из лавки вышли Томас и Тео. Мины у них были довольные, а старина Абрахам ругался им вслед:

– Вот негодники! Вернуть мне капканы! И тюк вшивых шкурок, и я сиди теперь со всем этим. Никогда с вами больше не буду иметь дела, никогда! До свидания!

– До свидания, старый родоначальник! До свидания!

Они подошли к Маттотаупе и Адамсону:

– Ну, что вы скажете? Не проговорили и часа, а дело уже сделано. Но пушнина, которую мы привезли, первоклассная.

– Тогда можем выезжать? – буркнул Адамсон.

– Как скажешь! Но Топ не переоделся.

– Он с нами не поедет.

– Почему это?

Маттотаупа заговорил сам.

– Наши пути расходятся, но мы остаемся друзьями, – сказал он с такой определенностью, что следующий вопрос застрял у Томаса в глотке. – Прощайте!

Адамсон и близнецы встали. Томас сокрушенно качал головой. Фермер еще раз кивнул индейцу с признательным, благодарным взглядом.

Маттотаупа остался рядом со своим Пегим и смотрел вслед троим через открытые ворота, пока они не объехали озеро и не скрылись в утренней дымке прерии.

Теперь он был совсем один.

Поначалу он ничего не планировал, а просто поскакал к тому холму, где провел ночь с Мудрым Змеем и Харкой. Там он стреножил Пегого и лег в траву на склоне, чтобы спокойно наблюдать за факторией и индейцами на озере. Он хотел прежде всего дождаться, когда уедут четверо дакота, с которыми имел дело Адамсон. Пока он лежал под солнцем на холме, уже густо покрытом весенней травой, и поглядывал во все стороны, мысли работали помимо его воли, а то и против воли, как основной поток, который сопротивляется волнам, гонимым встречным ветром. Он не хотел подвергать сомнению собственные решения, но ситуации и слова, приведшие к этим решениям, снова ожили в его памяти. Изначально у него было намерение взять Харку с собой, когда отправится, чтобы отомстить Тачунке и забрать Уинону из вигвама на Конском ручье. Ему казалось естественным, что он поскачет с Харкой, делившим с ним все превратности жизни в изгнании и превозмогшим их. Но потом под вопросительным взглядом вождя сиксиков Горящей Воды он вдруг почувствовал сомнение, правильно ли он поступает, беря с собой мальчика на опасное дело по собственному желанию, когда обстоятельства его к этому не вынуждают. Харка и сам хотел поехать, Маттотаупа знал это. Но Тачунка-Витко наверняка не оставил своего намерения выкрасть мальчика и воспитать его при высших вождях и шаманах дакота, а пребывание опального Маттотаупы в землях дакота могло в любой момент стоить ему жизни. Нет, Горящая Вода был прав, то, что задумал Маттотаупа, было вовсе не детским делом. В вигваме сиксиков Харка был в надежном месте и мог вырасти в большого воина и вождя, не отрекшись от своего отца, даже если отец падет от руки врага. Это знание дало Маттотаупе внутренний покой, и из образов его фантазии исчезло прощание, которое далось одинаково тяжело и отцу, и сыну; Маттотаупа думал теперь о грядущей осени и о встрече с Харкой – в тот день, когда Маттотаупа сможет принести в вигвам скальп Тачунки-Витко, двуствольное ружье и привести свою дочь Уинону, а его сын Харка, Убивший Волка, встретит их ликованием.

Солнце уже стояло высоко в небе, когда с востока показался одинокий всадник, скачущий к фактории. Маттотаупа заметил его еще тогда, когда он виделся глазу не больше ягодного зернышка; но вот подъезжающий становился все яснее и отчетливее, и у Маттотаупы проснулся интерес. В этих местах редко бывает, чтобы мужчина пускался в путь в одиночку. Индеец, не имея неотложных дел, присмотрелся к всаднику внимательнее. Это был бледнолицый, он скакал в седле. Мягкая шляпа с опущенными полями скрывала его лицо, была видна лишь черная борода. Крупный, рослый парень был отлично вооружен. Маттотаупа провожал его глазами, когда тот достиг фактории. Чернобородый остановил своего пятнистого коня перед воротами и огляделся. Казалось, он раздумывает, въезжать ли ему внутрь частокола.

Вид этого всадника все больше приковывал к себе внимание Маттотаупы. Ему чудилось, что он его откуда-то знает, хотя где и когда мог видеть такого чернобородого ковбоя или охотника, он не припоминал. Если бы он услышал голос этого мужчины, то сразу вспомнил бы, в этом он был убежден. Поэтому он распутал своего мустанга, вскочил на него и шагом направился к открытым воротам.

Бородатый всадник в мягкой шляпе тут же обернулся к подъезжающему Маттотаупе и, казалось, на мгновение застыл от неожиданности, но затем пришпорил своего коня и в галоп пустил его навстречу индейцу. Он поднял коня на дыбы перед Маттотаупой, сорвал шляпу и крикнул в полный голос, который индеец тотчас узнал:

– Мой краснокожий брат!

Маттотаупа был рад, что тот не выкрикнул его имя, так что индейцы у озера не узнали, кто он. Сам он тоже не хотел произносить имя всадника, не выяснив прежде, почему тот вдруг стал носить бороду, выкрашенную в черный цвет. Он ответил лишь:

– Мой бледнолицый брат!

– Да, это я! Я Фред, ты понимаешь? Фред.

– Мой брат Фред.

– Мой брат Топ! Идем, немного посидим в этой фактории.

Оба въехали во двор, направились ко второму блокгаузу и там привязали коней. Фред сразу вошел в дом, служивший помещением для ночлега, и теперь утром там было пусто. Маттотаупа последовал за ним. Внутри блокгауза было сумрачно. Пахло табаком и потом. Скарб гостей и покупателей фактории лежал на местах их ночлега. Фред сел в свободной середине помещения; лицом к двери.

– Топ, Топ! – тихо сказал он. – Как хорошо, что я тебя встретил. Куда ты путь держишь?

– Я убью Тачунку-Витко, он оскорбил меня и похитил ружье Харки. Потом заберу мою дочь Уинону и привезу ее в стойбище сиксиков, где теперь сам живу с Харкой.

– А я-то думал, что вы нашли себе приют здесь. Ведь в Миннеаполисе вы не могли открыто говорить о том, что поскачете к черноногим.

– Об этом знал только ты, мой бледнолицый брат.

– К сожалению, не только я. Черт его знает, когда и при ком ты или Харри проболтался или намекнул на это. Может, мальчик при Старом Бобе, с которым он работал. Так или иначе, но на тебя идет охота, и я хотел тебя предупредить!

– И кто же вышел на мой след и почему?

– Да подумай сам, Топ! Наше последнее гала-представление в виде ковбоев и индейцев в цирке Миннеаполиса не прошло незамеченным. Господин с белыми волосами в седьмой ложе – припоминаешь?

– Хау. Во втором антракте он говорил со старейшинами племени дакота и с Харкой.

– Да, тот самый. Он заявил в полицию, что это дакота во время восстания в Миннесоте два года назад застрелили его мать и сожгли его ферму. К счастью, все дакота уже сбежали, когда дело дошло до полиции и началась вся эта свистопляска. Это ты отлично организовал тогда.

– Хау.

– Так я и думал. Они, должно быть, все давно за границей в канадских лесах. Хорошо. Меня оклеветали! Эта продувная бестия, блондинка-кассирша, что была у нас в цирке в Омахе и вела всю кассу, так вот, эта подлюка, шакалюга паршивая обвинила меня, что я украл деньги! И эта тупая полиция гонялась за мной, чтобы взять и прикончить. Но я ускользнул. Не за каждым воришкой они могут угнаться. Ведь каждый день происходит что-нибудь новенькое. Мне только это лето надо скоротать, а потом старые дела забудутся. Но на тебе, мой краснокожий брат, висит очень даже серьезное дело, к сожалению. Белых людей они тебе не простят! Ты убил Эллиса, этого негодяя инспектора манежа!

– Я его застрелил.

– То-то и оно. Ты пристрелил его на выезде с манежа в конце представления и после этого сразу ускакал с Харри в бездорожную глушь.

– Хау.

– Эллис был подлая тварь. Рональда, укротителя, он чуть не довел до самоубийства, хотя тот кое-что умел. Он собирался отравить тигров, чтобы вогнать Рональда в полное отчаяние, а нашего Харри он хотел побить после представления, потому что мальчик был за Рональда. Да, вот такой подлец. Заслуживает не одной пули. И все было бы хорошо, если бы вы не раструбили, что собираетесь к черноногим. Тут они и вышли на твой след, а ведь эти идиоты в полиции не разбираются, подлец или не подлец. Для них человек считается человеком, а убийство считается убийством. Им же никогда не понять, что ты не убивал, а совершал возмездие.

– Хау.

Маттотаупа повесил голову и смотрел в пол этого сумрачного помещения, поначалу не говоря ни слова.