Мертвый невод Егора Лисицы

Он не смутился:

– В общем, конечно, именно в нем! Пришло на ум поэтическое совпадение из строк Шекспира. Трагический случай с Офелией.

– Турщ сказал, вы не нашли признаков утопления.

Чуть нагнувшись, он начал снимать платок и венчик с головы покойницы.

– Вы городской специалист, вам и выносить вердикт. А вот и о сходстве с Офелией, смотрите-ка.

Волосы девушки были длинными, а не по моде на городской манер «а-ля гарсон»[10 - Стрижка «под мальчика».], и лежали, как водоросли. Фельдшер, разбирая пряди, вынул смятый стебель цветка. Приоткрыл саван, в складках ткани тоже оказались цветы. Полевые, блеклые, вроде колокольчики.

– Положил кто-то в домовину, не в привычках здесь, но все же трогательный жест, – сказал фельдшер.

– Это местное растение? Какое, не знаете?

– Это… – он поднес стебли почти к носу. – О! Интересно. «Персты покойника», или «плакун-трава». Нет, погодите. Это цветок ятрови. Ботаническое название – ятрышник, семейство Orchidaceae. А народное – несколько смелое. Основано на внешней схожести корня растения с мошонкой. На латыни scrotum, яичко – testis. Корень используют как приворотное зелье – суеверие, конечно.

– Цветы растут там, где нашли тело?

– Вполне может быть, вполне. Рано цветет, встречается нечасто – на мокрых солончаках, в песке… У нас тут были поразительно теплые недели. А потом вот снова, – махнул за окно: снег летел, как перья.

Мы разложили свернутые в узел вещи покойной. Жакет городского фасона, ткань хорошего качества, но в пятнах засохшей грязи. Видны повреждения – мелкие дыры, торчащие нитки.

Разгладив подол юбки, фельдшер снял с него зацепившийся жесткий стебель.

– То же растение, но иного рода. Чертополох, точнее, бодяк красноголовый. Защита от порчи и дурного глаза. Коробочки с колючками, старые, цепкие, видимо, еще с зимы, новым цвести пока рано.

– Там, на поляне, я его не заметил.

– Разумеется. Он растет большей частью в оврагах.

– Вы удивительно много знаете о растениях.

– О, я тут увлекся ботаникой. Не дает закиснуть, да и польза для дела существенная. К народным средствам не нужно относиться свысока. Природа суть лекарство. Или вот, взять язык цветов: «крапива» означает «боль». А, допустим, Nymphaеa аlba? Нимфея. Попросту – кувшинка белая. Здесь ее много, скотом не поедается. «Нимфея» означает «отказ от лжи».

Рогинский бубнил над ухом еще что-то. Я уже не слушал. От непростого дня и почти бессонной ночи голова у меня гудела, как горшок, по которому хорошенько треснули палкой.

* * *

Для исследования тел власти то и дело печатали новые регламенты, в которых, однако, судебно-медицинский эксперт оставался главным действующим лицом, коему предписывалось «оказывать полное содействие». Я вытурил фельдшера из «прозекторской» – его присутствие и болтовня мне мешали. Тем не менее необходимы были понятые… Ладно, обойдусь пока. Частенько приходилось отступать от правил.

Подкрутил керосиновые лампы. Убрал марлю с окна. Оно выходило на поле и залив, но и сюда долетал усиливающийся гул голосов во дворе больницы.

Не слушая, повторяя про себя рифмованные строчки – по привычке, чтобы сосредоточить внимание, – я занялся делом. Все нужное я привык иметь при себе – иглы, губки, бечевку и сургуч для запечатывания пастеровских пипеток и пробирок. Банки с притертыми пробками и камфара, чтобы приглушить запахи во время исследования тела, нашлись здесь.

Уже тщательнее осмотрел вещи Рудиной. Головки чертополоха срезал, завернул в бумагу. На блузе с тряпичным галстуком не было верхних пуговиц. Под воротником – плотные масляные капли. Снял немного пинцетом, рассмотрел – по виду темный свечной воск. Вырезал часть ткани в надежде собрать отпечаток, но фрагменты были тонкими, смятыми, распадались.

Я проверил карманы жакета – нашлась круглая оправа, вещь недешевая, узор на синей эмали. Вывернул карман над листом бумаги, прошелся щеткой по швам. Посыпались сверкающие крошки – разбитое зеркальце. Следы пальцев на оправе смазаны. В другом кармане обнаружилась сложенная красная косынка. Обувь сильно поношена, дырочки замазаны чернилами. У туфли обломан каблук. Судя по состоянию одежды, Рудина бежала или пробиралась через кустарник – шиповник или терн. Надо бы узнать, какой дорогой она возвращалась. Проезжий тракт, которым мы добирались до пристани, один, но пешком наверняка можно спрямить. Подол юбки спереди в засохшей грязи – видимо, не раз падала. Место, где ее нашли, этот Гадючий кут, не так далеко от дороги. Но там нет колючего кустарника, фельдшер сказал «голощечина» – всюду мелкий белый песок… Как там сказал Турщ – демонстративная выходка, плевок в лицо власти?

Я посмотрел на девушку – сомкнутые веки. Тело обмыли, подготовили для похорон. Открытые части – руки, лицо – все в мелких царапинах, кровоподтеках. Непохоже на укусы или следы ударов тела о камни. Скорее все то же – колючий кустарник. Несколько ссадин. Такие повреждения возникают, если человека с силой тащить по неровной жесткой поверхности.

Кое-где на теле пятна – сначала я подумал, что это следы ушибов, но, достав сильную линзу и разглядев, разобрался, что материя, в которую завернули тело, видно, была такая дрянная, что краска въелась в кожу, оставила следы. Время смерти совпадает с установленным фельдшером.

Прибавив света, я сделал первый продольный надрез и начал вскрытие. В легких воды нет, что ожидаемо. Мозг, внутренние органы.

Исследуя ткань сердца, заметил зону некроза, окрашенную в более светлые тона, ее оттенок постепенно менялся на желтовато-серый. Это значило, что приток крови к сердечной мышце внезапно резко сократился.

Сердце. Английский медик, анатом Гарвей, сравнивал процесс перекачки крови в сердце с работой насоса, бесконечно повторяющего один и тот же цикл. Удар – кровь идет по артериям – потом по венам – снова удар – и завершение круга. Что могло вызвать остановку сердца у молодой, крепкой деревенской девушки?

Проверил на яды, и в первую очередь на дигиталис. Он вызывает повреждения, сходные с теми, что возникают при параличе сердечной мышцы. В деле отравителя Поммерэ, триумфе французских судебных медиков, преступник использовал этот яд, добываемый из наперстянки.

Однако ни следа известных растительных ядов.

Места тут кишат змеями… Гадюки весной медлительны, укус вряд ли станет смертельным для взрослого человека. Но только если он здоров. Яд дает довольно серьезный отек, опухоль бывает такой, что лопается кожа. Я проверил зрачки – непохоже, следов укуса не нашел. Я постоял, опершись на стол, прикинул. Признаки подходят под осложнение инфаркта миокарда. В просторечии «смерть от разрыва сердца».

В гимназии по классам ходила затрепанная книжка о приключениях гения русского сыска сыщика Путилина[11 - «Гений русского сыска И. Д. Путилин» – серия рассказов Романа Доброго (под этим псевдонимом печатался писатель Роман Лукич Антропов).]. Уговор – прочесть за ночь. Проглатывали при свечке, вздрагивая от шорохов: то ли родители заметили полосу света и будет взбучка, то ли преступник-горбун «с дьявольски злобным лицом» лезет в окно. И вот там-то, помнится, была история о смерти от сильного испуга. Смерть от испуга и возможна-то только в бульварных романах. Это факт, как выражается товарищ Карась. Но леший меня раздери, если я сейчас не с ней имею дело!

У страха есть «проводник» – надпочечники. Они выделяют в кровь вещество адреналин, недавно открытый в Северо-Американских Штатах. Когда к жертве подбирается хищник, адреналин, как хлыст лошадь, подстегивает, толкает бежать, спасаться. Я снова поглядел на мелкие дырочки – пуговички у ворота блузы вырваны с мясом. Она задыхалась, искала воздух. Бежала, не разбирая дороги, не замечая царапающих веток. Резкий выброс адреналина… при осложнениях с сердцем… Надо расспросить фельдшера и родителей, жаловалась ли Рудина на боли в груди, страдала ли ишемической болезнью. Исследуя тело, я установил еще одну причину возможной общей слабости. Очевидно, накануне в городе она сделала аборт. Неплохой мотив, если отец ребенка женат и не хочет огласки.

В судебно-медицинский протокол я, поколебавшись, вписал понятым Турща, а фельдшера – своим помощником. Что же, ruptura cordis – разрыв сердца. Сознательно так убить нельзя, случайно – можно. Выходит, смерть – случай? Но последующая выходка с телом явно умышленная.

У двери загремели голоса, я накрыл тело простыней. Стук сапог. Вошел Турщ, отряхивая мокрый снег. Спросил:

– Ну что?

– Инфаркт, – сказал я. – Разрыв сердца.

– Отлично. Конец пересудам!

Турщ бросил взгляд на тело, цокнул и вышел.

У больничного крыльца собралась небольшая толпа. Женщины, завидев меня, замолчали, но глаз не опустили. Я узнал среди них мать Рудиной.

– Товарищи! – Турщ возвысил голос до торжественного. – Медицинский работник, присланный из города, из Доноблугро, точно установил, что смерть товарища Рудиной наступила от болезни сердца.

Его перебили выкрики, гул усилился:

– Наброд[12 - Приезжий человек, не казак (местный диалект).]! Уж он так знает!

– Поди брешет, гундор[13 - Болтун (местный диалект).]!

– Балабон[14 - Пустомеля, празднослов (местный диалект).]!

– Вредные слухи…

– А ну!

Крики стали громче, лица – злее. Я поднял руку.